– Едва ли, – возразил Олтмэн. – Собственно, это просто невозможно. Сигнал тот же самый.
– Вы не почувствовали ничего необычного? Ничего странного? – спросил Маркофф.
– Нет, – покачал головой Олтмэн.
– А вы, Хендрикс?
– Не знаю, сэр.
– Не знаете?
– Когда мы достигли глубины две тысячи метров, я почувствовал себя немного странно. Это было что-то вроде дурного предчувствия.
– Стивенс, – позвал Маркофф, и к нему тут же подошел ученый.
Вид он имел внушительнее некуда, однако лицо было доброе-доброе.
– Проведите полное психологическое обследование Хендрикса. Если у вас возникнут хоть малейшие подозрения, разрешаю отстранить его от дальнейших погружений. Если все будет в порядке, завтра с самого утра они оба отправятся под воду.
Олтмэну снова снились сны. Он проснулся посреди ночи мокрый от пота и обнаружил, что не в силах пошевелиться. Он весь дрожал, перед глазами мелькали разноцветные пятна, и необъяснимый страх никак не хотел его покидать. Прошло немало времени, пока он наконец не сообразил, что находится не у себя дома в Чиксулубе. И сразу же стало легче – воображаемая обстановка комнаты приобрела размытые очертания и начала постепенно исчезать.
Сердце гулко бухало в груди, в висках стучала кровь. Он ничего не мог разглядеть в окружающей темноте. Ощущение было такое, будто он находится в нигде, висит подвешенный в пустоте. Он снова попытался пошевельнуться, но опять безуспешно.
«Может, я еще не проснулся?» – подумал Олтмэн.
Далеко не сразу он наконец осознал, где находится. Это была плавучая база, а доносившиеся откуда-то сбоку звуки – не что иное, как дыхание спящей Ады.
Внезапно он почувствовал, что снова может шевелиться. Олтмэн встал, выпил стакан воды и вернулся в постель. Ада застонала во сне. Он как раз героически сопротивлялся попыткам уснуть, когда услышал стук в дверь.
На пороге стоял Стивенс.
– Вы ведь Олтмэн? – спросил он шепотом.
– Так точно.
– Мы можем где-нибудь поговорить?
Олтмэн быстро натянул брюки и рубашку, на цыпочках вышел из каюты и последовал за Стивенсом по коридору. Тот открыл дверь в одну из пустующих лабораторий и пригласил Олтмэна.
– В чем дело?
– Скажите, вы не замечали в Хендриксе ничего необычного? – вопросом на вопрос ответил Стивенс.
– Что-нибудь случилось?
– Результаты компьютерной томографии в норме, с тестами тоже все в порядке. Но что-то мне не дает покоя. Только я никак не могу понять, что именно. Он кажется нормальным, психически устойчивым, но как будто иным.
– Мне тоже так показалось, – признался Олтмэн.
– Может быть, все дело в повышенном давлении или виноваты нервы, но впечатление такое, будто он что-то скрывает.
Олтмэн кивнул.
– Поскольку вы будете с ним в батискафе один на один и, если вдруг что-нибудь произойдет, можете пострадать, я счел своим долгом предупредить вас.
– Даже не знаю, что и сказать, – протянул Олтмэн. – Мне он кажется вполне нормальным. У меня с ним во время погружений ни разу не было проблем, я никогда не чувствовал ничего такого. Я доверяю Хендриксу. Нет, – добавил он через мгновение, – я за него нисколько не волнуюсь. Знаете, если бы моим напарником в этой консервной банке оказался практически любой из находящихся на борту людей, я беспокоился бы гораздо сильнее.
Стивенс кивнул:
– Поймите, мы пытаемся предусмотреть любую мелочь. После того, что́ случилось с предыдущим батискафом, согласитесь, это разумные меры предосторожности. Мы не хотим, чтобы опять что-нибудь произошло. Ну хорошо, – закончил он, – я доложу, что все в порядке и мы можем продолжать.
36
– Нет никаких причин нервничать, – заявил Хендрикс. – Сегодня такой же день, как и все остальные.
У Олтмэна было чувство, что Хендрикс говорит больше, чтобы убедить самого себя, но вслух он согласился:
– Никто и не волнуется. Все проще простого!
Они опустились до отметки тысяча метров. И так небогатая морская жизнь по мере погружения батискафа медленно сходила на нет. С приближением к отметке две тысячи океан становился еще более пустынным, однако кое-какие признаки жизни встречались и здесь: то в одном месте, то в другом мелькали фотофоры рыб-гадюк. Периодически огни батискафа выхватывали из темноты костистую рыбу-саблезуба, которая производила впечатление недоделанной. Изредка также встречались напоминавшие по форме батискаф кальмары – одна лишенная туловища голова, словно сделанная из стекла.
На глубине две тысячи семьсот метров в царящей внизу темноте стали различимы крохотные, не больше булавочного острия, огоньки. Постепенно они делались все больше. Олтмэн еще всматривался в них, когда услышал позади стон.
Он обернулся. Хендрикс сидел бледный как смерть, лицо одеревенело. Из глаз медленно текли слезы, но он их, похоже, не замечал.
«Господи, – подумал Олтмэн, – что-то случилось. Может, зря я сказал Стивенсу, чтобы он разрешил Хендриксу дальнейшие погружения?»
Впрочем, даже и теперь Олтмэн не боялся за себя. Он лишь беспокоился за Хендрикса и был убежден, что ничего плохого напарник ему не сделает.
– Что случилось? – спросил Олтмэн.
– Я не хочу умирать, – всхлипывая, произнес Хендрикс.
– Вы и не умрете. Не надо волноваться.
– Хеннесси и Дантек. Что с ними произошло? Нам нельзя здесь находиться. Олтмэн, я это чувствую.
Олтмэн притормозил батискаф, так что тот практически замер на месте.
– Если вы хотите на поверхность, можем вернуться, – произнес Олтмэн ровным, успокаивающим тоном, стараясь, чтобы Хендрикс смотрел ему прямо в глаза. – Я вовсе не собираюсь ни к чему вас принуждать. Но раз уж мы здесь, надо записать показания. Вы же не против того, чтобы записать показания?
Хендрикс закрыл глаза, глубоко вздохнул и как будто взял себя в руки.
– Да, конечно. Я в этом деле дока. Сейчас займусь. Мне просто нужно чем-то себя занять.
Олтмэн предоставил Хендриксу приборы, а сам медленно вел батискаф все глубже. Хендрикс споро справлялся со своей задачей, и Олтмэну оставалось только проверять результаты. Импульс на этой глубине был гораздо сильнее. Надо еще раз замерить его на обратном пути на отметке две тысячи, напомнил себе Олтмэн. Возможно, мощность сигнала увеличивается.
Через несколько минут Хендрикс решил снова измерить импульс, и… ничего. Он исчез. Олтмэн сам склонился над приборами, чтобы проверить коллегу. Результат был тот же. Он попробовал еще раз, и сигнал снова проявился.
Таким образом, сигнал то есть, то его нет. Возможно, причина заключается в передатчике: какой-то сбой в работе, скажем, из-за повреждения в электрической цепи. А может быть, импульс не является спонтанным и кто-то передает людям послание.
Он взглянул на Хендрикса и задался вопросом: продержится ли? Не нужно ли, не теряя времени, доставить его на поверхность?
– Вы молодец, Хендрикс, – похвалил Олтмэн. – Работа проделана отлично. А теперь давайте на время сменим подход к замерам. Мы не будем определять силу импульса синхронно, а попробуем провести диахронный анализ[8] и посмотрим, удастся ли выявить закономерность его поведения во времени.
– А как к этому отнесется Маркофф?
– Думаю, одобрит. Полагаю, он похвалит нас за инициативу.
– И сколько это времени займет? – уточнил Хендрикс.
Олтмэн пожал плечами, стараясь, чтобы лицо оставалось бесстрастным.
– Недолго, – пообещал он.
Когда Хендрикс согласно кивнул, Олтмэн показал ему, как перенастраивать прибор и записывать данные. Сам Олтмэн вернулся к управлению батискафом. Теперь они опускались с черепашьей скоростью. Внизу, возможно метрах в пятидесяти, трудились землеройные машины и дистанционно управляемые механизмы, или ДУМы. Олтмэн обратил внимание, что большинство ДУМов застыло в ожидании команды с поверхности. Сигнал от операторов с плавучей базы сюда не доходил. Олтмэн решил по возвращении предложить, чтобы управление ДУМами осуществлялось не с борта базы, а с батискафа.
Машины, которые еще продолжали работать, успели очистить большой круг на дне от иловых наслоений и разного мусора и добрались до твердых скальных пород. Они уже вгрызались и углублялись, создавая подобие тоннеля. Извлеченную породу машины отвозили в сторону. Самые нижние механизмы находились еще метров на двести дальше. Сказать точнее было затруднительно – вода стала мутной от глинистой взвеси и мелких обломков разрушаемых горных пород. Олтмэн слегка удивился, обнаружив, как далеко уже продвинулась работа по проникновению вглубь скалы. Вероятно, Маркофф распорядился начать прокладку тоннеля задолго до того, как к центру кратера прибыла плавучая база.
Олтмэн опустил батискаф еще на несколько метров, к конусу извлеченной ДУМами породы, и остановил его. Дальше продвигаться рискованно, можно попасть под одну из землеройных машин, которые так и сновали то в дыру, то из нее. Он решил не торопиться, а попробовать переключить на себя управление роботизированными машинами и ДУМами и убрать их с дороги, чтобы не мешали. Кроме того, нельзя было забывать и о Хендриксе.
Олтмэн повернулся к коллеге:
– Как у вас дела?
– Голова болит, – пожаловался тот.
– Это нормальное явление, – заявил Олтмэн, хотя сам не был так уж в этом уверен. У него голова не болела – по крайней мере, не сильнее обычного. А поскольку кабина батискафа была абсолютно герметичной, большая глубина никоим образом не могла влиять на самочувствие людей. – Все дело в давлении, – солгал он. – Скоро боль пройдет.
Хендрикс кивнул.
– Да, конечно, – пробормотал он и слабо улыбнулся. – Все в порядке.
Внезапно он, прищурившись, уставился в смотровой иллюминатор:
– Кажется, я вижу отца.
Вздрогнув от неожиданности, Олтмэн переспросил:
– Что вы сказали?
– Там мой отец, – повторил Хендрикс и помахал рукой. – Папа, привет!
Олтмэн потихоньку поднимал батискаф, ни на секунду при этом не сводя глаз с коллеги.