— Может быть, — заметил Уилхем, наклонившись, отчего разбойник занервничал ещё сильнее, — но мне интересно, откуда он знал, что мы придём.
— Наверное, разведчики предупредили, — прохныкал Отруб, пуча глаза над чахлыми бакенбардами. — Я-то ему сказать не мог, так ведь?
— Капитаны, прошу вас, — сказала Эвадина, положив руки на плечи мне и Уилхему. — Дайте этому бедняге минутку собраться с мыслями.
Если она ожидала, что её вмешательство успокоит страхи негодяя, то её быстро постигло разочарование. Как и многие алундийцы, Отруб явно видел в Помазанной Леди не просто еретичку, но ещё и кого-то вроде ведьмы, обладающей тайной магией. Во время всего нашего несчастного путешествия по этому герцогству один только вид Эвадины всегда вызывал бурную реакцию, куда бы мы ни отправились. И там, где мы, солдаты, навлекали на себя хор оскорблений при въезде в новую деревню или город, то при виде Эвадины эти бесстрашные недовольные бледнели и погружались в молчание, если не считать редких приглушённых фраз о «Малицитской Ведьме». Некоторые совершали ошибку, произнося эту кощунственную клевету в пределах слышимости Всадников Ковенанта, что приводило к жестокому отпору, хотя Эвадина всегда настаивала, чтобы дело не доходило до кровопролития.
И вот поэтому Отруб молча смотрел широко раскрытыми глазами на женщину, которая вела его присесть у спешно разведённого костра. От её прикосновения его передёрнуло, но, как я решил, от ужаса он не мог убежать, и потому согласился сесть и послушать, пока Эвадина тихим голосом задавала ему ряд вопросов.
— Сэр, хорошо ли вы знаете эти горы?
Отруб покачал головой, и с его бакенбард посыпался иней.
— Но лорд Рулгарт их знает хорошо, так?
Резкий кивок, немигающий взгляд.
— А я знаю, что лорд Рулгарт никогда не отправится туда, откуда нет пути отхода. Такой умный и бдительный человек, как вы, наверняка слышали, как он говорил о своих планах.
Отруба снова передёрнуло, словно он пытался сопротивляться какому-то невидимому давлению. Я знал, что он переживает наваждение, будто бы он подвергается неестественному воздействию, заклинанию, сплетённому Малицитской Ведьмой. И хотя это заклинание было всего лишь плодом его ограниченного воображения, но оно оказалось полезным, чтобы извлечь, наконец, ценный самородок информации.
— Удел Брендивоза, — сказал он практически шёпотом.
— И что же это такое? — спросила Эвадина, глядя ему в глаза, с доброй улыбкой на губах. Я задумался, понимает ли она, какую уступчивость внушает этому перепуганному человеку. Быть может, она представляла себе, что это естественный эффект благословения Серафилей, и ещё одна душа становится набожной просто от звука её слов.
— Это тропа, — всё так же почти шёпотом проговорил Отруб, по-прежнему пуча глаза, — путь контрабандистов со времён, когда герцогский сбор за бренди был таким высоким, что только богатеи могли его себе позволить. Брендивозы тащили его на ослах через горы в южные порты. Эту тропу давно не использовали, и зимой контрабандисты по ней не ходят, но… — он дёрнул головой в сторону крутого склона за южным плечом башни, — идёт она вон по тому гребню. Слышал, как его светлость о ней говорил, но только один раз.
— И эта тропа ведёт на южное побережье? — спросила Эвадина, получив в ответ пылкий кивок. — Благодарю, — сказала она и пожала руки Отруба в рукавицах — от этого жеста его передёрнуло сильнее всего. — Не сомневайтесь, — сказала она ему, — Ковенант вас вознаградит, даже если король откажет вам в этих соверенах.
Она оставила его у костра и присоединилась к нам с Уилхемом, принявшись разглядывать тёмные затуманенные высоты на юге.
— Если Рулгарт доберётся до побережья, то сможет взять корабль куда угодно, — сказал Уилхем.
— И сделает всем нам одолжение, — добавил я, пожав плечами. — Пускай уплывает за море, если хочет. Угрожать Короне он может, только находясь в этом герцогстве.
— Из изгнания всегда можно вернуться, — отметила Эвадина. — А легенда живого героя представляет собой больше опасности, чем мёртвого, поскольку легенды могут вести армии, а трупы — нет. — Она встретилась со мной взглядом и наклонила голову в сторону Отруба, который сидел и с застывшим лицом зачарованно смотрел на жалкий костерок.
— Ладно, гад вонючий, — сказал я подходя к нему и стал поднимать его на ноги. — Пора оторвать свою жопу и показать нам этот Удел Брендивоза.
— Там всё засыпало снегом, — пронзительно захныкал он, а я толкнул его в сторону осла, которого ему выдали для верховой езды. — И я ни разу не видел его в темноте.
— Скоро уже утро. — Я подтолкнул его на осла, который, похоже, разделял моё отвращение к своему наезднику, поскольку проревел возражение, а потом вывернул шею и укусил Отруба за ногу. Разбойник громко и забористо выругался, но резко умолк, как только Эвадина залезла на Улстана и подъехала к нему.
— Туда, — буркнул Отруб, низко сгорбившись в седле, и указал на тропу, вившуюся за башней в сторону перехода.
Предсказание нашего проводника о поисках Удела Брендивоза оказалось удручающе верным, поскольку мы несколько часов безрезультатно обыскивали различные овраги. Наконец, когда солнце увенчало восточную линию хребта, Отруб на осле выпрямился и указал на неровную зарубку, поднимавшуюся по склону к югу от перевала.
— Ни одной лошади там не подняться, — проговорил Уилхем, глядя на тропу, напоминавшую шрам на поверхности склона.
— Тогда дальше пойдём пешком, — сказала Эвадина, слезая со спины Улстана. — Не сомневаюсь, мастер Отруб с радостью одолжит нам своего упрямого зверя, чтобы везти наши припасы.
Отруб, к моему удивлению, без возражений слез с осла и отдал поводья. Всё время поисков он держался так же скованно и бесстрастно, что я приписывал надуманным страхам из-за сопровождения в лице Малицитской Ведьмы. Разбойники зачастую суеверны, и Отруб явно не был исключением.
— Чем скорее мы его найдём, тем скорее получишь свои соверены, — тихо посоветовал я ему, поднимая бурдюк с водой на спину его осла. — И тогда сможешь убраться подальше от Помазанной Леди.
Он в ответ коротко кивнул, стрельнув глазами в сторону Эвадины, а потом направился в сторону скалистых очертаний зарубки. По склону он поднимался удивительно целенаправленно, что я приписал решимости исполнить предательство как можно быстрее, и это стремление отлично понимал. Путешествие сюда внушило мне общую усталость от всего происходящего, и мне с нетерпением хотелось покончить с ним и убраться из этого герцогства. Охота за Рулгартом не оставила никаких иллюзий насчёт того, что мы принесли этим землям. Повсюду мы встречали недавно обездоленных людей, столкнувшихся с суровой зимой. То зерно, на котором они могли бы выжить, отбирали сборщики налогов Леаноры, и урожай следующего года был обречён сгнить на полях из-за нехватки рук, способных его собрать. Печаль и ярость, которые, как я знал, испытывала бы Сильда по поводу моего участия во всём этом, постоянным эхом гудели в моей голове и без того пульсировавшей от постоянно возвращавшейся боли. После поимки Рулгарта оставаться здесь не будет причин и, по возвращению на север, мы с Эвадиной могли бы, наконец, начать планировать обнародование завещания Сильды.
«Чтобы завоевать мир, сначала придётся пролить кровь». Цитата из Матиса Первого, последнего короля Алгатинетов первого Троецарствия. Сильда приводила мне её как пример ошибочного рассуждения, называя прекрасной иллюстрацией противоречий, к которым часто прибегают тираны, чтобы оправдать свои преступления. «Понимаешь, Элвин», говорила она мне в том затхлом уголке, где я столь многому научился, «кровь всегда ведёт лишь к новой крови».
Лорд Элберт решил вместе с нами преследовать Рулгарта, и себе в помощь выбрал четыре десятка лучших солдат. Остальной роте Короны было приказано объехать горы и направляться к точке, где, по словам Отруба, Удел Брендивоза выходит с пиков. Эвадина, помимо меня, взяла с собой только Флетчмана ходить по горам, сказав Уилхему оставаться с королевскими солдатами.
— Только пока не выедешь из гор. А потом можешь мчаться вперёд. Чувствую, у нашей добычи есть преимущество перед нами. Если он уже добрался до южных земель, попробуй отыскать его следы. Не жди меня. Выследи и схвати его, если сможешь.
— Вы же знаете, что он не позволит себя схватить, — сказал Уилхем.
— Да, — со вздохом согласилась она, — но буду тебе признательна, если ты хотя бы попытаешься. Несмотря на всё еретическое буйство, Рулгарт когда-то был хорошим человеком. По крайней мере, он заслуживает суда.
Нам пришлось ждать рассвета, прежде чем выдвигаться в путь, поскольку карабкаться на хребет ночью было делом рискованным. Да и при свете дня оно оказалось трудным и опасным. Склон поднимался настолько круто, что от напряжения болели ноги, а из-за льда и камней все постоянно спотыкались. Один невезучий солдат умудрился сломать лодыжку, поскользнувшись на ледяной корке. Лорд Элберт даже в кои-то веки дал волю гневу, ругая бедолагу, поскольку это означало потерю ещё одного солдата, чтобы помочь ему добраться до башни.
— Надо было оставить твою неуклюжую жопу замерзать на этой ёбаной горе! — прорычал королевский защитник. Судя по тому, как побледневший бедолага съёжился, я понял, что солдаты научились бояться гнева Элберта, хоть тот вскипал и нечасто.
На гребень мы поднялись к полудню, отыскав неглубокую впадину между двумя пиками. Девственно чистое одеяло снега бороздила глубокая колея, по которой стало ясно, что наша охота идёт не впустую.
— Не больше дня, — оценил Флетчман, присевший на корточки, чтобы взять из колеи шарик ослиного навоза. Он понюхал его и отбросил. — Животных плохо кормят. Думаю, долго они не протянут.
Мы немного передохнули, чтобы оправиться после подъёма, а потом снова поднажали, неусыпно следя за скалами, поднимающимися от нас по обе стороны. Зная, что Рулгарт может организовать засаду, Элберт решил разделить нас на четыре отряда. Впереди шла маленькая группа из меня, Флетчмана и теперь почти совсем молчаливого Отруба. Основная колонна шла следом в полусотне шагов, а арбалетчики двигались когортами поменьше на флангах. К счастью банда Рулгарта оставила на снегу следы, видимые на несколько миль, и мы шли по ним без происшествий до сумерек. Ночь в горах опускалась будто бы неестественно быстро, воздух стал холодным до боли в лёгких, а небо обратилось усеянной звёздами чернотой прежде чем мы остановились и подумали о том, чтобы разбить лагерь.