К счастью, на воротах стояли в основном ветераны, которые пропустили нас без помех, помимо нескольких раздражающе-восхищённых комментариев.
— Поистине, Серафили благословили нашу роту, капитан! — выкрикнула серьёзная девушка, которую я помнил по проходу через брешь Хайсала. — Вернули нам вас для грядущих битв!
Приём, который нам устроили на входе в замок, вышел ещё более ошеломляющим, и я пожалел, что не смог пробраться сюда как-то незаметно. Солдаты роняли инструменты, бросали дела и таращились на воскресшего капитана, который прошёл через ворота вместе с каэриткой, подумать только. Вскоре воздух заполнили сердечные приветствия, многие салютовали или кланялись, а некоторые нарушали обычаи, хлопая меня по плечу.
— Я надеялся… — Эймонд был среди первых в толпе вокруг меня, качал от изумления головой и говорил приглушённым голосом. — Но нам сказали, что надежды уже нет. Это чудо…
— Нет, — оборвал я и подошёл, чтобы крепко положить руку ему на шею. — Всего лишь слепая удача, и, — добавил я, бросив взгляд на Лилат, которая напряжённо стояла поблизости и неуверенно смотрела на всё вокруг, — добрая помощь.
Мне оставалось только резко выдохнуть, когда через толпу проскользнула маленькая фигура и яростно сжала меня в объятьях. Эйн ненадолго уткнулась головой мне в грудь, крепко зажмурив глаза, а потом отпрянула и стукнула кулаком по плечу.
— Больше не умирай! — приказала она, а потом ударила ещё раз, сильнее, теперь уже точно оставив синяк. — Мне не понравилось.
— Мне тоже было не до смеха. — Я обнял её в ответ, а потом выпустил, услышав, как прозвенел знакомый резкий голос:
— А ну-ка дайте капитану немного места. — Окружающая толпа отступила, и вперёд протолкался человек в доспехах. Осматривая мой потрёпанный наряд, Уилхем удивил меня тёплой улыбкой, и его взгляд остановился на мече на моём поясе. — Новый. Свой-то потерял?
— Сложно держаться за меч, когда катишься с горы.
Он коротко усмехнулся, а потом задал более серьёзный и ожидаемый вопрос:
— Рулгарт. Ты его убил?
Я покачал головой.
— Его убили снег и лёд с целого склона горы. Я видел тело. Боюсь, от него немного осталось.
— Хорошо. Может, это положит конец всему дерьму, которое алундийцы извергают о возвращении Праведного Меча, хотя вряд ли.
— Праведного Меча?
— Так они теперь называют Рулгарта. Послушать все байки, так можно подумать, будто он на самом деле победил в войне, а потом любезно решил отправиться на экскурсию. По легенде однажды он вернётся и перережет всех чужаков-еретиков.
— Нет. Этого он делать не будет. — В то время я не считал это ложью. Хотя мне и не довелось попрощаться с Рулгартом, но на меня произвёл глубокое впечатление последний взгляд на него, когда он разглядывал меч, подаренный ему Эйтлишем. Интуиция подсказывала мне, что некогда мстительный человек, которого я оставил по ту сторону гор, уже исчез, или, по крайней мере, преобразился. Ваалишь, так его назвал Эйтлишь. «Мастер меча», и я чувствовал, что этот титул наставил Рулгарта на новый путь, который вряд ли в каком-либо скором времени приведёт его в это королевство.
— Ты не представишь меня своей спутнице? — спросил меня Уилхем, отвесив Лилат изысканный поклон.
— Она называет себя Лилат, — сказал я. — Ни к чему называть ей твоё имя, поскольку она ни слова не говорит на цивилизованном языке. — Я помолчал, а потом сказал громче: — И я не потерплю никаких оскорблений к этой женщине, потому что только благодаря ей я всё ещё дышу. Видишь ли, она меня нашла, — добавил я тише, повернувшись к Уилхему. — Переломанного и истекающего кровью у подножия Сермонта. Укрыла в пещере и несколько месяцев кормила. А когда мне стало лучше, пошла со мной через горы. — Я подошёл к нему ближе и прошептал: — По правде говоря, думаю, она немного без ума от меня. Подозреваю, она считает, что согласно какому-то туманному каэритскому обычаю, мы с ней женаты.
Лилат обладала очень хорошим слухом, и к её чести она вытерпела всю эту чушь с решительно озадаченным выражением на лице.
— Бедняжка, — вздохнул Уилхем. — Её разом поразила слепота и неосмотрительность. — Он так покачал головой, что стало ясно: он почти совсем или же совсем не поверил моей истории. И всё же я был признателен ему за то, что он подыграл.
— Рота смирно! Посторонись!
Властность этого нового хриплого голоса вызвала улыбку на моих губах, и я повернулся, чтобы уважительным поклоном поприветствовать Суэйна. Однако в ответ он только сухо кивнул, а на его суровом лице ничего не отразилось. Все солдаты вокруг нас привычно выпрямили спины, уставившись вперёд, и даже Уилхем, который, как я думал, может позволить себе некоторые вольности. Раздался шорох ног по мостовой, и все расступились перед Помазанной Леди.
Сегодня на ней не было доспехов, только простые тёмные хлопковые штаны, любимая рубашка и тонкий плащ на плечах. И всё же я чувствовал, что её командирская аура — то неотвратимое ощущение представительности — усилилась, пока меня не было. Солдаты всегда относились к ней уважительно, но раньше я редко видел, чтобы они настолько полностью замирали и замолкали при её приближении. Я видел, как несколько лиц передёрнулось в ожидании её слова, а глаза моргали так, что выдавали не только внимательность, но и страх.
Сама Эвадина на мой взгляд выглядела спокойной, какой Воскресшую мученицу будут потом изображать на множестве картин. Она посмотрела на меня твёрдым взглядом, по которому в другой душе я мог бы увидеть враждебность.
— Миледи, — сказал я, опускаясь на колено и опустив голову. — Смиренно умоляю вас о прощении за длительное отсутствие…
Я умолк, когда её холодная и мягкая рука скользнула по моему лбу и остановилась на подбородке.
— Встань, — шёпотом проговорила Эвадина, и, когда я поднялся, уставилась мне в глаза, сморгнула слёзы, а потом обхватила меня за шею и прижалась ко мне. И там, во дворе, пока её солдаты стояли, как статуи, притворяясь, что не смотрят, Воскресшая мученица Леди Эвадина Курлайн разрыдалась.
— Как ты мог такое обо мне подумать?
В глазах Эвадины полыхала ярость под стать пламени в очаге её покоев. Теперь она одна проживала в башне, помимо маленькой группы наблюдателей на крыше, и даже им приходилось подниматься по лестницам, прислонённым к внешним стенам. Помазанная Леди, как выяснилось, больше не терпела никаких вторжений в свою личную жизнь, видимо, кроме моего.
— Элвин, теперь ты считаешь меня убийцей? — тихо спросила она с ощутимым гневом в голосе. — Думаешь, я — палач невиновных?
— Я ничего не думаю, — ответил я, стараясь говорить ровно. Без обвинений или раболепства. — Всего лишь поделился историей, которую услышал, и спросил о её достоверности.
После странной интерлюдии во дворе она отступила от меня с приказом следовать за ней в башню, развернулась и ушла без единого слова. Позади неё солдаты так и стояли навытяжку, пока Суэйн не рявкнул разойтись. Я попросил Эйн отыскать подходящее жилище для Лилат, а потом помедлил, поскольку Уилхем положил мне руку на плечо.
— Хорошенько обдумай свою историю, — тихо сказал он, глядя в удаляющуюся спину Эвадине. — Она не та… какой была, — И ушёл прежде, чем я смог уточнить, что это значит.
Главное помещение башни по большей части не изменилось, за исключением знамён, развешанных на стенах. Эмблемы на них были по большей части мне не знакомы, и я заключил, что это, наверное, трофеи, захваченные символы алундийских благородных домов. А значит, кампания роты в этом герцогстве не закончилась в Хайсале, что и привело меня к вопросу о судьбе Мёрсвела. И хотя я не слышал об этом месте до того, как это название слетело с губ обречённого юноши, оно всю дорогу на север терзало мне разум.
— И кто рассказал тебе эту историю? — потребовала ответ Эвадина. — Или мне будет отказано узнать имя моего обвинителя?
— Это был отступник и злодей, который ныне мёртв, — ответил я. — Но я не считаю его лжецом. На самом деле и он, и банда отбросов, в которой он состоял, верили, что случившееся при Мёрсвеле даёт им право творить любые зверства по отношению к людям этого герцогства.
— Я не могу держать ответ за действия негодяев и безумцев. — Она ещё удар сердца смотрела на меня яростным взором, а потом отвернулась, опустив голову, и положила руку на каминную полку. — Много было сделано в Мёрсвеле, много мерзкого, но не моей рукой. Я пришла взять город именем короля и защитить жизни истинных последователей Ковенанта, взятых в заложники упёртыми насмерть еретиками. И смерть они получили, забрав с собой свои дома и семьи. Огонь, который поглотил то место, зажгли не по моему приказу, и я оказала всяческую помощь тем, кто его пережил. — Она тяжело и неровно вздохнула. — Хотя осталось их мало. Если бы ты там был, то, наверное, смог бы придумать какой-то план, какую-то хитрость, чтобы взять тот город, пока фанатики не спалили его дотла. Но ты знаешь, что подобное — не моя вотчина, а в моей роте больше нет никого с твоими талантами.
Подразумеваемый упрёк я вытерпел молча, и это, казалось, ещё сильнее её разозлило.
— Одобряешь ли ты данный отчёт, Элвин? — вопросила она, сверкая на меня глазами. — Осталась ли я без греха в твоих глазах?
Не знаю, всю ли историю кончины Мёрсвела она мне рассказала, но я не видел и не слышал лжи в её поведении или в голосе. Ясно было, что это событие её ранило, но всё же я понял, что она, по меньшей мере, считала себя невиновной в участи города. Я вспомнил последние слова историка перед расставанием, и при виде лица Эвадины та ложь, которую он мне сказал, стала казаться ещё абсурднее. Я знал, что в своей набожности она много страдала, и желала страдать ещё больше.
— Как долго я надеялась, — продолжала она, снова отвернувшись. — По ночам, одна в темноте, мучаясь от сомнений и вины, я надеялась, что Серафили в милости своей сочтут возможным оставить тебя в живых. Они не послали мне никаких видений, ни снов о тебе, о том, где ты можешь быть. И всё же маленькая частичка меня знала, что ты всё ещё дышишь, и, если сможешь, то вернёшься ко мне. И вот ты здесь, вернулся, но не с любовью, но с осуждением.