– Да, могу и ошибаться, – признал Олтмэн, – но я так не думаю. Вы сами говорили, что количество самоубийств растет, число жестоких преступлений тоже. Некоторые люди испытывают такие сильные головные боли, что готовы в буквальном смысле разбить о стену голову, лишь бы прекратились мучения. Все койки в лазарете заняты, и тем не менее на каждом шагу можно встретить людей, которые что-то бессвязно кричат и идут не зная куда. Некогда респектабельные ученые разрисовывают стены кают собственным дерьмом. По-вашему, это похоже на вечную жизнь?
– Ну, это может быть всего лишь промежуточным этапом, – вздохнул Стивенс. – Вы слышали о пари Паскаля?
– Это еще что?
– Блез Паскаль – философ, живший в семнадцатом веке. Сейчас его уже почти забыли, хотя один из первых уничтоженных в боях на Луне кораблей носил как раз его имя. Так вот, пари Паскаля гласит: поскольку существование Бога не может быть аргументированно доказано, люди должны жить так, будто Он существует. Ведь если Его нет, терять нам практически нечего, зато можно получить все, если Бог все-таки есть.
– Но какое это имеет отношение к…
– Я как раз к этому подхожу. У меня есть два варианта: принять вашу версию или же допустить, что Обелиск на самом деле преследует интересы людей, стремится сделать нашу жизнь лучше. Если я поверю вам, тогда получается, что человечеству, скорее всего, в ближайшем времени наступит конец, а мне придется провести оставшиеся дни в бесплодных попытках разрешить неразрешимую задачу. Если же согласиться с тем, что Обелиск стремится сделать нас лучше, – что ж, тогда я буду шагать, полон надежд, вперед, к своему спасению.
– Господи, да вы же стали одним из них, – поразился Олтмэн.
– А как вы думали, почему я убедил Маркоффа отпустить вас? И я должен пожелать вам всего наилучшего. Если окажется, что вы были правы, а я ошибался, тогда, надеюсь, вы сможете понять Обелиск и найти способ спасти всех нас. Если же вы ошибаетесь, а я – нет, тогда своей верой я достигну всего-всего.
– Но так не бывает, – возразил Олтмэн. – Вы не можете просто взять и уверовать.
– Вероятно, вы не можете. А я могу. И надеюсь, что вы ошибаетесь.
Стивенс протянул руку и отключил связь.
Как обнаружил Олтмэн, точку зрения Стивенса разделяли многие из находившихся на борту, хотя мало кто мог размышлять столь же здраво, как врач, и лишь некоторые были последовательны в своем поведении – большинство умудрялось смотреть и не видеть никакой опасности. Развивая мысль о том, что Обелиск опасен, Олтмэн рисковал вызвать негодование коллег, а то и нечто похуже. Даже если бы ему и поверили, скорее всего, людей охватило бы чувство страха и депрессия, а это могло негативно сказаться на их способности продолжать исследования.
Нет, ему придется разыграть свой собственный скромный гамбит, «пари Олтмэна». Он будет делать вид, что согласился с постулатами новой религии, будет вести себя так, словно все его мысли и действия направлены единственно на исполнение воли Обелиска, а в последнюю минуту, после того как разузнает достаточно, чтобы одолеть его, совершит поворот на сто восемьдесят градусов. Если он одержит верх, тогда, наверное, жизнь продолжится, как и раньше. Если же проиграет, это будет, скорее всего, означать его конец и, возможно, гибель человечества.
Перспектива представлялась не очень радужной, но другой у него не было.
54
Революционный прорыв в понимании сущности и назначения Обелиска совершил Шоуолтер. Именно он первым высказал предположение, что покрывающие артефакт символы есть не что иное, как машинный код, соответствующий ДНК, а сам Обелиск является отображением последовательности нуклеотидов в ее спирали.
Ученые рьяно приступили к расшифровке кода. Следующий прорыв совершил радиоастроном по имени Гроте Гуте. Он предположил, что испускаемый Обелиском сигнал следует понимать как передачу генетического кода. Филд лично проследил, чтобы обе версии достигли ушей Олтмэна.
Шоуолтер с группой исследователей после тщательного изучения символов смогли получить генетический профиль, который, как он поведал Олтмэну, был поразительно похож на профиль человека.
– Значит, существа, похожие на людей, – резюмировал Олтмэн.
– Не исключено, – кивнул Шоуолтер. – Возможно даже, не просто похожие, а в точности как люди. Я лично полагаю, что на Обелиске записан генетический код наших предков.
– То есть он записывает наш генетический код. И что?
– Не только записывает. Мы считаем, что он еще и передает его, и целенаправленно изменяет, хотя и незначительно, генетическую структуру человеческих особей. Фактически именно таким образом и могло возникнуть человечество.
Олтмэн не знал, что и сказать. Мысль о том, что человеческая жизнь возникла не в результате естественного хода эволюции и не является Божьим даром, а появилась благодаря загадочному Обелиску, казалась ужасной.
– Но зачем ему транслировать нам наш же генетический код? – спросил Олтмэн. – Человечество ведь давно уже возникло. Какой в этом смысл?
– Вы говорили с Гроте Гуте? У него проблема. Ради бога, сходите побеседуйте с Гроте.
Так Олтмэн и поступил. Немецкий ученый не оправдал его ожиданий: это был невысокий и очень худой человечек с абсолютно лысой головой. Выглядел он совершенно беззащитным и даже беспомощным. Гуте, похоже, поджидал Олтмэна.
– Да, – кивнул немец, – герр доктор Филд говорил мне о вас. Вы ведь один из нас, верно? – Олтмэн не подтвердил и не опроверг его предположения, но Гуте и без того продолжил: – Вы хотите знать об импульсе. Любопытствуете, смогли ли мы расшифровать сигнал. Наверное, герр доктор Шоуолтер что-то вам рассказал?
– Да, – кивнул Олтмэн.
– Похоже, мы смогли расшифровать сигнал. Но у нас есть затруднение.
– Что за затруднение?
– Я и мои сотрудники разобрались в сигнале и думаем, что поняли правильно. Мы понимаем, что это код, и знаем, что он собой представляет. Герр доктор Шоуолтер полагает, что он тоже расшифровал сигнал, и он также считает, что прав. Затруднение состоит в том, что мы получили различные результаты. Он думает, что этот код – следующий шаг на пути эволюции человека. Я придерживаюсь мнения, что это нечто совершенно другое, не сопоставимое ни с одним известным видом. Сейчас я свожу вместе все свои данные, чтобы можно было тщательнее изучить код.
– Вероятно, кто-то из вас ошибается, – заметил Олтмэн.
– Вероятно. А может быть, зашифрованный в сигнале код отличается от того, что записан на Обелиске. – Гуте наклонился и пристально посмотрел Олтмэну в глаза. – Я должен вам кое-что сказать. Я целиком принял новую веру, вы не должны в этом сомневаться. Но я также и ученый. Я внимательно просмотрел результаты герра доктора Шоуолтера и тщательно проверил свои. Наши расчеты правильные. Если Обелиск был началом человечества, то ему не надо сейчас заново посылать эту информацию. И тем не менее он ведет передачу и сообщает при этом неизвестный генетический код. Может быть, он и передает сейчас сигнал, но нельзя исключить, что это искаженный сигнал и искаженный генетический код. Может быть, этот Обелиск запустил процесс вырождения.
– Вы о Слиянии?
– Но может быть, он просто сбился, – продолжил Гуте. – Мы обязаны попытаться понять его. Мы должны поработать с ним.
– Но что, если именно в этом и заключается его предназначение?
Гуте вытащил из-под рубашки и сжал в кулаке изображение Обелиска.
– Нет-нет, Он не может замышлять такое, – горячо произнес немец. – Обелиск находится здесь ради нас. Он просто сбился. – И ученый с надеждой посмотрел на Олтмэна.
Олтмэн кивнул и, не говоря ни слова, удалился.
«Меня окружают психи, – не удержавшись, подумал он. – Психи и фанатики».
Однако вечером того же дня Олтмэна начали одолевать сомнения. Что, если этот Гуте прав? Вдруг Обелиск просто сломан? Может быть, его удастся исправить, если вернуть на место вырезанный керн.
«Но это сущая нелепица, – сообразил Олтмэн. – Он ведь передавал сигнал еще до того, как я взял образец».
Он лежал, уставившись в потолок, и тут ему в голову пришла другая мысль:
«А что, если тогда Обелиск передавал другой, правильный, сигнал?»
Он понял, что не сможет заснуть, если хотя бы не попытается найти ответ.
Олтмэн разбудил Шоуолтера и объяснил, что хочет сделать.
– Уже пробовали. Нет никакой разницы.
– Но может быть…
– Отсутствующий фрагмент не является таким уж важным, – объяснил Шоуолтер. – Собственно, ни один отдельно взятый фрагмент не является важным. Обелиск представляет собой высокоорганизованную самовоспроизводящуюся структуру – точно так же, как, например, моллюск наутилус, который способен к репликации даже во время передвижения. И если какие-то его части сломаны или повреждены, он все равно работает. Наверное, единственный способ вывести Обелиск из строя – это разрушить его целиком, обратить в пыль.
В расстроенных чувствах Олтмэн вернулся в постель. Итак, счет один – ноль в пользу Обелиска. Он вовсе не поврежден или, по крайней мере, поврежден не в привычном людям смысле. Следовательно, он функционирует именно в таком режиме по другим причинам. И деятельность его направлена то ли на благо человечества, то ли на уничтожение.
55
Герр доктор Гуте трудился много часов подряд. Вместе со своими сотрудниками он разработал формулу искусственной нити ДНК, а потом при помощи нанотехнологий сконструировал ее в натуре и приступил к тщательному изучению, чтобы убедиться в своей правоте. Конечно, сделано все было грубо и едва ли могло служить предметом гордости, однако в усердии Гуте нельзя было отказать. Если бы только удалось запустить процесс тиражирования ДНК, он смог бы методом экстраполяции получить представление о структуре первоначальной нити, о цели мутации и выяснить, поврежден Обелиск или действует целенаправленно.
Сотрудники Гуте постоянно находились рядом с ним. Немного расслабиться удалось только после того, как искусственно полученная ДНК была введена в почти полсотни клеток эмбриона овцы, и туда же для стимуляции процесса деления был добавлен катализатор. Теперь оставалось терпеливо ждать: сработает или нет. В первый раз за несколько последних часов Гуте посмотрел на сотрудников и, увидев, что все выглядят уставшими и даже изможденными, а некоторые едва держатся на ногах, отправил их отдыхать.