— Разве вас не должно быть двое?
— Напарник не стал выходить в такую погоду.
Мы справились скверно. Веревка врезалась мне в руки, и я сломал два ногтя. Когда мы закончили, к могиле подошла женщина и бросила на гроб единственную белую розу. Я подошел к ней.
— Мэгги?
— ?
— Вы сестра Билла?
Женщина отшатнулась от меня, как будто я собирался ее ударить. У нее был вид побитой собаки. Всей своей позой она напоминала жертву. Даже в глазах затаилось ожидание грядущего наказания. Я постарался принять самый мирный вид. Не слишком простая задача, если ты упакован в шинель, промок насквозь и стоишь в двух шагах от могилы. Женщина ответила:
— Да.
Как будто признавала себя виновной.
Я протянул руку и представился:
— Джек Тейлор.
Она медленно взяла мою руку и спросила:
— Вы были другом Билла?
У нее были огромные глаза, как блюдца; ничто плохое никогда ее не касалось. Мне не хотелось откровенно лгать этому человеку, поэтому я сказал:
— Мы вместе учились в школе.
— Билл не любил школу.
— Я тоже.
Казалось, ей стало легче, и она сказала:
— Очень мило с вашей стороны прийти в такой ужасный день.
Я не мог сказать ей правду. Малачи тронул меня за плечо и попросил:
— Можно тебя на одно слово?
— Одно слово?
Я посмотрел на Мэгги:
— Извините меня, я сейчас вернусь.
Повернулся к нему и рявкнул:
— Что надо?
Малачи отшатнулся. Господи, что это с ними со всеми? Наверное, от меня исходили такие токи, которые могли убить. Он проговорил:
— Я удивился, увидев тебя здесь.
— Как будто это твое дело.
Малачи сделал бесполезную попытку стереть влагу с лица. Даже его стоячий воротничок был мокрым насквозь. Он сказал:
— У твоей матери случился инсульт.
— Да?
— Господи, неужели это все, что ты можешь сказать?
— Где она?
— Теперь уже дома. Ты ее навестишь?
— Подумаю.
— У тебя сердце Сатаны.
— Благодарю.
Я снова повернулся к Мэгги. Она с тоской смотрела на могилу. Я хотел взять ее за руку, но подумал, что она вздрогнет. Предложил:
— Мэгги, хотите, я поймаю вам такси?
— Нет, нет, у меня есть машина.
Заметив мое изумление, она объяснила:
— Билл мне ее купил. Заставил меня учиться водить. Мне это трудно давалось, я бы бросила, но вы ведь знаете Билла. Он был не из тех, кому можно возражать.
Я кивнул. Вот под этим я и сам бы мог подписаться.
Мэгги посмотрела на меня:
— Я не знаю, что надо делать после этого.
— После этого?
— Ну, вы знаете, люди снимают рестораны и устраивают поминки, но…
Ее огорчение из-за отсутствия людей можно было почувствовать на ощупь, поэтому я не удержался:
— Почему бы нам не пойти и не выпить за упокой его души?
Ужасно было видеть, как Мэгги ухватилась за эту спасительную фразу. Она почти воскликнула:
— А вы не пойдете… это было бы чудесно… Я заплачу… Мы сможем поговорить о Билле… и…
Сердце мое упало
Ее машина, «тойота», стояла прямо у ворот. Она села за руль. Вид у нее был совершенно растерянный. Но прежде чем я успел заговорить, она взяла себя в руки, с третьей попытки машина завелась, и мы выехали на дорогу. Мэгги виновато улыбнулась:
— Плохо у меня получается.
— Не беспокойтесь.
Я решил, что нам обоим хватит. Мы ехали со скоростью улитки. Другие водители поливали нас руганью. Я предложил:
— Может быть, стоит включить третью скорость?
— Ох…
Когда мы проезжали паб «У Тонера», я попросил:
— Остановитесь здесь.
Нашу попытку припарковаться сопровождал визг шин. Наконец мы встали за фургоном.
Мэгги спросила:
— Машина тут будет в безопасности?
По крайней мере, до того момента, как появится водитель фургона. Я произнес:
— Конечно.
* * *
Когда все закрылось,
Я почувствовал, что закрылся и я
И как
Мне вернуть себя обратно?
Паб размещался на большой террасе с задней стороны здания. Несмотря на мерзкую погоду, там было светло и приятно. Бармен кивнул нам:
— Сейчас подойду.
Мы сели, и Мэгги сказала:
— Я вас угощаю.
Мне пришло в голову, что ей очень редко приходится произносить эту фразу. Когда подошел бармен, она попросила:
— Мне маленькую рюмку шерри.
Я заказал виски.
Ожидая заказ, мы сидели молча. Казалось, Мэгги это не мешало — наверное, она к такому привыкла. Когда принесли выпивку, я поднял рюмку:
— За… Билла.
Тут она начала плакать.
Негромкие такие рыдания. Хуже того, ее тело так сотрясалось, что было больно смотреть. Слезы катились по щекам и капали в рюмку. Я смотрел в окно на дождь.
Я вспоминал строчки из Мертона, которые были созвучны моему душевному состоянию.
Я не открывал глаз, больше из равнодушия, чем по какой-то другой причине. Но все равно не было смысла их открывать, чтобы посмотреть на гостя, посмотреть на смерть. Смерть — это кто-то, кого ты видишь очень ясно глазами, глядящими из середины твоего сердца; глазами, которые не реагируют на свет, но реагируют на озноб, гнездящийся в самом центре твоего сердца.
Мэгги вытерла глаза и проговорила:
— Здесь очень мило.
— Очень.
— Я редко где-нибудь бываю.
Я поискал подходящее клише для ответа, не нашел и спросил:
— Билл говорил с вами о Рите Монро? Вздрогнув, Мэгги ответила:
— Он был одержим ею.
— Почему?
Она отпила глоток шерри и начала:
— Билл обожал нашу маму. Но она не была… ну, я думаю, она была очень… хрупкой…
Мэгги нервно рассмеялась и продолжила:
— Полагаю, она передала мне это. Так или иначе, но мама постоянно болела и часто… наносила себе вред. Тогда ее отправляли в больницу. Надолго. Билл не мог этого понять. Он впадал в ярость, винил отца, винил меня. Он ужасно радовался, когда мама возвращалась домой. В те периоды, когда она себя хорошо чувствовала, Билл становился совсем другим. Радостным. После смерти мамы отец посадил нас и рассказал о ее пребывании в монастыре Святой Магдалины, объяснил, что она так и не оправилась. Рассказал о том, что эта женщина, Рита Монро, выбрала ее мишенью для своих издевательств. Как только Билл об этом узнал, он стал просто одержимым…
Мэгги посмотрела на меня:
— Вы знаете, что такое ненависть, мистер Тейлор?
— Пожалуйста, зовите меня Джеком. Да, я знаю, что это такое.
Она впилась в меня взглядом, и я разглядел в ее глазах силу. Она сказала:
— Да, я думаю, что вы знаете. Ненависть стала единственным смыслом в жизни Билла. Странно, но он никогда не был таким живым, как в те моменты, когда мог питать эту ненависть. Как будто к нему подключали электрический ток. Он никогда не уставал планировать отмщение. Знаете, чего он больше всего боялся?
Я не мог себе представить и ответил:
— Нет.
— Что она умерла.
— Вот как.
— Он хотел, чтобы она страдала, как и наша мать.
Я подумал, не рассказать ли Мэгги все, что я знал. Я не успел решить, как она проговорила:
— Надеюсь, что он ее не нашел.
— Разве бы вы не хотели, чтобы Рита Монро заплатила за все мучения, что она причинила вашей матери?
Мэгги покачала головой:
— Она была таким… дьявольским отродьем… так нам рассказывали… Жизнь сама с ней разберется.
Я допил виски и сказал:
— Не уверен, что я с вами согласен.
— Мистер Тейлор… Джек, мой брат разрушил свою жизнь ненавистью, и ее зловещая тень упала и на меня. Если бы он нашел эту женщину, ничего бы не изменилось. Он лишь стал бы таким же, как она.
Я спросил Мэгги, не хочет ли она еще выпить или что-нибудь съесть, но она отказалась. Сказала:
— Я посижу здесь немного. Здесь так спокойно.
Я встал. Мокрая одежда прилипла к телу. Спросил:
— Что вы теперь будете делать, когда Билл умер?
— Буду ухаживать за его могилой.
— Если вам что-нибудь понадобится, вы всегда сможете найти меня в гостинице «Бейли».
— Спасибо, Джек. Биллу повезло, что у него такой друг.
Дойдя до дверей паба, я оглянулся. Мэгги смотрела на дождь. Может быть, то была игра света, но мне Мэгги показалась умиротворенной. Я знал, что никогда больше ее не увижу. Открыл дверь и наклонил голову, чтобы хоть как-то защититься от дождя.
Я сидел у себя в комнате, уже в сухой одежде, и листал книгу Халила Гибрана «Невесты духа».
После встречи с сестрой Билла мне хотелось побыть в тишине, почитать и подумать. Не знаю, что заставило меня взять именно эту книгу. Вот на какой отрывок я наткнулся:
Горе этому поколению, потому что при нем слова Книги были перевернуты, дети ели незрелый виноград, а отцы скрежетали зубами. Иди, набожная женщина, и молись за своего безумного сына, проси, чтобы Небеса помогли ему и вернули ему разум.
Моя мать пришла бы от этих слов в восторг. Я вспомнил, что святой отец Малачи сообщил мне, будто у нее был инсульт. Меньше всего мне хотелось идти к матери. Я долго ворочался в постели, наконец встал, подошел к окну. Дождь кончился. Я встряхнул свою шинель, надел ее и решил с этим покончить. Прошел по Фостер-стрит и остановился у монастыря Святой Магдалины. Очень скоро я отправлюсь навестить Риту Монро. Неважно, как получится.
Подойдя к дому, где жила мать, я глубоко вздохнул и постучал. Дверь мне открыла пожилая женщина в форме медсестры. Она произнесла:
— Да?
— Я Джек Тейлор.
Женщине понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить:
— Сын?
— Да.
Мне показалось, что она была поражена. Я спросил:
— Войти можно?
— Да… конечно. Я просто удивилась.
Медсестра отступила, чтобы дать мне пройти.
Я поинтересовался:
— Почему?
— Святой отец Малачи упоминал о вас… Но он сказал, что вы вряд ли зайдете.