– Нет, – сказал Стивенс, – мы на самом деле здесь. Но даже если нас и нет, что будет плохого, если вы с нами побеседуете?
«Он прав, – вяло подумал Олтмэн. – Что в этом плохого?»
Но потом он вспомнил Хеннесси, который умер оттого, что прислушивался к галлюцинациям; Хендрикса, который умер оттого, что прислушивался к галлюцинациям; Аду, которая умерла оттого, что прислушивалась к галлюцинациям. И таких было много. На глаза навернулись слезы.
– Что это с ним? – спросил Маркофф.
– Мы его сломали, – ответил Стивенс. – Говорил же я, что вы слишком увлеклись. Олтмэн, мы настоящие. Как нам доказать?
– Вам это не удастся.
– Стивенс, ну сделайте же что-нибудь. Очень весело глядеть на него такого.
Стивенс нагнулся над столом и отвесил Олтмэну звонкую пощечину, потом еще одну. Олтмэн поднял руку и дотронулся до щеки.
– Почувствовали? – чуть насмешливо спросил Стивенс.
Ощутил он удар или это только показалось? Олтмэн не знал. Но необходимо было сделать выбор: заговорить с ними или игнорировать.
Он колебался так долго, что Стивенс (или воображаемый Стивенс) ударил еще раз.
– Ну?
– Да, – сказал Олтмэн, – возможно, вы настоящие.
И как только он произнес это, Маркофф и Стивенс словно стали более реальными. Интересно, если бы он настаивал, что они – галлюцинации, возымели бы его слова такой же эффект? Может, тогда эти двое просто исчезли бы?
– Вот так-то лучше, – заметил Маркофф. Глаза его загорелись.
– Где Крэкс?
Маркофф небрежно махнул рукой:
– Крэкс допустил непростительную ошибку и стал не нужен. Но мы, Олтмэн, пришли поговорить о вас.
– А что со мной?
– Нужно решить, что с вами делать, – объяснил Стивенс. – Вы доставили нам кучу неприятностей.
– Этот фортель в Вашингтоне, – сказал Маркофф, – был с вашей стороны большой подлянкой. Мне хотелось убить вас тогда.
– Почему же не убили?
Маркофф взглянул на Стивенса:
– Возобладало хладнокровие. Но, как показало время, решение было ошибочным.
– Я первый готов это признать, – вставил Стивенс.
– После того как вернулись, вы повели себя не лучше. Вмешивались в ход опытов, своими действиями наносили огромный материальный ущерб, делали все возможное, чтобы помешать нашим исследованиям. После того как на базе разразился кризис, я подумал: ну, теперь твари разорвут его на части и он превратится в им подобного, а я буду валяться дома, жевать попкорн и конфеты и наблюдать за происходящим по головизору. Но и этого не произошло. Вы взяли и потопили исследовательское судно стоимостью много миллионов долларов.
– Мы готовы были вас прикончить, когда вытащили вместе с Хармоном из лодки, но Маркофф хотел, чтобы ваша смерть стала особенной, – сказал Стивенс.
– Да, особенной, – подтвердил Маркофф.
– Вы оба ненормальные.
– Вы повторяетесь, – поморщился Маркофф. – Придумайте что-нибудь новенькое.
– Хотите услышать о наших планах?
– Нет, – качнул головой Олтмэн. – Отведите меня в камеру.
Стивенс не обратил внимания на его слова.
– Как только разгадаем секрет Обелиска, как только создадим новый Обелиск, мы поделимся своими знаниями с человечеством. А до того дадим людям лишь самое общее представление о том, что всех ждет в будущем, – чтобы они были готовы.
– И вот тут нам пригодитесь вы, – вставил Маркофф.
Стивенс кивнул:
– Да, при таком раскладе вы станете нашей козырной картой. Нам недостаточно просто верить. Поскольку речь идет о спасении человека как вида, необходимо распространять нашу веру. А как лучше всего это сделать? Основать официальную религию. Таким образом, когда настанет подходящее время, люди будут готовы.
– Всем вовсе не обязательно знать в точности, что происходит, – продолжил Маркофф. – На самом деле даже лучше, если подробности будут известны лишь немногим из нас, только внутреннему кругу. Всегда должна присутствовать некоторая тайна, и людей нужно посвящать в нее медленно, постепенно. Власть должна быть сосредоточена в надежных руках.
– Но я уже рассказал все людям, – вспылил Олтмэн. – Я выступил с разоблачением. Они все узнают.
– Да, рассказали, – согласился Стивенс. – Спасибо вам за это. В сущности, о чем вы поведали? Что правительство скрывает от широких масс некую информацию. Подумайте хорошенько. Мы просмотрели все записи, прослушали все интервью, которые вы дали прессе. Вы сами себе противоречили: то утверждали, что Обелиск представляет угрозу, то заявляли, что его необходимо изучать. Поэтому аргументы звучали неубедительно. Мы можем выставить ваши слова в любом выгодном для нас свете. К тому времени, когда мы с вами покончим, ваша глупая выходка не только не будет для нас помехой – вас еще станут почитать как святого. Вы, Олтмэн, первым поведали миру про Обелиск. Вы фактически заварили всю эту кашу. Люди без труда поверят, что именно вы основатель новой религии.
– Я никогда с этим не соглашусь, – заявил Олтмэн, чувствуя, как в груди зарождается страх.
– А мы никогда и не говорили, что нам нужно ваше согласие, – рассмеялся Маркофф.
– Как и любой пророк, вы представляете для нас бо́льшую ценность мертвым, чем живым, – сказал Стивенс. – Если будете мертвы, ваша личность обрастет легендами, и мы позаботимся, чтобы это были правильные легенды. А вы уже ничего не сможете сделать. Вы станете более великим, чем при жизни. Мы сочиним про вас мифы, напишем священные книги. Отбросим все, что нам не нравится в вас, и создадим идеального пророка. Ваше имя навечно будет связано с церковью юнитологии. Вы войдете в историю как ее основатель.
– А всем нам это позволит остаться в тени и довести дело до конца, – прибавил Маркофф. – Должен признать, мне доставляет удовольствие мысль о том, что вы возглавите движение, которое так упорно пытались уничтожить. Знаете, по сравнению с этим причиненные вами беды кажутся не столь и значительными.
– Вам это так просто не сойдет с рук.
Маркофф улыбнулся, показав зубы.
– Вы же не можете искренне так считать, – сказал Стивенс. – Конечно же, у нас все получится.
– Вы больше не представляете никакой ценности, Олтмэн, – объявил Маркофф. – Ваше тело мы решили принести в дар науке и приготовили для вас весьма неприятную смерть.
– Вас это, несомненно, заинтересует, – сообщил Стивенс. – На основе модифицированного генетического материала, полученного Гуте, мы вырастили особь и теперь очень хотим, чтобы вы с ней встретились. Для ее создания мы использовали комбинацию тканей от трех различных человеческих трупов. Особь получила имя в честь одной из своих составляющих. Мы зовем ее Крэкс. Результат вышел – и, я уверен, вы с этим согласитесь – весьма впечатляющим.
Олтмэн попытался броситься на них через стол, но добился только того, что перевернулся вместе с креслом. Беспомощный, он лежал, уткнувшись лицом в пол.
Маркофф и Стивенс встали, подняли его с пола и снова усадили.
– Кстати, Крэкс солгал, что не убивал вашу подружку, – доверительно сообщил Маркофф. – Как там ее звали? Впрочем, думаю, это не имеет значения. Главное, что он убил ее. Очень был несдержанный человек. Из-за этого и пришлось пустить его в расход.
Олтмэн ничего не сказал.
– Теперь у вас появилась мотивация, – заметил Стивенс. – Месть. Убейте Крэкса и тем самым отомстите за смерть Ады. Из этого должно получиться отличное шоу. – Он ухмыльнулся. – Кажется, здорово придумано? Вроде бы неплохой способ уйти из жизни. Кто бы мог желать большего?
– Вы, быть может, думаете, что мы собираемся оставить вас совсем беззащитным, – прибавил Маркофф. – В таком случае вы ошибаетесь. Мы приготовили вам оружие. – Он достал из кармана ложку и сунул ее в кулак Олтмэна. – Ну вот, теперь вы готовы. Удачи.
Не произнеся больше ни слова, Маркофф и Стивенс встали из-за стола и покинули комнату.
3
Камера, в которую швырнули Олтмэна, представляла собой круглое помещение около шести метров в диаметре. Его провели через герметически закрывавшуюся дверь и оставили одного, сжимающего в руке смехотворное оружие. Ждать пришлось долго. Олтмэн потратил это время с пользой: заточил края ложки о стену, чтобы «оружие» стало чуть более серьезным.
Над камерой находилось второе помещение, такое же по размеру и форме, предназначенное для наблюдателей. Стеклянный потолок нижней комнаты являлся одновременно полом верхней. Сквозь стекло Олтмэн видел Стивенса и Маркоффа. Они, улыбаясь, пили шампанское и с интересом посматривали вниз.
«Одно дело, если тебя просто убьют, – думал Олтмэн, – и совсем другое – умирать, зная, для каких низких целей используют твое имя после смерти. Лучше уж жить, как тот пьянчужка, у которого больше нет имени».
Его размышления прервала откатившаяся в сторону вторая дверь камеры. За ней открылся темный коридор. Олтмэн остался на прежнем месте, возле двери, через которую его привели. Он ждал, когда появится кошмарная тварь. Но ничего не происходило.
«Жизнь – это ад, – подумал Олтмэн. – Ты можешь все делать правильно, можешь водить смерть за нос, а потом один неверный шаг, и все погибло».
Очевидно, таковы законы жизни. По крайней мере, его собственной.
Внезапно донесся чудовищный гнилостный запах. Олтмэна чуть не вырвало.
Потом он услышал громкое шарканье, и через несколько секунд показалась тварь.
Двигаясь по коридору, она задевала стены. Несмотря на жуткий вид, она явно была прежде человеком – или людьми. Из хитинового панциря торчала удлинившаяся и раздробленная нога; на морде трепетали напоминавшие пальцы щупальца, а в центре дрожащего живота имелся большой нарост, который был похож на застывшее в немом крике лицо Крэкса.
Вот тварь целиком протиснулась в камеру и громко заревела.
«Господи, – в ужасе подумал Олтмэн, – пусть это окажется галлюцинацией! Пусть это будет просто сон! Боже, дай мне проснуться!»
Он смежил веки, а когда снова открыл глаза, чудовище никуда не делось. Оно зарычало и бросилось в атаку.