Герр доктор Гуте и сам намеревался вздремнуть, вот только он ничуть не устал. Он не мог даже вспомнить, когда в последний раз ощущал усталость, хотя не спал уже несколько суток.
Поэтому он никуда не пошел, а остался один в лаборатории. Удобно устроившись на стуле, сидел неподвижно и ждал. У Гуте возникло странное чувство, будто он перешел в качественно новое состояние; казалось, у него больше никогда не возникнет потребности в сне. И в этом – он не сомневался – заслуга Обелиска.
Размышляя таким образом, он непроизвольно сунул руку за ворот, вытянул талисман и зажал в кулаке.
Придет ли она сегодня? Если Гуте будет сильно-сильно о ней думать, придет ли она?
И вот она вышла прямо из стены и направилась к Гуте. Поначалу она казалась не более чем размытым изображением, но Гуте сильнее сжимал талисман, концентрировал свою мысль, и фигура начала меняться. Призрачная аура, окружавшая ее, исчезла, и она стала самой собой: высокая, стройная, с милым личиком, которое, правда, портил небольшой шрам над левой скулой.
– Я скучала по тебе.
– И я по тебе скучал.
Она улыбнулась, и струйка крови вытекла изо рта – всего лишь несколько капель. Гуте постарался не обращать на это внимания. Если не считать крови, ему понравилось, как она улыбнулась.
– Чем ты сейчас занимаешься?
– Провожу эксперимент. Пытаюсь понять объект, который вернул тебя к жизни.
– Как это приятно. Но я бы хотела, чтобы у тебя ничего не вышло.
– А я бы хотел вернуть прошлое и поговорить с тобой, когда ты была жива.
– Да, знаю.
– Когда ты умерла, я решил, что надежды больше нет. Но вот ты снова здесь, и я говорю с тобой.
– Я ведь всего лишь проекция твоего сознания. Ты это прекрасно понимаешь. Ты сам мне говорил. Я просто образ, созданный на основе твоих воспоминаний.
– Да, – кивнул Гуте, – но выглядишь ты совсем как настоящая.
Она снова улыбнулась, на этот раз шире, и кровь заструилась по щеке на подбородок. Тогда, двадцать лет назад, именно такой он ее и нашел. Он даже не знал, как ее зовут. И тогда, и сейчас он не понимал, что же произошло с девушкой. Когда в далеком прошлом обнаружил ее, она была мертвее некуда.
– Ты не должен… – начала она, но вдруг ее фигура заколебалась и вскоре вовсе исчезла.
Гуте вздохнул. Ему ни разу еще не удалось проникнуть глубоко в суть послания Обелиска – он, в отличие от коллег, слышал очень мало. По его мнению, причина заключалась в страстном, ярко выраженном желании увидеть девушку.
Гуте заглянул в автоклав и поразился увиденному: все сорок клеток во всех сорока боксах размножились. Случай был беспрецедентный. Столь же поразительной была скорость, с которой происходило размножение, – он никогда не сталкивался ни с чем подобным. С начала эксперимента прошло всего несколько часов, а образец уже был виден невооруженным глазом.
Следующий час он провел, наблюдая за процессом размножения, и в конце концов каждый из сорока боксов кишел бледно-розовой субстанцией, которая более всего напоминала биологическую ткань. Может быть, стоит взглянуть поближе? Почему бы и нет – образцов ведь масса. Не будет ничего плохого, если он посмотрит на один вблизи.
Гуте открыл бокс и пропустил через него слабенький электрический разряд. Розовая субстанция отдернулась, словно ощутила его. Возможно, и в самом деле почувствовала.
Он перевернул бокс и вытряхнул содержимое на стол. Ткань совершала волнообразные движения. Гуте взял скальпель и аккуратно разрезал ее на две части. Они разошлись, но уже в следующее мгновение ученый с удивлением увидел, как половинки потянулись друг к другу и срослись в одно целое, на поверхности не осталось даже следа.
«Невероятно», – подумал Гуте.
Он продолжал экспериментировать с необычной тканью, когда прямо над стойкой вдруг возникло лицо его бабушки. От испуга он даже подпрыгнул на месте.
Конечно, Гуте любил бабушку, но это не сравнить с той любовью, что он испытывал к девушке. Или, возможно, все дело заключалось в том, что девушку он знал совсем-совсем немного и потому его любовь была чистой и непорочной. Чувства, которые он испытывал по отношению к бабушке, были гораздо сложнее. После смерти родителей она забрала маленького Гуте к себе. Она хорошо относилась к внуку, но была уже в преклонном возрасте, сварливая и раздражительная, и порой совершала поступки, которые Гуте с трудом мог понять. А однажды – он уже чуть подрос – бабушка просто исчезла. Еще тогда Гуте догадывался: с ней, наверное, что-то произошло, она не по собственной воле ушла – возможно, ее даже убили. Но все же в глубине души он затаил обиду на бабушку за то, что она не вернулась.
– Чего ты хочешь? – спросил он по-немецки.
– Разве так положено здороваться с родной бабушкой? – укоризненно заметила гостья.
Говорила бабушка на английском с сильным акцентом, хотя Гуте понимал: будь она реальной, прикрикнула бы на него на родном немецком.
– Прости. Думаю, ты пришла, потому что девушка не смогла мне о чем-то рассказать. Я люблю тебя, ты же знаешь.
– Не только это.
И старушка протянула ему конфету в целлофановой обертке. Она всегда при жизни угощала внука сластями. Гуте хотел взять конфету, но рука свободно прошла через нее.
– Настало время. Ты узнал слишком много. Настало время.
Время для чего? Потеряв давным-давно бабушку, он словно утратил часть самого себя – и вот теперь старушка снова здесь. И в то же время не здесь. Гуте ее видел и слышал, но не мог дотронуться или почувствовать ее запах. И вся его жизнь была сплошной чередой потерь: сначала умерли родители, потом исчезла бабушка. В конце концов все, что осталось у Гуте, – это лаборатория, единственная на всем белом свете вещь, на которую он мог положиться. Лаборатория еще никогда его не подводила.
– Ты меня слушаешь? – Бабушка нетерпеливо щелкнула пальцами. – Понимаешь, что я тебе говорю? Ты должен немедленно прекратить свои исследования!
Прекратить исследования? Гуте почувствовал, как в нем нарастает гнев. Впрочем, бабушка никогда не понимала его, что бы он ни пытался делать, – так почему же он удивляется, что она не понимает его сейчас?
– Но я занят чрезвычайно важной работой. Я на пороге открытий, которые превосходят человеческое воображение.
– То, чем ты занимаешься, опасно. Поверь, дитя мое: я говорю это ради твоего же блага. Обелиск уничтожит тебя. Ты должен остановиться, пока еще не поздно.
У Гуте на глаза навернулись слезы. Как можно прекратить исследования? Что еще, кроме работы, есть у него в жизни?
«Нет, ведь на самом деле это не она», – убеждал он себя. Обелиск просто позаимствовал ее облик и голос. Почему он не успокоился, воссоздав образ девушки? Да, Гуте любил ее, но она никогда ему не принадлежала, он не мог так же сильно скучать по ней, как тосковал по бабушке. И теперь Обелиск пытался им манипулировать, хотел сыграть на чувствах Гуте к бабушке, чтобы заставить прекратить исследования.
– Пожалуйста, уходи, – попросил он, пытаясь не смотреть на старушку. – Довольно.
– Довольно? – Ее голос сорвался на крик, терзая нервы Гуте. – Ты должен меня выслушать. Это крайне важно.
Он застонал, не в силах более это выносить. Гуте закрыл уши руками, но все равно слышал бабушкин голос. Он стал качать головой взад-вперед и запел во всю силу легких. Но бабушка все говорила и говорила – правда, что именно, он разобрать не мог. Она просто стояла на месте и говорила, не желая уходить.
Гуте закрыл глаза, а ее голос продолжал жужжать в ушах. Что же теперь делать? Он так устал, ему нужно отдохнуть. Но как заставить старуху убраться?
В замешательстве он напомнил себе, что на самом деле бабушка – не более чем плод воображения. Его фантазия. Если просто прекратить думать, она может исчезнуть. Нужно лишь отключиться, и тогда все будет хорошо.
В ящике стола лежал шприц с новенькой иглой. Чтобы его достать, Гуте пришлось убрать руки от ушей, и немедленно поток произносимых бабушкой слов ворвался в мозг.
– Гроте, нет! – закричала она. – Немедленно прекрати эти глупости! Ты совсем ничего не понял. Ты только сделаешь себе хуже.
Гуте вздрогнул. Ему необходимо принять снотворное. Вот оно – лежит на столе.
– Гроте! Неужели ты не видишь? Именно этого и хочет от тебя Обелиск! Ты ошибаешься, поверь мне. Остановись и выслушай меня!
– Отстань, – пробормотал Гуте.
Он насадил иглу и стал набирать в шприц снотворное. Жидкость оказалась более густой, чем он ожидал, так что шприц наполнялся медленно. Слушая непрерывную бабушкину болтовню, Гуте перетянул руку, похлопал по набухшей вене и поднес к ней иглу.
– Гроте, зачем ты это делаешь? – воскликнула бабушка.
– Мне нужно поспать, – объяснил Гуте и надавил на поршень. – Всего лишь несколько часов сна.
Руку точно обожгло огнем, и она начала зудеть. Бабушка, на которой теперь лица не было, подняла на внука горестный взгляд.
– Думаешь, ты ввел себе снотворное? – Она покачала головой и отшатнулась, в ее глазах застыл ужас. – Это совсем другое. Ты только что ускорил наступление Слияния. Теперь поспеши к Обелиску. Вокруг него есть мертвая зона, которая остановит начавшийся внутри тебя процесс. Пойди туда и покажи всем, что с тобой случилось. Предостереги их. Необходимо убедить их оставить Обелиск в покое. Нужно попытаться предотвратить Слияние, пока еще не слишком поздно. Гроте, поверь, очень важно убедить их. Очень-очень важно.
И бабушка постепенно исчезла.
Гуте вздохнул от облегчения и на некоторое время расслабился. И тут вдруг его осенило: бабушка говорила все это вовсе не с целью его поддеть. Она сказала чистую правду. «Господи!» – подумал он и, уставившись на опустевший бокс, на использованный шприц, сообразил, что именно ввел себе в вену. Гуте перевел взгляд на руку и увидел, как вена шевелится, точно живая; нечто чужое, проникшее внутрь, совершало странные волнообразные движения.
Он потянулся и нажал тревожную кнопку. Хотел спокойно дождаться прибытия помощи, но обнаружил, что не может усидеть на месте. С ним что-то происходило, в организме начались изменения. Рука зудела и постепенно немела, волнообразное движение усилилось и распространялось по всему телу. Нужно немедленно бежать, увидеть Обелиск, поговорить с ним. Обелиск его спасет – так сказала перед исчезновением бабушка.