– Я тебе помогу, – сказала я, сожалея, что сама не вспомнила про Гарваль. – Ты ведь это знаешь, правда? Но сперва мне надо найти сестру.
Найти Адрану – и сообщить ей самую страшную из всех новостей.
Она была в комнате костей «Рассекающей ночь», когда мы захватили корабль, и ей хватило здравого смысла остаться там, пока шло кровопролитие. Никто из нас, конечно, не знал, где находится эта каюта, но – как я уже успела узнать – ее следовало искать как можно дальше от шумных частей корабля и как можно ближе к внутренней части. Искать примерно посередине всегда было хорошей стратегией, и, работая методично, от центра наружу, вскоре можно было обнаружить кости, как бы ловко команда ни пыталась скрыть свое самое ценное достояние.
Боса, стоило отдать ей должное, сделала все, что могла. Дверь и запорное колесо были спрятаны за фальшивой перегородкой, которая вставала на место после того, как кто-то входил. Но я бы разорвала этот корабль на части собственными ногтями, если бы это понадобилось.
Я постучала в дверь, воспользовавшись нашим условным стуком, и уже начала сама поворачивать колесо, когда почувствовала, что Адрана тоже напрягает мускулы. Колесо вращалось, пока не превратилось в размытое пятно, а затем дверь распахнулась, и мы снова оказались вместе.
Я записала слова на бумаге, десятки тысяч слов, больше, чем существует миров с именами, и если вы дочитали мои красные каракули до сих пор – и учли историю с моей рукой, – то у вас есть представление обо всем, что случилось со мной с того момента, как мы встречались с сестрой в последний раз. Я видела, как ее схватили на «Монетте», утащили прочь от меня по другую сторону двери, и потом страдала несколько недель, не зная, жива ли она. Видела, как истребили команду Рэка, как жестоко обошлась с ними Боса, и познала пределы, до которых способна дойти, чтобы мое сердце продолжило биться. Я видела Тревенца-Рич и побывала в шарльерах, а это больше, чем многим разумникам удастся когда-нибудь совершить. Я видела все миры снаружи Собрания и осознала, какой маленькой мерцающей лужицей жизни выглядит то, что мы называем Тринадцатым Заселением. Видела, что оставили нам призрачники, держала в руках ловчую ткань и смотровой камень. Болтала с пришельцами и роботами и обнаружила в себе такую жестокость, что сама едва не вздрагивала при мысли о том, кем стала. Я отвернулась от своего дома и бросила отца умирать; и хотя я начинала задыхаться, думая об этих вещах, а также о том, что произошло в Нейронном переулке, в лавке брокера конечностей, не могу сказать, что сожалела о шагах, которые привели меня к этому моменту. А также о месте, куда я попала, и о женщине, которой стала.
Боса Сеннен никогда не собиралась превратить меня в кого-то, кем я не являлась, но она это сделала, и если бы я однажды снизошла до подобия благодарности к ней, то только за это.
Адрана сначала не узнала меня в тусклом свете комнаты костей. Дело было не в доспехах. Я их к тому моменту уже сняла, и от этого почувствовала себя так, словно сбросила темный плащ угрызений совести и дурных намерений. Нет, ее сбило с толку то, как я выглядела без доспехов. Она слегка отпрянула, и я не могла ее за это винить. Дело было не только в светлячке или жестяной руке, не только в жестком выражении моего лица, которое все чаще выглядело строгим и сердитым, даже когда я этого не желала. Дело было в ярости в моих глазах, в слабых проблесках безумия и в том, что это меня нисколько не тревожило.
Мы поначалу не говорили. Просто обнялись – крепко, по-настоящему, зная, что нас больше не разлучат. Я слышала шумы, доносившиеся из остальной части корабля, но с тем же успехом они могли раздаваться из другой вселенной. Я вернула свою сестру.
Нам не нужно было многое друг другу говорить, по крайней мере сначала, и мы не нуждались в пришельческих черепах, чтобы обмениваться мыслями. Мы всегда общались на языке, который не нуждался в словах, не имел ничего общего с мертвыми чужаками и костями с начинкой, которые они нам оставили. Мы просто были сестрами и знали друг друга лучше, чем кто-либо другой.
Прошло много времени, прежде чем Адрана отстранилась от меня достаточно, чтобы окинуть взглядом с головы до ног.
– Что они с тобой сделали?
И я дала единственный честный ответ, на какой была способна:
– Они не делали ничего. Я все сделала сама. Я осознавала, на что иду. Я Фура Несс, и я выбрала сделаться такой, какая я есть.
– Если бы я тебя уже не знала, – проговорила Адрана, – я бы сказала, что ты меня пугаешь.
– Хорошо.
– Говорят, от светлячка меняются.
– От многих вещей меняются. Если он уже проник в мое серое вещество, может там и оставаться. Мне нравится, какая я сейчас. – Я шевельнула пальцами в ее руке. – Даже эти жестяные пальцы. Все не так плохо. Они с каждым днем все чувствительнее. – Я помедлила. – Мы захватили «Рассекающую ночь». Она теперь принадлежит нам, не Босе. Мы владеем этим кораблем и можем делать с ним все, что захотим.
Я знала, что сознательно замалчиваю о тысяче трудных дел, с которыми предстоит разобраться, прежде чем корабль действительно станет нашим, но еще мне было ясно, что мы решим все проблемы одну за другой, потому что мы теперь команда.
– Как ты думаешь, это поможет нам вернуться на Мазариль? – спросила Адрана.
– Могло бы. Но не думаю, что там для нас что-то осталось. – И я поняла, что должна сказать правду сейчас, пока она не начала гноиться, отравляя то, что было между нами. – Его нет, Адрана. Отца больше нет. Он умер.
– Умер? – тихо спросила она.
– Он был нездоров, когда мы уезжали. Мы это знали. После того как я вернулась, стало еще хуже. Но ты не должна винить себя.
– Винить себя?
Я сказала не те слова и в былые времена приложила бы множество усилий, чтобы пощадить ее чувства, но сказанного не воротишь, так что я могла лишь смягчить эффект.
– Мы взвалили на него тяжелое бремя беспокойства. Он внушил себе, что ты мертва, потому что так было проще, чем цепляться за надежду, что он увидит тебя снова. Я читала твой некролог, Адрана. Прямо перед тем, как уехала.
– Когда он умер?
Слова застряли у меня в горле, но я их выдавила:
– В то утро, когда я уехала. Паладин отправился со мной, и…
– В то утро, когда ты уехала. О, Фура. Наверное, это было ужасно.
Она прижалась головой к моей голове, и я подумала, что в этом есть сестринская доброта, как будто Адрана собиралась меня обнять так крепко, что наши слезы смешаются и мы почувствуем их соль на губах. Как будто она намеревалась сказать, что я тоже не виновата и не должна винить себя больше, чем она сама.
Но вместо этого я ощутила холодное лезвие у горла.
– Он умер или ты бросила его умирать? Как все случилось, Фура?
Я попыталась отодвинуться, но клинок, который она приставила к моей шее, никуда не делся.
– Мне очень жаль…
– Думаешь, я не знала? Боса рассказала мне об этом несколько недель назад. Она собирает обрывки, передачи, когда только может. Некрологи. Он был не таким уж известным, наш отец, но удостоился абзаца. А Боса надеялась, что эта новость позволит нам сблизиться, и была права.
– Она не обратила тебя, – сказала я, едва выговаривая слова, чтобы она не перерезала мне горло. – Если бы это случилось, ты бы предупредила ее о ловушке.
– О, я думала об этом, – призналась Адрана. – Но потом спросила себя: что полезнее? Намекнуть Босе на ловушку или посмотреть, что я получу, когда она в нее попадет? Видишь ли, она говорила, что я та самая. Не сейчас, пока я еще слышу шепоты из костей, но потом – я должна была стать ее избранницей. Понимаешь, все так устроено… по крайней мере, было устроено. Боса выбирает ту, кто займет ее место, ту, у кого есть способности. Это был нетрудный выбор, Фура! Я могла читать, складывать числа, и это уже ставило меня в начало очереди. Но к тому же, по ее словам, я умна, как Боса, и могу быть хитрой, если нужно, и она знала, что вскоре я взгляну на мир ее глазами.
Мне нужно было, чтобы она продолжала говорить, поэтому я спросила:
– И каково это – смотреть на мир ее глазами?
– Боса не так уж плоха, Фура. Ее такой выставляют. Но на самом деле именно Боса все эти годы совершает благое дело. Это Боса разгадала суть пистолей, и если от правды о них у тебя не застынет в жилах кровь, то я даже не знаю. Это души, Фура. Души умерших. Только они не совсем мертвы.
Я слышала, что она говорила, но слова не имели для меня никакого смысла. Во всяком случае, так было тогда.
– И что теперь будет?
– Прямо сейчас? Все просто. Ты сказала, вы прикончили ее команду? Тем меньше проблем для меня, в особенности если ты привела новую. Я могла бы продолжать читать кости, но зачем, раз теперь есть ты? Будешь моим новым чтецом костей. Ты ведь почти так же хороша, как я… ну, разве что чуть-чуть хуже.
– У нее другие планы.
Я услышала голос, а потом щелкнул предохранитель арбалета.
– Прозор, – произнесла Адрана таким небрежным тоном, словно в последний раз они разговаривали всего несколько часов назад.
Гостья наполовину вошла в комнату костей, в одной руке держа арбалет, другой упираясь в дверной проем.
– Убери нож от ее горла, детка.
Я почувствовала, как холодный край отодвинулся. Сделала первый глубокий вдох с того момента, как она приставила ко мне нож. Я как раз собиралась что-то сказать, объяснить или извиниться за то, что сделала моя сестра, но Прозор, должно быть, решила, что все и так достаточно ясно. Она одной рукой перевернула арбалет и с хрустом опустила приклад на голову Адраны.
Адрана обмякла рядом со мной, вздохнула и начала уплывать из моих рук.
– Не убивай ее, – сказала я.
– То, что мы сделаем или не сделаем с ней, может подождать, – сказала Прозор, протягивая руку, чтобы выхватить нож из безвольных пальцев Адраны. – А пока что я подумала, что тебе будет интересно узнать, что я нашла Гарваль. Это не заняло много времени, ведь я знала, где она. Но я нашла кое-что еще.