Свиток Воскресшей мученицы Эвадины Курлайн сообщает, что она действительно примерно в то время останавливалась в Каллинторе. Ей было поручено создать первую роту Ковенанта для борьбы с Бунтом Самозванца, и мученица Эвадина искала рекрутов среди злодеев, собравшихся в священном городе. Руководствуясь не набожными наклонностями, но желанием избежать петли, Элвин с двумя спутниками записались под знамёна мученицы Эвадины. К ним примкнула и бесхитростная Эйн, по отношению к которой Элвин демонстрировал удивительное стремление защитить. Многочисленные истории рассказывают об искренней, по всей видимости, отваге Писаря в последующей Битве на Поле Предателей, но его собственные записки рисуют картину неохотного, хоть и несомненно эффективного участия. Также он подтверждает и широко распространённое убеждение, что в какой-то момент спас жизнь мученицы Эвадины.
Большую часть орды Самозванца в том разгроме уничтожили, но Эвадине удалось сохранить жизнь сэру Уилхему Дорнмалу, другу её детства. Заклеймённый предателем Уилхем лишился всех своих титулов, но избежал смерти, записавшись в роту Ковенанта.
Именно после той битвы Элвин запятнал свою душу, отыскав каэритскую целительницу по прозвищу «Ведьма в Мешке», дабы спасти Брюера, смертельно раненного отравленной стрелой. Ведьму в Мешке прозвали так из-за обыкновения ходить повсюду с мешком на голове, по всей видимости, чтобы скрывать ужасный уродливый облик. Прежде чем согласиться исцелить Брюера, она заключила сделку с Элвином: в обмен на лечение друга он должен был принять из её рук маленькую древнюю книгу, написанную на языке, которого не мог расшифровать. Заинтригованный, он согласился, и Брюер дожил до рассвета и вылечился. Точная природа исцеления не записана, но ясно, что Элвин приписывает её чудесным силам Ведьмы в Мешке.
Здесь повествование пересекается с общепринятой историей мученицы Эвадины касательно того, как рота Ковенанта была отправлена на север, в порт Ольверсаль, в неспокойное герцогство Фьордгельд, дабы подавить местное восстание и посягательства язычников-аскарлийцев. В Ольверсале Элвин снова встретился с Беррин Юрест, каковая работала там хранителем в знаменитой библиотеке короля Эйрика. Убедив её перевести книгу, данную ему Ведьмой в Мешке, он выяснил, что та была написана архаичной формой каэритского языка и содержала почти дословное описание их предыдущей встречи в Шейвинском лесу. Прежде чем Элвин узнал больше, порт Ольверсаль был атакован ордой диких аскарлийцев. Мученица Эвадина получила несколько тяжёлых ранений от рук человека, известного как Тильвальд, но её спасли Элвин и Уилхем. Выжившие из роты Ковенанта отплыли на захваченных у аскарлийцев кораблях, а в это время языческое пламя пожирало Ольверсаль и его знаменитую библиотеку.
Прибыв в портовый город Фаринсаль, мученица Эвадина несколько дней лежала при смерти, пока Элвин и капитан Суэйн из роты Ковенанта не составили план вылечить её, и тем самым навеки прокляли свои души: Элвин должен был отыскать Ведьму в Мешке и убедить её исцелить их любимого командира. Отправившись на поиски Ведьмы в Мешке, Элвин вскоре оказался захваченным цепарем. Убеждённый своими воображаемыми ду́хами, что Элвин однажды организует его кончину, цепарь годами планировал его смерть. Элвину, привязанному к дереву, оставалось лишь страдать от пыток цепаря и ожидать конца. В это время появилась Лорайн д'Амбрилль, уже ставшая герцогиней Шейвинской Марки, и сообщила, что сговорилась с цепарем о поимке Элвина. Далее она заявила, что невиновна в предательстве Декина, и что сие преступление на совести человека по имени Тодман, который давно принял смерть от её руки. Дабы проиллюстрировать правдивость своих слов, она убила цепаря и тем самым спасла Элвина, но также и наказала за неосторожные слова, оставив его привязанным к дереву.
От неизбежной голодной смерти Элвина выручило появление Ведьмы в Мешке. Освободив его, она забрала назад книгу, которую дала ему, вместе с инструкциями Беррин по переводу. Также открылось, что лицо её под мешком отнюдь не уродливое. Вместе они вернулись в Фаринсаль, где — и необходимость поведать эти слова ранит моё набожное сердце — Элвин Писарь утверждает, будто бы принял участие в магическом ритуале, каковой спас леди Эвадину от неминуемой смерти. По его словам, её воскрешение руками Серафили на самом деле было всего лишь бредовым наваждением. И далее он усиливает сие богохульство, ссылаясь на некую форму плотского притяжения между ним и Воскресшей мученицей. Надеюсь, благословенные братья, теперь вы видите острую необходимость скрывать это повествование ото всех, кроме самых набожных глаз.
Повествование на удивление согласуется со священным писанием в последующем рассказе о знаменитом обращении мученицы Эвадины к верующим Фаринсаля и о подлом заговоре, в результате коего её захватили и похитили гнусные служители Короны, испугавшиеся её восхождения. Элвин добавляет некоторые красочные детали, такие как смерть Брюера от рук похитителей мученицы Эвадины. Также в это время Элвин разорвал свой союз с Торией, решившей сбежать на судне контрабандистов от грядущего кризиса. Элвин утверждает, что отказался присоединиться к ней по причине некоей магической связи с Воскресшей мученицей. Зная его характер, я более склонен приписывать это его разбойничьему нюху на потенциально прибыльную азартную игру.
Какими бы ни были его мотивы, Элвин вместе с ротой Ковенанта прибыл в замок Амбрис, где мученицу Эвадину обвинили на фарсовом судебном процессе, каковой провёл малопонятный священник по имени Арнабус. Воскресшую мученицу по ложным обвинениям в государственной измене и богохульстве приговорили к смерти через повешенье, но Элвин, закованный в доспехи, позаимствованные у Уилхема Дорнмала, пробился через толпу, дабы заявить о своём праве оспорить вердикт поединком. Этот аспект истории мученицы Эвадины невозможно отрицать, поскольку его подтверждают другие источники — Элвин Писарь действительно в тот день сражался в поединке с рыцарем-командующим сэром Алтусом Леваллем, завоевав огромное признание благодаря тому, что успешно держался против прославленного рыцаря-ветерана, во всяком случае, какое-то время. В этом поединке Элвин открыл тайну, доверенную ему восходящей Сильдой Дойселль — тайну, из-за которой её приговорили к Рудникам: король Томас Альбермайн на самом деле был незаконнорождённым сыном своего защитника и не имел никаких прав на трон.
Побеждённый разъярённым рыцарем-командующим, Элвин был спасён от смертельного удара Воскресшей мученицей. Соскочив с эшафота, мученица Эвадина ударила сэра Алтуса украденным мечом, в то время как соединённые силы солдат Ковенанта и верующих керлов начали атаку на роту Короны. В последующем хаосе мученица Эвадина и её последователи вытащили полумёртвого Элвина и вынесли его в те самые леса, где он провёл свою непутёвую юность. Мученица и разбойник теперь соединились в восстании, но мог ли такой союз продлиться долго?
ЧАСТЬ I
Меня иногда спрашивали, пускай и только шёпотом: «Восходящая, а был ли Бич на самом деле? Правда ли, что Серафили обрушили на Землю огонь и разрушение, дабы очистить её от Малицитов? Можно ли поверить, что тысячи людей погибли и великие города были уничтожены в этом ужасе огненного спасения?».
Мой ответ — пускай многие и проклянут меня за него — всегда был таким: «А разве это имеет значение?».
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Оказалось, во сне меня поджидал Эрчел. Из всего множества мёртвых душ, усеивавших мою память, она выбрала его. Не милую Герту с ловкими пальчиками. Не Декина — страшного, безумного, но иногда и мудрого Короля Разбойников. И даже не набожного зануду Конюха, которого я оставил убитым одной снежной ночью много лет назад. Нет, это Эрчел приветствовал меня плотоядной ухмылкой. Заляпанные зубы темнели на белом фоне побледневшего лица, и свежая кровь капала с порванной ткани в его паху. Несмотря на ухмылку, я видел, что ему неприятно меня видеть, но, с другой стороны, кастрация оказывает удручающий эффект даже и на самую добрую душу, хотя уж он-то при жизни добрым никогда не был.
— Пришёл посмотреть, да, Элвин? — спросил он, наклонив голову и почёсывая тощую шею. Пока он говорил, она вытягивалась и изгибалась, словно змея, а говорил Эрчел скорее голосом отчаявшегося попрошайки, чем оскоплённого обиженного садиста. — Пришёл посмотреть, что натворил, да?
Его руки и пальцы казались длиннее и тоньше, чем я помнил, и он скрёб и тыкал ими по наручу моих доспехов, закрывавшему предплечье, оставляя кровавые следы на металле.
— Значит, ты теперь рыцарь? — ликующе прошипел он, покачивая головой на удлинённой шее. — Высоко поднялся, да? Выше, чем бедный Эрчел и мечтать смел. Достаточно высоко, чтобы поделиться монеткой со старым другом.
— Я не рыцарь, — ответил я и дёрнул рукой, избавляясь от его прикосновения, которое жалило, несмотря на доспехи. — И мы никогда не были друзьями.
— Только не бей кулаками бедного старого Эрчела. — Он злобно насупился, пригнувшись, и вцепился длиннопалой рукой в кровавое месиво у себя между ног. — У него теперь нет причиндалов, помнишь? Ты позволил той мелкой сучке отрезать их.
— Ничего я ей не позволял, — напомнил я ему. — Хотя не могу сказать, что стал бы её останавливать.
Он стиснул зубы и издал звук, в котором гротескно смешивались смех и шипение.
— Она получит то, что грядёт, — заверил он, стуча зубами, за которыми в тёмной нише рта извивалось что-то тёмное и влажное. — Уж ты-то проследишь за этим.
Охваченный внезапной яростью, я потянулся к мечу, выхватил его и обнаружил, что Эрчел уже убрался за пределы досягаемости клинка.
— Иди, иди, — сказал он, маня меня к себе. — Неужели не хочешь взглянуть на то, что ты натворил?
Порыв ветра укрыл туманом окружающие нас пучки травы, превратив Эрчела в сутулую тень. Мягкая земля захлюпала под сапогами, когда я пошёл за ним, влекомый любопытством в той же мере, что и желанием рубануть по нему — в мире бодрствования я был лишён такого удовольствия. Ясно было, что мы на болоте, хотя мне и не знакомом. Туман густел повсюду, скрывая все приметы, кроме неровных, скрюченных силуэтов каменистых верхушек, которые торчали из болот, словно неподвижные чудовища во мраке. Где бы мы не находились, я