— Лошадь! Блядь, нужна лошадь!
На следующий день герцогиню Селину Колсар упокоили вместе с её детьми в семейном склепе под За́мком Герцога. Погребальные обряды отправлял ортодоксальный священник в соответствии с доктриной Ковенанта, и мне показалось, что это просчитанное и последнее оскорбление женщине, которая умерла за свою веру. Впрочем, то, что она вынудила своих детей и множество солдат и слуг сделать то же самое, умерило мои симпатии. «Они обезумели», сказал умирающий алундийский воин, и он точно говорил правду. Когда вся рота вернулась обыскать за́мок, я лелеял слабую надежду, что семья этого парня чудесным образом окажется живой, но, помимо леди Дюсинды, выживших мы не обнаружили. Не только дети герцогини стали жертвами этой трагедии — мы нашли несколько семейств, как знатных, так и слуг, которые собрались вместе, чтобы встретить свой конец. Безумие, даже вызванное набожностью, всё равно остаётся безумием.
Пожар, бушевавший в северном районе, погасил случайный снегопад на заре. А ещё холод уменьшил обычное неистовство, в которое солдаты непременно впадают, когда город переживает вторжение. За ночь полностью разграбили несколько кварталов и без разбору радостно зарубили убегающих алундийцев, но потом снег заставил прекратить резню. Когда позднее днём погода улучшилась, несколько банд герцогских солдат, отправившихся на поиски добычи, встретились с лордом Элбертом и ротой Короны. Обычно после битвы умелая жестокость королевского защитника снижалась, но не в этот раз. Он потерял половину своих людей при штурме южной бреши, и явно от этого переживания его дурное настроение затянулось. Поговаривали, будто мрачное настроение лорда Элберта в значительной степени было связано с тем, что его атака провалилась настолько, что ему грозило полное поражение, пока Эвадина не привела Первую роту в тыл противостоявших ему алундийцев. Какой бы ни была причина, лорд Элберт, не теряя времени, повесил шестерых мародёров на спешно возведённых виселицах перед главными воротами, после чего преступные порывы солдат Короны иссякли.
По моим оценкам Хайсал опустел уже на две трети, когда стало можно сказать, что вернулось подобие порядка. Огромное количество горожан уплыло из гавани на кораблях предприимчивых торговцев, капитаны которых наверняка требовали за это немалую цену. Ещё больше людей, у кого не хватало монет на место на корабле, покидали порт через ворота поменьше в северной или южной стенах. Большинство в последующие дни возвращались в город, не в силах выдержать под открытым небом бесчинства зимы. Они возвращались жалкими кучками, перепуганные и дёрганые, под взглядами северян, захвативших их город. Принцесса Леанора приказала выдавать им всем пособие, и не выдвигать никаких обвинений против алундийцев без её прямого разрешения. Придворные постоянно ходили по улицам, провозглашая о щедрости доброго короля Томаса и заверяя всех, что горожане по-прежнему находятся под его защитой.
Итак, когда спустя пять дней после взятия города Леанора созвала своих высших капитанов на совет, он проходил в свете немалого самолюбования.
— Наш гонец к этому времени уже добрался до короля с вестью о нашем успехе, — обратилась она к нам, сидя на узорчатом высоком стуле почившего герцога. Разлитое вино, маравшее прекрасные мраморные плитки зала приёмов, теперь уже убрали, и пол ярко блестел в солнечном свете, льющемся через раскрытые ставни окон.
— Будьте уверены, дорогие господа и дама, — продолжала Леанора, — я в полной мере доложила о ваших отважных подвигах ради достижения его справедливой победы, и не сомневайтесь, что в своё время вознаграждение воспоследует.
— Вознаграждения, безусловно, в первую очередь достойны вы, ваше величество, — вставил один из капитанов. Это был красивый дворянин невысокого ранга, командующий ротой наёмников, собранной за его счёт. Сборище головорезов и пьянчуг, которые последними прошли в брешь и играли заметную роль среди мародёров до вмешательства лорда Элберта. — Ибо, что, как не ваше мудрое командование завоевало этот город для Короны? — продолжал он, бросая выжидающие взгляды на собравшихся капитанов. — Вам мы обязаны всей честью, и знайте, — он опустился на колено и в глубоком почтении низко опустил голову, — мой меч навеки ваш, достопочтеннейшая принцесса.
Его раболепие быстро распространилось среди собравшихся, большинство из которых, не теряя времени, повторили его жест. Эвадина, я, и, как я с интересом отметил, сэр Элберт, воздержались.
— Вы чересчур добры, лорд Эльфонс, — усмехнулась Леанора, вскинув обе руки в сторону преклонивших колени людей. — Довольно. Встаньте, господа, ибо нам нужно обсудить важные вопросы. Теперь, когда эта война выиграна, мы должны обратить наши умы к важным вопросам мира.
От этих слов мне едва удалось сдержать едкую усмешку. Любимая дочь герцога Альтьенского убита, пускай и своей же рукой, а в народе Алундии пробудилась мятежная ярость, и теперь мир долгие дни не вернётся в это королевство.
Леанора выдержала паузу, явно заученно изображая размышление — задумчиво наморщив лоб и постукивая пальцем по подбородку.
— Перспектива управления мятежными землями всегда сопряжена с рядом определённых проблем. Мы должны спросить себя, как лучше всего управлять теми, кто не желает, чтобы ими управляли?
— Сталью, — заявил разговорчивый лорд Эльфонс, сжав рукоять меча, чтобы подчеркнуть свои слова. — Ибо те, кто поднял бунт против справедливого короля, не заслуживают ничего иного.
— Нет, милорд. — Леанора покачала головой, по-королевски наклонив голову. — Я много раз утверждала, что мы пришли сюда не как завоеватели, и я не стану теперь выставлять себя лгуньей. Нет, размышления на этот счёт привели меня к единственному заключению…
Её мудрое заявление временно прервал громкий грохот из-за стен зала, и этому звуку сопутствовала лёгкая вибрация под ногами.
— Во имя мученичьих жоп, что это было? — спросила Леанора, поднимаясь со стула, и её спокойствие сменилось встревоженным удивлением.
— Бастион надвратной башни, ваше величество, — ответил я. — Мастер Вассиер предсказывал, что он может пасть сегодня.
— Тогда, — заметила она, горько вздохнув, — похоже, предсказатель из него лучше, чем инженер.
Эти слова вызвали смех среди собравшихся — то, что бастион никак не желал рухнуть, несмотря на огонь, по-прежнему горевший под его основанием, стало уже дежурной шуткой в армии. Многие солдаты наверняка сейчас платили и получали выигрыши по ставкам на точный миг его обрушения. Впрочем, принцесса Леанора отлично понимала, что это не повод для радости. Уничтожение бастиона было полезно, когда город находился в руках врагов, а теперь его разрушение оставляло уже наши укрепления в жалком состоянии, в то время как Серые Волки лорда Рулгарта всё ещё бродили по герцогству, намереваясь смертельно отомстить. Два дня назад в засаду попал обоз с припасами из Альбериса — тогда убили всех погонщиков и сопровождающих солдат, а драгоценный груз утащили или сожгли. Леанора могла бы удовольствоваться тем, что объявила победу, но реальность заключалась в том, что мы захватили всего лишь один город в землях, населённых неиспуганными людьми, у которых теперь появилось ещё больше причин ненавидеть нас.
Леанора натянуто улыбнулась, глядя на это веселье, но улыбка застыла, когда её глаз зацепился за что-то у подножия её присвоенного стула. Это было всего лишь бурое пятнышко, показавшееся, когда она вставала, и стул чуть сдвинулся, но оно тут же целиком захватило её внимание.
— Я же приказала отдраить пол! — сказала она, задыхаясь и глядя пылающими глазами на главного придворного — строгого, просто одетого мужчину, носившего титул камергера Фалька. — Отдраить все пятна! — продолжала Леанора, и я увидел, как её руки сжали горностаевую кромку мантии, костяшки пальцев побелели и выдавали едва сдерживаемую дрожь. — Кажется, я выразилась очень ясно.
— Мои глубочайшие извинения, ваше величество, — низко кланяясь, сказал камергер Фальк, и его тон был таким же бесстрастным, как и его наряд. — Я прослежу, чтобы было назначено должное наказание…
— Просто пускай ототрут хорошенько, — отрезала Леанора, и её глаза вернулись к пятну на полу, пока она не моргнула и не подняла голову. Сглотнув, она отпустила кромку мантии, расслабила руки и положила на юбки. — Лорд Элберт, леди Эвадина и капитан Писарь останьтесь, — сказала она. — Всем остальным дозволяю удалиться.
Все отпущенные капитаны поклонились и вышли, а я заметил краткую гримасу негодования на лице лорда Эльфонса. Очевидно, его сильно разозлило то, что он так демонстративно подлизывался, а его выгнали, оставив при этом бывшего разбойника. Поэтому мне так приятно было изящно поклониться ему и широко улыбнуться, и с этой улыбкой смотреть ему в глаза, пока он покидал зал.
— Капитан Писарь, — сказала Леанора резким тоном без каких-либо признаков прежнего самодовольства. — Прикажите мастеру Вассиеру немедленно приступить к работам по восстановлению бастиона надвратной башни.
— Ваше величество, мастер Вассиер ожидает получения разрешения на отъезд, — ответил я. — Его наняли для обеспечения вашего входа в этот город. Очевидно, его задача выполнена.
— Его задача будет выполнена, когда я скажу. — В голосе Леаноры скрежетнуло нетерпение. — Если, конечно, он вообще хочет снова увидеть своего паренька. Лорд Элберт, — без паузы на дальнейшие дискуссии она обратилась к королевскому защитнику, — какие новости от ваших разъездов?
— Серые Волки неуловимы, — доложил Элберт. — Они разбегаются после каждого набега, прячутся какое-то время, а потом в нужный час перегруппируются. Алундия большая и богата на укромные места для крепких солдат, которые знают местность.
Я ещё раньше отметил, что когда количество наблюдателей сокращалось, его манера обращения к Леаноре становилась значительно менее формальной. К моему удивлению, это явно ничуть её не раздражало. На самом деле, если Элберт выглядел озабоченно, то она демонстрировала исключительную лёгкость и фамильярность, которые отсутствовали в её общении со всеми остальными. Зная то, что я знал об родственных связях этого человека с нашим королём, сложно было удивляться расположению, которым он пользовался в королевской компании, но странно было видеть, как ярко его выражает сестра короля.