лян Эстрик выглядел вполне довольным ходом работ, а вот нахмуренный лоб Суэйна заставил меня задуматься.
Он проверял в деле отряд на стене, выходящей на реку. Сражение на стене требовало иной тренировки, нежели стандартное построение в три шеренги, используемое в открытом поле, и капитан, не теряя времени, обучал своих солдат. Их дни стали изнуряющей рутиной, где за работой следовала муштра с редкими перерывами на пешие патрули между стенами. Как я понимал, это делалось по большей части ради боевого духа, поскольку Верховая Гвардия была нашей главной гарантией против нападения.
— Пригнуть голову! — Хрипло рявкнул Суэйн и сильно стукнул рукоятью булавы по шлему алебардщика, согнувшегося за зубцом. — Арбалетные болты летают не только вниз, но и вверх. Ты! — Взгляд Суэйна упал на солдата, в котором я узнал пикенёра из отряда сержанта-просящей Офилы. Пики не очень хорошо подходят для сражений в замках, и потому самым высоким солдатам раздали различные топоры и палицы. — Что мы делаем, когда лестница касается стены?
— Пропускаем первого и оставляем его кинжальщикам, — с благоразумной готовностью ответил парень, — чтобы следующие за ним лезли быстрее. Когда лестница набьётся снизу доверху, облить их маслом и закидать факелами.
— А если масла больше нет? — спросил Суэйн?
— Убить второго на лестнице и сбросить его труп на остальных. Лестницу оттолкнуть, как только на ней никого не останется.
Суэйн хмыкнул, сдержанно выражая удовольствие.
— Хорошо. Просящая Офила, прогоните их ещё дважды по лестнице, и потом могут поесть.
Офила послушно рявкнула команду, и отряд спустился во двор. Они двигались быстро и слаженно, и я со стыдом вспомнил, как неуклюже, а то и нелепо ковылял я сам, и другие рекруты из Каллинтора. Хотя среди этих новобранцев было одно исключение. Госпожа Джалайна не двинулась с той же неосознанной точностью, что остальные, хотя её лицо выражало полную решимость. У неё на поясе имелся топорик и два кинжала, и даже отсюда я видел её желание пустить их в ход. Она отмылась, раны ей зашили, синяки поблекли, и теперь я бы назвал её миловидной, если бы тёмный голод на её лице не отталкивал любые плотские мысли. Товарищи-солдаты называли её просто «Вдова» — и это прозвище она приняла без возражений.
— Она сразу же вызвалась, — сказал Суэйн, заметив направление моего взгляда. — Леди Эвадина предложила сопроводить её за границу, но она и слушать не захотела. — На его губах появилась редкая улыбка, хоть и очень тонкая. — Обычно я не одобряю переполненных ненавистью солдат. Плохо для дисциплины. Но, по моим ощущениям, её ненависть нам скоро пригодится.
Зная, что осторожные аллюзии со Суэйном пропали бы впустую, я решил задать вопрос напрямую:
— Сможем ли мы удержать этот замок?
Он ответил быстро и так же без прикрас:
— Зависит от того, сколько народу они против нас приведут. — Я заметил, как от вида моей досады на его лице промелькнуло удовлетворение, но это выражение померкло, когда он бросил взгляд на самый высокий холм на юге. — И от силы их машин, — добавил он куда более мрачным тоном.
Я знал, что на этом самом холме стоял могучий требушет, обваливший стены замка Уолверн много лет назад. Холм располагался всего в двух сотнях шагов от стен, за пределами досягаемости наших арбалетов, и я не сомневался, что лорд Рулгарт быстро заметит его тактическую ценность.
— Можно ли что-нибудь сделать? — спросил я. — Как помешать… — Мой голос стих под осуждающим взглядом Суэйна.
— Холм не срыть, мастер Писарь. И у нас нет людей и материалов, чтобы его оборонять. — Он вздохнул, выпрямился и прогнал с лица все следы сомнений. — Надо довериться суждению леди Эвадины и помнить, что время будет нашим союзником. С машинами или без них, взятие этого замка — дело долгое. У нас хватит припасов, и, может быть, осаждающим придётся туже, чем осаждённым, особенно зимой. — Он помолчал, глянув на башню. — Она… снова допрашивает пленников?
— Если предпочитаешь называть это так. — Я скрыл ухмылку, увидев, как напряглось его лицо. В моём представлении приверженность Суэйна Эвадине очень походила на привязанность пса к любимому хозяину. Он подчинялся всецело, но никогда по-настоящему её не понимал. Хотя я претендовать на это тоже не мог.
— Думаешь, ей стоило бы уже пустить это в ход? — Я кивнул на деревянное сооружение, поднимавшееся на стене на противоположной стороне двора — простое, но крепкое приспособление из двух балок, одна вертикальная поддерживала одну горизонтальную. Эвадина приказала поднять его в день, когда мы вернулись с пленниками, и всё же петля, болтавшаяся на верхней балке, оставалась пустой.
— Не сомневаюсь, у неё есть свои причины, — тихо сказал Суэйн и покашлял. — А тебе нечего писать, что ли?
Я позволил ухмылке расцвести, ударил себя костяшками в лоб и повернулся к лестнице.
— С вашего позволения, капитан.
Тревога поднялась, стоило мне выйти на мостовую двора — раздался громкий крик часового с привратной башни:
— Патруль возвращается! — крикнул он в сторону Суэйна, сложив руки у рта. — Галопом!
— Приведи её! — крикнул мне Суэйн, но я уже бежал к башне. Капитан рявкал приказы, и вокруг меня вся рота бросала инструменты и доставала оружие по пути на свои позиции. Если Верховая Гвардия возвращалась галопом, то причина тому была ясна: лорд Рулгарт наконец-то соизволил почтить нас своим визитом.
— Сколько? — спросила Эвадина Уилхема, когда мы подошли к нему на привратной башне. Рота шеренгами выстроилась на зубчатых стенах. Котлы с маслом подвесили над пылающими кострами, а рядом — колчаны арбалетных болтов и штабеля ящиков с обломками кирпичей.
— Я насчитал тысячу лошадей и три тысячи пехоты в авангарде, — ответил Уилхем. — Судя по виду, хорошо обученные и вооружённые. А следом идёт по меньшей мере вдвое больше. Все пешие, и вооружены похуже, но маршируют довольно стройно.
— Это, видимо, Присягнувшие роты, — сказал я. — В Алундии все мужчины воинского возраста должны принести клятву служения герцогу. Только он может созывать простолюдинов к оружию. Землёй владеют рыцари, но простые люди зависят от герцога. Несколько раз в год они собираются, тренируются и отлично себя показали во всех войнах, случившихся на этих землях.
— Итак, почти десять тысяч, — протянула Эвадина, глядя на подмёрзшую гравийную дорогу, идущую в нескольких сотнях шагов по ровному участку, отделяющему замок Уолверн от холмов к востоку. — Тогда странно, — добавила она, подняв от удивления брови, — что я насчитала только одного.
Из-за узкой лощины показался всадник без знамени и без сопровождения. Он пустил лошадь спокойным шагом, и только когда доехал в пределы полёта стрел со стен, стало можно различить лицо лорда Рулгарта. Он остановился в полусотне шагов от поднятого моста, спокойно посмотрел на него и на недавно отремонтированные стены, и наконец поднял взгляд на Эвадину.
— Миледи, вам не хватает гостеприимства! — крикнул он, протягивая руку в сторону моста. — Неужели вы не рады усталому путнику?
— Вам рады, милорд, — крикнула Эвадина в ответ. — Вашей армии — нет.
Рулгарт поднял руки и повернул голову, глядя на пустую землю позади:
— Как видите, я пришёл без враждебных намерений.
— Скрытый клинок остаётся клинком. — И Эвадина добавила более суровым голосом: — Назовите своё дело или ступайте прочь, милорд. Меня сильно утомляют бессмысленные разговоры.
Опуская руки, Рулгарт сжал кулаки, и сурово, под стать Эвадине, проговорил:
— Мне доложили, что в вашей темнице томятся подданные этого герцогства. Более того, заслуживающие доверия свидетели сообщают, что этих пленников захватили после кровавой и неоправданной резни, устроенной солдатами вашей роты.
— Ваше первое утверждение верно, — сказала ему Эвадина. — А второе — ложь. Пленники в моей темнице виновны в убийстве, изнасиловании и грубом святотатстве.
— Я назначенный лорд-констебль этого герцогства, миледи. — Лицо рыцаря исказилось от негодования, вызванного на мой взгляд искренним гневом, а не притворством. Мне было ясно, что лорд Рулгарт приехал не для того чтобы пустыми жестами потешить свою гордость. — Это моя обязанность, а не ваша — определять вину и наказание подданным моего брата.
— У меня есть Королевское Предписание, которое прямо утверждает обратное. — Эвадина пожала плечами, звякнув доспехами, а её лицо выражало пустую отстранённость, и я не сомневался, что это специально, чтобы подбросить жару в гнев алундийца. — Быть может, вам лучше было бы написать письмо королю с благодарностями за то, что избавил вас от лишнего труда.
Рулгарт опустил голову и сгорбился, как человек, который пытается сдерживаться.
— Я не буду и дальше перебрасываться словами или обсуждать с вами законы, — сказал он, оскалившись, и пытаясь не рычать. — В ваших лапах алундийцы, и я требую, чтобы их вывели. Если вы этого не сделаете, то вы и ваша рота столкнётесь с последствиями, и обещаю, что они будут суровыми.
Я ожидал от Эвадины новых приводящих в ярость возражений, но вместо этого она изобразила задумчивость, поджала губы и спустя несколько секунд кивнула.
— Как пожелаете, милорд. Капитан Суэйн, выведите пленников. А ещё попросите госпожу Джалайну присоединиться к нам.
В последний раз, как я видел Этриха, он казался побеждённым, но дерзким негодяем, который, преодолевая страх, выкрикивал свои лозунги. А человек, который поднялся по лестнице и встал на эшафоте, двигался с прямой спиной и бесстрашной уверенностью. От пристойной пищи он выглядел здоровым, борода была аккуратно пострижена, тощее тело одето в чистую тунику и штаны. Остальные пленники выглядели примерно так же, и, как у их вожака, всё их внимание было приковано только к Эвадине, а не к аристократу, который явился обеспечить их освобождение.
— Этрих Дубильщик, — сказал Рулгарт полным отвращения голосом. — Можно было догадаться, что это ты. Я бы сам тебя давно повесил, если бы твои соседи про тебя не врали.