сь нотка тревоги. — Опишите их, пожалуйста.
— Выше всех королевское знамя, миледи. Две большие золотые кошки. На втором — чёрная роза на белом фоне. Третий — всего лишь вымпел в красно-синюю полоску.
Я видел, как Эвадина с Уилхемом переглянулись, услышав описание второго знамени, отлично им известного. Я тоже его знал, поскольку видел после битвы на Поле Предателей в тот день, когда на самом деле началась легенда о Помазанной Леди. А ещё в тот день ей в руки передали друга её детства и аристократа-предателя Уилхема Дорнмала, которого привёз рыцарь со щитом, украшенным чёрной розой на белом поле.
— Красно-синий вымпел — это флаг перемирия, — сказала Эвадина Флетчману. Она улыбнулась и пожала ему руку, а тот немедленно от её прикосновения рухнул на одно колено. — Прошу вас, сэр, не надо, — сказала она ему. — Только принцы требуют таких формальностей. Поднимайтесь, и благодарю вас за отличную службу сегодня. Ступайте и отдохните.
— Значит, перемирие, — сказал Уилхем, когда разведчик ушёл, не поднимая головы, несмотря на указание Эвадины. — Со стороны короля Томаса умно из всех рыцарей послать именно его.
— Умно, — согласилась Эвадина после того, как по её челу промелькнула тень недовольства. — Или жестоко.
— Сотня рыцарей — внушительная сила, — сказал Суэйн. — Но мы можем с ней справиться, если придётся.
— Если там только они, — заметил я, внимательно посмотрел на Эвадину и добавил: — Если это приманка, то она отлично сработала.
— Мастер Писарь, вы полагаете, будто я собираюсь слепо отправиться в этот лагерь? — спросила Эвадина, изогнув бровь.
— Я полагаю, что король, или его советники, неспроста отправили единственного рыцаря, которого вы наверняка пощадите. Но, раз они явились без гончих, это хороший знак. И означает, что они действительно хотят поговорить.
— Мы убили в замке Амбрис очень много людей короля, — сказал Уилхем. — Вместе с их рыцарем-командующим, который лишился жизни, приводя в исполнение законы Короны и Ковенанта. Такое сложно простить.
— Лорду-бунтовщику или разбойнику из простолюдинов — возможно, — ответил я, не отводя глаз от Эвадины. — Но не Воскресшей мученице.
Эвадина скрестила руки и опустила голову. Она была одета в простые хлопковые штаны и рубашку, которые носила без доспехов, и накидка из медвежьей шкуры на плечах укрывала её от холода. Лицо казалось по обыкновению бледным, но теперь я хорошо его изучил и видел дополнительные признаки усталости: чуть натянутый рот и розоватый оттенок глаз говорили о бессонной ночи, или, во всяком случае, о беспокойном сне. Поэтому я задумался: может, ей тоже снились кошмары, и если да, то видела ли она стервятников?
Наконец я увидел, как напряглись её губы, что говорило о принятом решении — этот знак я тоже уже выучил и хорошо различал. Её решения могли означать жизнь или смерть для всех нас.
— Выбери сотню солдат, — приказала она Суэйну. — Самых лучших. В полдень выдвигаемся на встречу с моим отцом.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Увидев, как наша группа появляется из-за деревьев, сэр Альтерик Курлайн вышел за линию пикетов, окружавшую лагерь. Место было отлично выбрано для обороны. Садом Шрайвера называлось давно брошенное подворье, состоявшее из кучки покосившихся зданий на низком холме в центре небольшой поляны. К преимуществам возвышенности добавлялось несколько частично обваленных каменных стен, которые неплохо могли задержать атакующих. А ещё это место давало определённые гарантии, что не нагрянут нежеланные гости. Разбойники обычно избегали его из-за баек о Тени Шрайвера — задержавшегося злобного духа давно умершего садовника, который много десятилетий назад убил свою семью. Как гласила история, задушив их из-за какой-то неизвестной мании, он повесил тела на ветви своих яблонь, веря, что они прорастут и оживут. Когда они не ожили, он под тяжестью чувства вины испустил дух. И, как неискуплённая душа, которой закрыт проход через Божественные Порталы, теперь приговорён бродить в вечных муках по своему участку. Многие утверждали, что видели его за эти годы, хотя сам я не встречал ни разу. А вот деревья тут остались, но за ними никто не ухаживал, и потому они все скрючились. И если какие-либо тела когда-то и украшали их ветви, сейчас они исчезли.
Сэр Альтерик на этот раз вместо доспехов облачился в тонкую кожаную куртку, а из оружия у него на поясе висел только меч. А ещё он нёс сине-красный вымпел, и остановившись в двадцати шагах от линии пикетов, воткнул древко в землю. Этот мужчина впечатляющих размеров и очевидной силы с лёгкостью так глубоко вонзил флаг в землю, что тот остался стоять прямо, когда он опустил руки. Покончив с этим, он шагнул назад, показательно расстегнул пояс и бросил оружие на землю.
— Не стоит вам идти одной, — посоветовал Уилхем Эвадине, которая также сняла меч и передала ему. — На мой вкус место он выбрал слишком близкое к ним.
— Я совершенно уверена в приверженности моего отца к чести, — сказала она ему. — Если любой солдат короля выскочит, чтобы схватить меня, он сам его убьёт. Впрочем, я согласна, что будет лучше, если кто-то ещё послушает, что он скажет. — Она подняла руку, когда Уилхем начал расстёгивать свой ремень с мечом: — Не обижайся, Уил, но, сам знаешь, ты не нравился ему с нашей разорванной помолвки, да и ты к нему не особо расположен. Думаю, мне понадобится более объективный свидетель.
Она повернулась ко мне, подняв брови и указала на ожидавшего рыцаря с вымпелом.
— Окажите мне эту честь, мастер Элвин.
Пока мы поднимались по склону, сержант Суэйн выкрикивал приказы нашей сотне сопровождающих — все ветераны роты Ковенанта, сражавшиеся и на Поле Предателей, и в Ольверсале. Он плотно выстроил их на краю леса, готовых выдвинуться ускоренным маршем, если придётся. Сэр Альтерик принял ту же позу, что и его дочь: руки скрещены, вид оценивающий, хотя и куда более суровый. Как и следовало ожидать, он смотрел в основном на Эвадину, но и меня удостоил долгим взглядом, когда мы остановились в полудюжине шагов от вымпела. Прежде я видел его только в доспехах, и сейчас решил, что его лицо — мужская и куда более старая версия лица Эвадины: высокие скулы и бледная кожа. Тёмные волосы длиннее, чем обычно носят рыцари, а борода — гуще. Чернильные локоны с серебряными прядями развевались на ветру, а его глаза, осмотрев моё лицо, вернулись к Эвадине.
— Отец, — сказала она, низко поклонившись. Я тоже поклонился, упав на одно колено, как и ожидалось от керла, приветствующего аристократа. А вот сэр Альтерик не почувствовал желания ответить тем же.
— Отощала, — бросил он Эвадине, когда она выпрямилась, и его голос тоже звучал как грубое эхо её голоса. — Видимо, питалась червями и орехами?
— Поверь, отец, питаюсь я нормально, — ответила Эвадина. Глянув на меня, всё ещё стоявшего на колене, она раздражённо скривилась и дала мне знак подниматься. — Представляю тебе… — начала она, но сэр Альтерик оборвал её:
— Писаря, который дрался с рыцарем-командующим. — Он шарил глазами по моему потрёпанному лицу — итог как разбойничьей жизни, так и недавнего внимания сэра Алтуса Левалля. — Слышал, зрелище было то ещё. Все керлы отсюда и до Куравеля болтают об этом. Разбойник, который едва не одолел рыцаря, и к тому же, прославленного. — На его губах мелькнула слабая улыбка. — Но лишь едва…
Я увидел по выражению его лица, что это испытание — приглашение либо бросить вызов, либо склонить чело и отвести взгляд, как напуганный простолюдин. Я решил не демонстрировать ни того, ни другого.
— Именно так, милорд, — приветливо согласился я. — Я сражался с ним, и он наверняка убил бы меня, если бы ваша дочь не вонзила меч ему в череп. — Здесь надо было остановиться, но я никогда не мог устоять перед шансом уколоть тех, кто выше меня: — Думаю, такая судьба куда милосерднее, чем та, которой он заслуживал.
Сэр Альтерик прищурился, но скорее сдержанно-весело, чем обиженно.
— С этим я уж точно не стану спорить, — проворчал он и снова перевёл взгляд на Эвадину. — Воздержусь от бесполезных формальностей и пустых слов. — Он кивнул на развевающийся вымпел. — Как я понимаю, ты знаешь, что это означает?
— Король отправил тебя на переговоры от его лица, — ответила Эвадина. — А это значит, что у тебя есть и условия. Давай я рискну высказать предположение об их содержании?
Лицо рыцаря потемнело, и прежнее сдержанное веселье сменилось напряжением, а потом дёрнулось от нарастающего, но привычного гнева. Я счёл, что это признаки человека, привычного к тому, что его бесит собственная дочь.
— Если хочешь, — пробормотал он.
— Моя рота подлежит расформированию, — сказала Эвадина. — Все мои последователи должны сложить оружие и вернуться по домам, за что им будет обещано помилование. Я должна поклясться в верности королю Томасу и уйти на покой в уединённое святилище, где проведу остаток своих дней в молчаливых молитвах, моля мучеников о прощении. — Она вежливо улыбнулась ему. — Я всё верно поняла, отец?
После этих слов его гнев по большей части развеялся, а лицо смягчилось, и на нём осталась лишь гримаса сожаления. А ещё в том, как его глаза не мигали при взгляде на дочь, я видел, что он явно смотрит на самого своенравного отпрыска из всей своей благородной семьи. Любовь этого мужчины к своему ребёнку, может, и была горька на вкус, но никогда не меркла.
— Верно, — со вздохом сказал он ей, — и неверно. — Он помолчал, выпрямляя спину, а потом заговорил рублеными фразами человека, цитирующего заученное послание: — Король Томас желает поставить в известность, что печальные события в замке Амбрис были предприняты без его знания или согласия. Он не выпускал никаких указов против леди Эвадины Курлайн и не высказывал никакого осуждения её действиям. Однако он вызвал герцога Эльбина из Шейвинской Марки, дабы тот ответил за несанкционированные объявления от имени короля и за незаконное похищение Помазанной Леди, которую высоко ценят за отважный меч, сослуживший неоценимую службу делу его величества. Прочие высокопоставленные лица, замешанные в данном преступлении, также понесут королевское наказание. Король сердечно приглашает леди Эвадину в Куравель, где ей окажут все должные почести за её службу во Фьордгельде. Также его величество с нетерпением ожидает, что она искренне выразит свою преданность и горячо отвергнет любую государственную измену, как словом, так и делом.