За всё это время мне нанесли несколько ударов враги, которых я не видел, благодаря ограниченному обзору через щель моего забрала. Никаких повреждений я не получил, помимо всплеска головной боли и струйки крови из носа. Когда схватки вокруг поутихли и стали менее яростными, из узких улочек перед нами вылетел залп стрел и арбалетных болтов. Предсказание Уилхема насчёт качества моих доспехов подтвердилось, когда от кирасы отскочил болт, едва-едва поцарапав металл. Нескольким из моих выживших новобранцев повезло меньше, и мне пришлось приказать остальным поднять щиты.
— Сегодня впереди ещё немало драк! — сказал я, снова приводя их в некое подобие порядка. Когда ярость битвы временно стихла, моё настроение испортилось, и от возвращения головной боли уменьшилось терпение. Да и вид такого большого количества мёртвых и раненых, усеивающих мостовую, тоже гасило всякие триумфальные порывы.
— Ты ранен? — спросила Эвадина, когда её высокая фигура показалась из клубов дыма. В северных районах города бушевали пожары, предположительно вызванные огненными шарами, пущенными осадными машинами. Пламя бросало сбивающие с толку отблески на и без того уже кошмарную картину, а едкая мгла от него ещё больше добавляла общей неразберихи.
Эвадина остановилась взглянуть на моё перепачканное лицо, когда я поднял забрало, за которым из носа капала кровь.
— Это ерунда, — ответил я, вытирая лицо.
С её лица не сходила тревога и, вкупе с чуть удивлённо приподнятыми бровями, это заставило меня задуматься, не включало ли одно из её видений мою ужасную смерть этой ночью.
— Надо объединиться, прежде чем двигаться дальше, — сказал я ей, оглядываясь назад на брешь и со страхом видя, что там нет подкреплений.
— Принцесса, наверное, всё ещё ждёт падения бастиона, — проговорила Эвадина. Быстрый осмотр надвратной башни — окутанной дымом, но в остальном нетронутой — привёл меня к заключению, что ждать Леаноре придётся долго. А ещё, судя по громкому шуму продолжающейся битвы, долетавшему из мрака к югу от бастиона, стало ясно, что лорду Элберту ещё не удалось провести роту Короны через их брешь.
— Похоже, королевскому защитнику требуется помощь, — сказала Эвадина. — Я возьму Первую роту. Стой здесь со Второй и отправь принцессе Леаноре весть о нашем успехе. Может, от волнения она всё пропустила.
— Герцогиня, — напомнил я Эвадине, когда она отвернулась. — Нам надо её захватить.
— Мы не сможем одни пробиться через весь город, Элвин. И к тому же… — на её губах мелькнула лёгкая улыбка редкого самодовольства, и она махнула рукой Суэйну, — на эту вылазку стоит пойти хотя бы ради того, чтобы взглянуть на выражение лица сэра Элберта, когда я его спасу.
— Лучше бы вы дали этому гаду умереть, — пробормотал я, заработав укоризненный взгляд, и она поспешила прочь, строить Первую роту в «копьё».
— Эймонд! — крикнул я, оглядывая окружающие кучи трупов и ошеломлённых фигур, охваченных тошнотой и замешательством, которые наступают после битвы.
— Он вон там, — сказала мне Вдова, кивнув в сторону маленькой кучки солдат поблизости. Она стояла в нескольких шагах от меня и тряпкой отскребала засохшую кровь с боевого молота.
— Эймонд, — повторил я, зашагав в ту сторону. Подойдя ближе, я увидел, что эта группа окружала стоявшего на коленях солдата, алундийского воина, судя по его доспехам. Доспехи были покрыты кровью и сажей, а на лице виднелось несколько ран. Но ему хватало сил махать алебардой в сторону солдат вокруг него. Охваченные жестокостью, они отвечали похабными насмешками и мучили раненого смельчака тычками клинков и ударами древков.
— Как тебе, сраный еретик? — спросил один, отходя от выпада алундийца, и рубанул его фальшионом, отчего алебарда выпала у парня из рук. Ещё несколько ударов, и алундиец уже лежал без чувств на земле.
— Тащите масло, — сказал другой. — Посмотрим, как эта грязь горит.
— Хватит! — сказал я, схватив потенциального поджигателя за плечо, и развернул его. Лицо Эймонда так исказила переполненная ненавистью злоба, что я не сразу его узнал. А ещё впервые в его глазах я увидел вызов. «Как у Эрчела, когда окажешься между ним и его жертвой», подумал я, глядя, как Эймонд берёт себя в руки.
— Прошу прощения, капитан, — сказал он, с трудом выдавливая слова из пересохшего горла, и отступил назад, склонив голову. Его спутник с фальшионом не так перепугался.
— Нахер прощение, — сплюнул он и решительно направился ко мне. — Этот уёбок убил моего кузена. Я воздам ему, и похуй, если вам это не нравится, капитан.
Нежеланная солдатская жизнь научила меня, что есть много способов привить дисциплину в своём подразделении. Часто заботливое слово или любезный комплимент завоёвывают сердца грубых или впавших в уныние. Однако перед лицом открытого бунта мало какие методы более эффективны, чем удар стальной перчатки, в полную силу нанесённый по лицу.
Попавший в цель удар вызвал облако кровавых брызг с белыми точками выбитых зубов, а фальшион мстительного рекрута загремел по булыжникам мостовой. Сам же он ещё немного покачался, озадаченно хмуря разбитое лицо, а потом рухнул. Когда я обернулся посмотреть на его товарищей, то увидел, что все они повторили покорную позу Эймонда.
— Поднимите этот кусок дерьма, — приказал я, указывая кончиком меча на солдата без сознания. — Когда очнётся, сообщите, что он с позором изгнан из роты. Если увижу его ещё раз, то прикажу запороть до смерти. Остальные — валите отсюда и отыщите своего сержанта. Ты, — добавил я, возложив на Эймонда всю тяжесть своего разгневанного взгляда, — бегом через стену и найди принцессу Леанору. Скажи ей, что эта брешь захвачена, и капитан Писарь смиренно предлагает ей послать сюда все войска, какие только возможно.
Я проследил, как он убежал, и помедлил, услышав, как алундиец приглушённо охнул:
— Прошу… — Один взгляд на его лицо, на побелевшую кожу под грязью и кровью, сказал мне, что ему остались считанные мгновения. — Моя жена… — пробормотал он, дёргаясь всем телом. — Мои дети… Они в Замке Герцога. Остановите… это… — Он собрался с силами, наклонил голову и встретился со мной взглядом, его глаза умоляюще блестели. — Остановите её… Вы… добрый человек… да?
«Не особенно». Я оставил эти слова несказанными, поскольку они были жестокими, а в тот миг я чувствовал себя слишком уставшим для такого. А ещё его слова вызвали во мне любопытство.
— Остановить кого от чего? — спросил я, присев возле умирающего алундийца.
— Герцогиня… — прохрипел он, содрогаясь и заливая подбородок тёмной кровью, поднимавшейся из глубины тела. — Она… решилась на это… Все они… даже моя жена. Это безумие. — Он снова дёрнулся и из последних сил махнул мне рукой, которая вяло опустилась мне на наруч и упала бы наземь, если бы я её не подхватил. — Вы… остановите их. — Он уставился на меня, и в его глазах застыла мольба о понимании, даже когда смерть их затуманила. — Вы… добрый… человек… — донёсся свистящий шёпот, который стих до шелеста, а потом раздался знакомый звук человека, испускающего последний вздох.
Отпустив его руку, я пошёл обратно до расположения роты и увидел, что Офила, как обычно, эффективно выстраивает выживших в подобие порядка. Осталось около половины, и я знал, что этот итог ночного сражения намного лучше, чем можно было ожидать. Но всё же моё сердце замирало при виде тел, лежавших вокруг бреши. Нельзя сказать, что я всех их хорошо знал, а некоторых не знал и вовсе, но эти солдаты были моими.
Прилетело ещё несколько стрел и арбалетных болтов с крыш и из окон, скорее досаждая, чем создавая настоящую угрозу. И даже эти неприятности прекратились, когда в северном районе разгорелся пожар, бросавший отсветы на облака сверху и постоянно взметавший фонтаны углей. Эта картина неизбежно вызвала в памяти воспоминания об Ольверсале, а конкретно о пекле, спалившем великую библиотеку. В голове с новой яростью пульсировала боль, бурлили скверные воспоминания, мне очень сильно хотелось убраться отсюда, и не было никакого желания становиться свидетелем смерти ещё одного города.
«Герцогиня… Она… решилась на это». Я стиснул зубы, пока слова умирающего солдата пробивались через свирепствующую в моей голове боль. Их значение оставалось загадкой, но его отчаяние не оставило мне сомнений в зловещем обещании этих слов. А ещё Леанора наверняка была права, пытаясь организовать для герцогини Селин путь к отступлению. «Мои дети… вы добрый человек».
Кратко, но ёмко выругавшись, я наклонился и вытащил маленькую бутылочку из мешочка за правым поножем.
— Сержант Офила! — крикнул я, хорошенько отхлебнув лекарства.
— Капитан! — сказала она, появившись возле меня, и встала по стойке смирно.
Я хмыкнул, проглатывая эликсир.
— Мы случайно не захватили пленных?
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Как только в бреши появились подкрепления и развеяли всякие сомнения в том, что город пал, я взял в качестве сопровождения Вдову, Лайама Дровосека и Флетчмана, оставив Вторую роту в руках Офилы. Первыми в атаку внутрь города бросились рыцари из королевского войска. Все они были верхом и неблагоразумно проехали внутрь галопом — и тут же им пришлось резко остановиться из-за узких улочек. Они безрезультатно слонялись, пока не потеряли нескольких человек из-за алундийских лучников на соседних крышах, и только после этого рыцари соизволили спешиться и дальше продвигаться пешком. К этому времени через брешь широким потоком проходили герцогские рекруты под началом рот кордвайнцев, и, не теряя времени, принялись обшаривать ближайшие дома в поисках добычи. Большинство зданий возле стен опустело за несколько недель до нашей осады, а оставшиеся горожане были по большей части слишком стары, больны или глупы, чтобы уехать. Отношение к этим несчастным вызвало во мне ещё более скверные воспоминания об Ольверсале и об опустошении, чинимом победителями-аскарлийцами.
— Рота Ковенанта не может замарать себя такими преступлениями, — сказал я Офиле, перед тем, как отправиться на поиски За́мка Герцога. — Отведите их на стены и оставайтесь там. Любой солдат, нарушивший строй, будет выпорот и изгнан.