Он оглянулся по сторонам и понял, что находится в помещении один.
Хендрикс осторожно сел на кровати, отлепил пластырь, удерживавший иглу, и вырвал ее из руки, вызвав тем самым жгучую боль. Иглу он отпустил, позволил ей свалиться за кровать, и неуклюже потопал к двери.
Она была заперта.
Некоторое время Хендрикс стоял, уставившись на дверную ручку.
Вдруг в коридоре послышались шаги. Хендрикс кинулся обратно в постель, лег и чуть прикрыл глаза.
Отворилась дверь, и на пороге возникла одетая в белый халат женщина, в руках она несла голографический экран. Женщина прошла прямо к кровати. Мысленно Хендрикс представил, как вскакивает и выбегает прочь через дверь в дальнем конце палаты, но тело отказалось повиноваться.
– Привет. Как мы себя сегодня чувствуем?
Хендрикс притворился спящим и ничего не ответил.
– Боже, вы снова вырвали капельницу. – Женщина всплеснула руками. – Так дело не пойдет.
Она наклонилась над кроватью, чтобы достать упавшую иглу, и в этот момент рука Хендрикса сама потянулась и схватила медсестру за запястье. Нет, он по-прежнему находился в своем теле, смотрел своими глазами, но совершал действия против воли. Сейчас не Джейсон Хендрикс контролировал движения руки, а это значило: в его теле вместе с ним, вероятно, находился кто-то еще.
Не успел он об этом подумать, как внезапно почувствовал, будто проваливается глубоко внутрь себя и наблюдает за происходящим как бы со стороны. Хуже всего было ощущение, что он никогда больше не будет контролировать свое тело. Тем не менее он все чувствовал и все видел. Рука, крепко державшая женщину за запястье, с силой потащила ее к кровати, словно та была не человеком, а тряпичной куклой. Открылся рот, и челюсти сомкнулись на шее медсестры. Послышались чмокающие звуки, и струйки крови брызнули на подбородок Хендрикса и дальше – на шею. Посмотрев вниз, он обнаружил, что запястье женщины, которое он сжимал в пятерне, сломано, раздавлено, а сама рука торчит из ключицы под причудливым углом. Она еще пыталась ухватить глоток воздуха, но трахея была перекушена, и изо рта несчастной вырывалось только шипение вкупе с розовой пеной. Ее лицо находилось прямо перед Хендриксом, и он видел, как глаза наполнились смертельным ужасом, но уже в следующее мгновение они закатились, и женщина потеряла сознание.
Спустя несколько секунд после того, как руки Хендрикса еще самостоятельно «поработали» над телом, он уверился, что женщина мертва. Если бы его попросили рассказать, как именно это произошло, он не смог бы ответить; в одном он практически не сомневался: он имел к ее смерти какое-то отношение. Или, если быть более точным, не он, а его тело. Вот жизнь в ней еще теплится – пусть и еле-еле, – а потом вдруг происходит что-то, но неотчетливо, как в тумане. А когда все закончилось, женщина была уже мертва.
Неторопливым шагом он подошел к двери и подергал за ручку. По-прежнему заперто. Но как такое возможно? Ведь сестра же оказалась в комнате!
У нее должен был быть ключ! Шаркая ногами, Хендрикс приблизился к трупу и стал искать карманы, но это оказалось нелегкой задачей. Тело несчастной представляло беспорядочную мешанину из плоти и одежды. Погрузив руки в хлюпающую массу, Хендрикс после долгих поисков нащупал наконец твердый предмет. И это была не кость.
Только он выпрямился, сжимая в руке окровавленный ключ, как понял, что теперь находится в палате не один. В тени возле кровати маячил чей-то силуэт.
– Кто здесь?
– Неужели не узнаешь?
Силуэт приблизился к Хендриксу. Создавалось впечатление, что незнакомец находится в комнате, но в то же время и в другом месте. Внезапно голову Хендрикса пронзила боль. Он пошатнулся, а когда снова смог видеть, понял, кто стоит перед ним.
– Папа.
– Рад тебя видеть, Джейсон. Давай-ка присядь, мне нужно с тобой серьезно поговорить.
– О чем, папа?
Но отца уже не оказалось на прежнем месте. Повернувшись, Хендрикс обнаружил, что тот перебрался на другую кровать.
– Джейсон, мы теряем силы. Не нужно трогать эту вещь внизу. Оставь ее в покое. Слияние не единственное, что имеет значение.
– Слияние? – переспросил Хендрикс и принялся лихорадочно озираться в поисках отца. Тот опять незаметно для глаз куда-то переместился.
– Сынок, они хотят, чтобы все мы превратились в одно целое. – Он печально улыбнулся и покачал головой. – Ты можешь себе представить?
– Папа, кто «они»?
– Мы должны быть очень осторожны, а иначе можем прекратить свое существование.
Папа снова улыбнулся, добро и ласково. Отец часто так улыбался своему Джейсону, когда тот был еще совсем мал, нескольких лет от роду. Он позабыл эту улыбку, но сейчас воспоминания вновь нахлынули на него.
– Расскажи им, Джейсон, – попросил отец. – Расскажи всем.
– Хорошо, папа, – прошептал он, – я расскажу.
Вдруг за спиной раздался шум, однако Хендрикс не хотел отрывать взгляд от папиного лица. Он боялся, что если отвлечется хоть на секунду, то никогда больше его не увидит. Потом послышались крики. Он, сколько мог, старался их не замечать, но кричали слишком уж громко. Хендрикс повернулся и пошел на звуки.
Громкий вопль, вспышка света – и вот он уже лежит на полу и смотрит прямо в потолок.
«Нужно вставать и идти, нужно всем рассказать, – подумал Хендрикс, но обнаружил, что не может даже пошевелиться. – Пожалуй, просто полежу здесь немного».
– Отец, – прошептал он, но никто не ответил.
40
– Можно сделать мне копию? – попросил ихтиолог, просмотрев запись.
Олтмэн пожал плечами:
– Да, конечно. Что вы об этом думаете?
– Никогда не видел ничего подобного. И эти странные роговидные отростки… Не исключено, что вы открыли новый вид. Или, может быть, это результат мутации. Я поспрашиваю знакомых, коллег, не сталкивался ли кто с похожим. Но лично я – никогда.
– Значит, существо это необычное?
– Крайне необычное.
– И?.. – спросил Олтмэн.
Он пришел в лабораторию к Скуду и принес с собой бутылку. Скуд осторожно извлек оттуда розовую субстанцию и поместил в пробирку. Взяв маленький кусочек, он приступил к проведению генетического теста.
– Странно, – протянул он. – Это ткань.
– Какая именно ткань?
– Живого существа. Наподобие плоти. Когда-то она была живая. Но у нее очень необычная генетическая структура.
– То есть это кожа, которую с чего-то сорвали?
– Не думаю, – ответил Скуд. – По-моему, оно было живо еще не так давно – по крайней мере, когда вы его нашли – и, может быть, жило до тех пор, пока его не поместили в бутылку.
– Невозможно, – покачал головой Олтмэн. – Когда я это нашел, оно было точь-в-точь такое же, только в виде больших полос. Оно не могло быть живым.
– Могло. Это очень простой организм, хотя я и не знаю, какой конкретно. У него нет ни мозга, ни конечностей, и состоит он буквально из ничего, но в принципе он был жив.
Олтмэн покачал головой.
– Вижу, вы сомневаетесь, – сказал Скуд. – Давайте для убедительности я проведу небольшой эксперимент.
Он перевернул пробирку, из нее выпал кусочек розовой ткани и остался лежать свернувшись на столе. Взяв аккумуляторную батарею с двумя присоединенными проводами, Скуд дотронулся одним проводом до другого, так что между ними проскочила искра, а потом коснулся оголенными концами образца. Кусочек розовой ткани подскочил на месте.
– Вот видите, – гордо заявил Скуд, – оно живое.
– Не надо, – попросила Ада. – Это ужасно.
– Это не ужасно, – возразил Олтмэн. – Просто послушай меня и помоги. – Он поднял кверху палец. – Ты начала все это, помнишь твои встречи с людьми? Я только хочу с тобой поговорить, как ты тогда хотела, чтобы я выслушал. Почти все, с кем я общался на судне, страдают от головной боли. Даже если и не говорят этого вслух, я вижу, как они периодически хватаются за голову. Это ненормально.
– Просто набор фактов. Это не научный подход.
– Я говорил то же самое.
– Может, дело в утечке газа, – предположила Ада, – или что-то не в порядке с вентиляцией.
– Может быть. Но проблема в том, что у большинства головные боли начались задолго до того, как они оказались на судне. А именно – с того момента, когда сигнал был зафиксирован в первый раз.
Олтмэн поднял второй палец:
– Потом бессонница. О ней я тоже спрашивал. У меня у самого она периодически бывает. Шоуолтер страдает ею, и этот немецкий ученый тоже. Я слышал, как два охранника возле командного центра жаловались друг другу, что не могут спать, а потом еще трое говорили об этом в главном куполе. А у тебя нет бессонницы?
– Нет, – покачала головой Ада, – но мне снятся непонятные сны.
– И об этом ходят толки. – Олтмэн поднял еще один палец. – Странные и яркие сны. Я их тоже видел, как и многие другие на судне. А теперь переходим к не столь безобидным случаям. – Он поднял сразу два пальца. – Нападения. – Покачал одним пальцем. – И самоубийства. – Качнул другим. – Да, признаю, это ненаучно. Но мы с тобой разговариваем всего несколько минут, а у меня уже закончились пальцы. Нигде еще мне не приходилось сталкиваться с таким количеством необъяснимых происшествий.
– Я слышала, Уэнбо сошел с ума, – сообщила Ада. – Пытался задушить одного из людей Маркоффа.
– Ага, и я об этом слышал. То же самое произошло с Клербутом и Доусоном. А еще Ламли пырнул ножом Юинга, а потом собственным дерьмом написал на стенах каюты ряд непонятных символов. И одному Богу известно, сколько случаев от нас скрывают.
Ада содрогнулась:
– И бедняга Тростл. Он всегда казался таким уравновешенным.
– Да, самоубийства и суицидальные попытки. Не забывай о Прессе.
– Фрэнк Пресс? Он тоже пытался покончить с собой?
– Не просто пытался, у него это получилось. Думаю, в списке еще по крайней мере три-четыре фамилии. Разве тебе это не кажется ненормальным? Я хочу сказать: на судне всего две, ну три сотни людей, то есть количество самоубийц превышает два процента. Скажи, можно это считать нормальным?