— Сударь, вы забываетесь! Вы разговариваете с дамой!
— Да, — согласился Николя, — со сводней Гурдан, содержательницей борделя, который терпят власти. Ваш тон, сударыня, неприемлем, и мое терпение может иссякнуть. Если вы будете благоразумны, я удовлетворю ваше любопытство. А пока извольте оставить ваш наглый тон.
Он открыл свою черную записную книжечку.
— Primo, на вас поступают жалобы; вы заставляете заниматься вашим ремеслом детей, выкупая их у бесчеловечных родителей, и вовлекаете в разврат замужних женщин.[32]
— А разве я одна этим занимаюсь? К тому же все эти жалобы уже забрали назад.
— Включая ту, что касается высокородной дамы, супруги воина, служащего королю?
— Я свидетельствовала против нее.
— Да, защищая самое себя. Посмотрим, какое решение вынесет палата Парламента. А чтобы оживить вашу память, напомню, что, согласно королевскому ордонансу от 1734 года, вам может грозить клеймение, наказание кнутом и поездка на осле, лицом к хвосту, в соломенной шляпе и с табличками спереди и сзади, на которых будет написано: «сводня».
— Ничто не сравнится с вашим упорством, сударь. Да это просто шантаж! Даже полиции нельзя доверять!
Поражаясь наглости хозяйки борделя, он развернул листок и принялся читать: «У вас, сударыня, грядут неприятности. Только что в полицию принесли на вас жалобу…»
Когда он закончил чтение, она вся дрожала — то ли от ярости, то ли от страха.
— И какое я имею отношение к этому господину, ежели я его знать не знаю?
— Откуда вы знаете, что вы с ним не знакомы? Разве я назвал его имя? Вы платите ему, чтобы он уничтожал не угодные вам документы.
— Уверяю вас, это неправда. Я честная женщина, и никто не может сказать, что я не выполняю своих обязательств. Я могла бы назвать вам…
— Достаточно. Инспектор, составьте протокол об аресте. Вы сопроводите эту женщину.
— В приют?
— Нет, лучше в Бисетр. Там ей развяжут язык.
Он был уверен, что избранное им средство подействует, и не ошибся; внезапно стена рухнула.
— Ах, сударь, не губите меня! Какой вам толк арестовывать меня и отправлять в это ужасное место? Не будьте столь жестоки.
Ее игра, достойная примадонны, восхищала его. Впрочем, ее искренность его не интересовала; главное, цель достигнута: она, как ему кажется, готова все рассказать.
— Сударыня, я готов вас выслушать, но помните, что при малейшей попытке обмануть меня вы немедленно отправитесь в Бисетр. Советую вам не вилять, а идти прямо к истине. Тогда и только тогда мы посмотрим, что мы могли бы для вас сделать.
— Признаете ли вы, — монотонно начал Бурдо, — что некий Мино, служащий в полиции нравов, предложил вам за двадцать пять луидоров уничтожить поданную на вас жалобу? Письмо оного Мино было вам зачитано.
— Сударь, это противоречит… Ну, конечно… Да, подтверждаю.
— Прекрасно. Вот вы и сделали первый шаг. Вы записали, инспектор?
Опершись на каминную доску, Бурдо старательно водил пером по бумаге, делая вид, что записывает.
— Secundo, вы признаете, что поощряли распутное поведение замужних женщин в вашем заведении?
— Разумеется, нет!
— Итак, мы снова имеем дело с отступницей. Что ж, применим секретное оружие.
«Сударыня, я самая несчастная из всех женщин. Мой муж — старый сыч, не способный доставить мне ни малейшего удовольствия…» Мне продолжать, а заодно напомнить, какие кары влечет за собой это преступление?
— Признаю, признаю, — испуганно замахала руками Гурдан.
— Прекрасно, двигаемся дальше. Перейдем к недавнему делу, относительно которого вы упорно молчите. Решающий вердикт будет зависеть от ваших ответов.
— Я вас слушаю, сударь, — умирающим голосом пробормотала Гурдан, изо всех сил теребя рюши на манжетах.
— Сударыня, в ночь с воскресенья 30 апреля на понедельник 1 мая парочка, тайные встречи которой вы поощряете, провела у вас несколько часов. Что вы можете о них сказать?
Он ловил вслепую, как когда-то в Круазике ловил крабов среди прибрежных скал. Однажды его сильно укусил морской угорь, упорно не желавший, чтобы его выловили; от этого укуса у него до сих пор остался шрам. Гурдан, похоже, действительно смирилась, и он словно открытую книгу читал ее мысли. Тем более что спрашивал он всего лишь о любовном свидании.
— О! У меня такого рода встречи устраивают часто.
— Однако только что вы не были в этом столь уверены.
Она снова принялась кусать губы.
— Мы даем пристанище любви… Наша скромность такова, что…
— …что вы никого ни о чем не спрашиваете… Впрочем, я и сам вижу. Итак, в тот вечер?
— Народу мало — воскресный вечер, что вы хотите! Парочка, без сомнения, та самая. Женщина под вуалью. На мой взгляд, лет тридцати пяти. Молодой человек в треуголке и черной полумаске.
— Полно, сударыня, мы не на маскараде в Опере. Не пытайтесь меня убедить, что вы открываете дверь неизвестно кому. Их имена?
— Кровельщик передал мне записочку от имени госпожи Марты.
Марта, подумал Николя, Марта, Монмартр, улица Монмартр. Булочница Мурю недолго придумывала себе незамысловатое имя.
— Следовательно, комнату снимали от имени Марты?
— Как обычно. В заказ, разумеется, входил огонь в камине и поздний ужин.
— Да, — вздохнул Бурдо, — как обычно.
— Значит, эти встречи были регулярными?
— На протяжении шести месяцев, — со вздохом ответила она.
— В котором часу они пришли?
— Когда пробило девять.
— А ушли?
— Не знаю. По ночам мы не следим за своими клиентами.
— Давайте по порядку, а если я не прав, вы меня поправите. Итак, они пришли вместе и вошли через черный ход, которым пользуются духовные лица. Они поднялись на третий этаж?
— На четвертый.
— И никто из них не выходил?
— …Нет.
Услышав неуверенность, прозвучавшую в ответе, он решил ошеломить ее.
— А я уверен, что выходил.
Она в смятении уставилась на него; Бурдо с любопытством поглядывал на Николя.
— Ну, раз вам все известно… — неуверенно протянула Гурдан.
— Комиссар, — назидательно изрек инспектор, — знает все, что происходит повсюду и в любой момент. И он уверен, что вы с нами неискренни, а значит, нарушаете наше соглашение.
— Нет, что вы. Извините меня, я ошиблась по неведению.
Оба полицейских начинали находить удовольствие в этой игре, где к ним постоянно возвращалось преимущество.
— Да, около одиннадцати часов парочка позвонила: они хотели заказать еще бутылку вина. Но служанка не пришла — то ли шнурок от звонка порвался, то ли она его не услышала. Короче говоря, молодой человек спустился на первый этаж.
— И там встретил не только служанку, но и кого-то еще?
— Не могу утверждать. Все возможно. У меня в доме люди приходят и уходят…
— …постоянно, — насмешливым тоном, однако с каменным лицом подхватил Бурдо.
— Молодой человек мог встретиться с вашими клиентами?
— Разумеется, завсегдатаи…
— Но вы сказали, что вечером в воскресенье народу у вас не много.
— Конечно, конечно. Но всегда есть провинциалы, парочки, многолюдные…
— …собрания?
— Не слишком, по три-четыре человека собираются довольно часто.
— Но я говорю не о тех собраниях, сударыня. Ах, сударыня, моя добрая воля отступает под натиском вашей недобросовестности. Как вы считаете, инспектор?
— Считаю, что камера…
— Господа, вы злоупотребляете своим положением, я всего лишь несчастная женщина.
— Довольно, — произнес Николя. — Вам давно следовало понять, что нам многое известно, и от вас мы ждем всего лишь подтверждение того, что мы уже знаем, а также некоторых подробностей. В воскресенье вечером у вас происходило собрание. Зачем собирались его участники и знаете ли вы их по именам?
На лице Гурдан отразилось крайнее изумление: она не могла себе представить, что оба полицейских столь хорошо осведомлены о том, что происходит у нее в доме.
— Господин комиссар, в этом доме иногда собираются люди, желающие поговорить без свидетелей. В воскресенье вечером они вновь пришли ко мне. Лакей без ливреи предупредил меня за неделю. Их была примерно дюжина, причем самые разные: придворные, откупщики, крупные торговцы…
— Торговцы чем?
— Зерном, насколько я поняла.
— Один из них мог заметить вышеуказанного молодого человека?
— Конечно, но я не знаю… все возможно.
— Вы знаете имена тех, кто у вас собирается?
— Нет, ни одного.
— Предполагается, что вы должны указать их в отчете, который вы вручаете инспектору Марэ. Какой вывод нам придется сделать, если мы не найдем этого отчета?
— В комнате, где проходило собрание, я нашла пожелтевший листок, без сомнения, выпавший из чьего-то кармана. Старая афишка. Адрес, указанный на ней, гласил: господин Энефьянс, зерноторговец из Арм-де-Серес, улица Пуарье.
— Вот это уже лучше. Вы сохранили листок? Нет? Жаль. Тогда давайте вспомним, как и когда происходило собрание. В котором часу оно началось?
— После половины десятого, ближе к десяти.
— А закончилось?
— Вскоре после полуночи.
— Пригласите вашу служанку.
— Господа, не вмешивайте…
Ледяной взор комиссара подавил слабое поползновение сопротивления. Гурдан позвонила, и вошла горничная, та самая, что встретила их у порога.
— Помнишь парочку, — вкрадчиво начал Бурдо, — которую в воскресенье вечером ты проводила в комнату на четвертом этаже?
Девушка взглянула на сводню, но та развела руки и, закатив глаза к небу, дала понять, что надо отвечать.
— Да, правда. Дама в плотной длинной накидке, в шляпе-«коляске», и вместе с ней молодой человек в маске, бледный, словно цирюльник, то есть я хотела сказать — куафер.
— А когда ты успела так хорошо его рассмотреть?
— Когда он в одних панталонах спустился в поисках бутылки вина. Наверно, та дама высосала его до капли.
Окинув взором обоих полицейских, она удивилась, что ее шутка не произвела никакого впечатления.