– Знаю, – спустя минуту произнесла она. – У вас кровь на рубашке и на постели. Вам бы прачку…
– Я не в том смысле.
– У чистоты один смысл, мистер Моутс, – пробормотала домовладелица. Затем взглянула себе под ноги, на осколки посуды и месиво из еды. Вышла в коридор и, достав из чулана совок с метелкой, вернулась. – Кровь лить – не полы мести, мистер Моутс, – заметила миссис Флад в очень саркастичном тоне. – Если б вы не верили в Христа, то не совершали бы таких глупостей. Вы, должно быть, слукавили, давая имя своей замечательной церкви. Не удивлюсь, если вы окажетесь агентом папы римского или какой-нибудь подозрительной организации.
– Я не лукавлю, – ответил мистер Моутс, ложась обратно и кашляя.
– О вас больше некому позаботиться, только мне, – напомнила миссис Флад.
Поначалу она думала выйти за него замуж, а после передать в руки врачей для безумных, однако постепенно план претерпел изменения. Домовладелица задумала женить мистера Моутса на себе и беречь его. У нее вошло в привычку следить за лицом мистера Моутса; хозяйка хотела проникнуть во тьму за ним и увидеть, что в ней таится. Миссис Флад казалось: медлить больше нельзя. Пора брать мистера Моутса – сейчас, пока он слаб. Грипп подточил его силы, и мистер Моутс уже не ходил – ковылял. Зимние ветры хлестали дом со всех сторон, издавая такие звуки, словно в воздухе летали ножи.
– В такой день никто в своем уме на улицу не выйдет, – сказала миссис Флад одним жутко холодным утром, заглядывая в комнату к мистеру Моутсу. – Слышите, как ветер воет, мистер Моутс? Вам повезло, у вас есть теплое жилье и человек, который о вас заботится, – говорила она голосом мягче обычного. – Вы счастливее прочих слепцов и больных. За вами присматривают.
Она вошла и присела на стул у самой двери. Присела на краешек и подалась вперед, раздвинув ноги и положив руки на колени.
– Позвольте заметить, мистер Моутс, вы на редкость счастливый человек. Однако я не могу каждый день бегать по лестнице, это меня изматывает. И я подумала, как нам быть.
До сего момента мистер Моутс лежал неподвижно, но вдруг вскочил и сел, будто встревоженный тоном ее голоса.
– Знаю, из своей комнаты вы съезжать не хотите. – Хозяйка подождала реакции слепца. Мистер Моутс обратил лицо в ее сторону, что значило: он слушает. – Вам здесь нравится, покидать эту комнату вы не хотите, а еще вы больны, за вами нужен уход.
Сказав так, миссис Флад затаила дыхание; ее сердце затрепетало. Мистер Моутс на ощупь отыскал свои вещи в изножье кровати и принялся торопливо натягивать их поверх сорочки.
– И я подумала, как бы нам устроить, чтобы у вас был дом, опека, а мне не пришлось бегать по лестнице… Куда вы собираетесь, мистер Моутс? Ведь не на улицу, в такую-то погоду? Я думала, думала, – продолжала миссис Флад, глядя, как одевается слепец, – и пришла к выводу, что наилучший выход для нас с вами – женитьба. При обычных обстоятельствах я бы на такой шаг не решилась, но согласна на него ради слепого и больного. Если мы не поможем друг другу, мистер Моутс, нам никто не поможет. Никто. Мир совершенно пуст.
Костюм мистера Моутса, бывший в начале дней своих ярко-синим, поблек; шляпа приобрела пшеничный оттенок. Слепец подобрал ее с пола и стал обуваться – в туфли, по-прежнему набитые гравием.
– Человеку без дома нельзя, – произнесла миссис Флад. – И я даю вам крышу над головой. Жилье, где не нужно о себе беспокоиться.
Подобрав трость, лежавшую рядом с обувью, мистер Моутс приблизился к домовладелице.
– У меня и в сердце для вас местечко найдется, – произнесла миссис Флад, чувствуя, как это самое сердце трепещет, подобно птице в клетке. Хозяйка не знала, чего хочет мистер Моутс сейчас – обнять ее или?..
Безо всякого выражения на лице он прошел мимо домовладелицы, в коридор.
– Мистер Моутс! – вскричала миссис Флад, резко поворачиваясь на стуле. – На иных условиях я вам оставаться под крышей моего дома не позволю. Не могу более бегать по лестнице. Мне ничего не надо – лишь помогать вам. О вас некому заботиться. Всем, кроме меня, плевать, живы ли вы или мертвы! И податься вам больше некуда!
Мистер Моутс уже нащупывал тростью первую ступень лестницы.
– Или вы хотите отыскать себе другую комнату? – повысив тон, спросила миссис Флад. – А может, вы хотели в другой город уехать?
– Никуда я не хочу, – ответил мистер Моутс. – Нет для меня другого дома и другого города.
– И ничего нет, мистер Моутс, и время вспять не идет. Если не примете предложенного, то окажетесь на холоде, в кромешной тьме. Далеко ли уйдете?
Продолжая ощупывать лестницу тростью, мистер Моутс постепенно добрался до первого этажа.
– Не стоит возвращаться туда, где вам не нравится, мистер Моутс, – крикнула ему вслед миссис Флад. – Двери вам не откроют. Можете забрать пожитки и топать куда захотите. – Домовладелица долго стояла на верхней ступени лестницы. – Он еще вернется, – пробормотала она себе под нос. – Вот продует его…
В ту ночь пошел сильный ледяной дождь, и миссис Флад, лежа у себя в постели, разрыдалась. Она хотела броситься на улицу – в холод и сырость, – чтобы найти слепца, отыскать его в какой-нибудь ночлежке с дырявой крышей, где он лежал бы, забившись в угол. Вернуть его к себе и сказать: «Мистер Моутс, мистер Моутс, да оставайтесь вы у меня сколько угодно, хоть навсегда. Или же парой пойдем куда вам заблагорассудится. Оба пойдем».
Миссис Флад прожила трудную жизнь – без боли и без радости – и теперь чувствовала, что наступает последняя часть пути, на которой она заслужила друга. И если суждено ей ослепнуть при смерти, то кто поведет ее, как не слепой? Кто лучше сможет вести слепого, как не слепой, знающий, каково это – не видеть?
Наступило утро, и миссис Флад выбралась на улицу. Обошла пять известных мистеру Моутсу кварталов, постучалась в каждую дверь – спрашивая, не видел ли кто слепого. Не добившись успеха, домовладелица вернулась в пансион и вызвала полицию – попросила, чтобы слепого нашли по ее описанию, дескать, он ушел, не заплатив за аренду. Затем миссис Флад целый день прождала, пока мистера Моутса доставят в полицейской машине или пока он сам вернется, по доброй воле. Однако мистер Моутс не возвращался. Ветер выл, дождь шел; должно быть, слепец упал в каком-нибудь переулке и захлебнулся в луже. Миссис Флад принялась бродить по комнате, постепенно ускоряя и ускоряя шаг, думая о бездонных глазах мистера Моутса и о посмертной слепоте.
Двумя днями позже молодой патрульный, объезжая участок, заметил его лежащим в сточной канаве около стройки. Подведя машину поближе, водитель посмотрел на тело и произнес:
– Разве мы не слепого искали?
Второй патрульный сверился с записью в блокноте.
– Слепой в синем кузтюме, не заплатил аренду.
– Так вот же ж он, – указал первый коп на канаву.
Напарник придвинулся к окну и тоже выглянул наружу.
– Кузтюм-то не синий.
– Нет, синий. Не прижимайся ко мне. Выйди лучше, покажу тебе, что кузтюм синий.
Выбравшись из салона, копы обошли машину и присели на корточки у края канавы. Оба носили новехонькие ботинки с высоким голенищем, новую форму; оба имели светлые волосы, бакенбарды, и оба были толстые. Правда, один – чуть толще второго.
– Похоже, кузтюм был синий, – признал тот, который потолще.
– Дума’шь, он труп? – спросил напарник.
– Сам его спроси.
– Не-а, не труп исчо. Шевелится.
– Сознание потерял, наверна, – сказал коп, который был толще напарника, и достал новенькую дубинку. Патрульные посмотрели, как слепой шарит рукой подле себя, словно ищет что-то. Потом он спросил хриплым шепотом, где он и день ли сейчас или ночь?
– День, – глянув на небо, ответил коп, который был чуть худее напарника. – Щас отвезем тя назад, и заплатишь аренду.
– Я пойду своим путем.
– Сначала аренду заплати. Все до цента!
Видя, что слепой пришел в себя, второй – более толстый коп – ударил его по голове дубинкой.
– Не хочу возиться. Ты, – сказал он напарнику, – бери слепошарого за ноги.
Слепой умер в машине, но копы этого не заметили. Привезли его к домовладелице, заставившей их перетащить мистера Моутса к ней на кровать. Потом она выпроводила патрульных на улицу, заперла дверь и, поставив стул у изголовья кровати, села.
– Ну, мистер Моутс, – сказала хозяйка, – вот вы и дома!
Его лицо оставалось строгим и безмятежным.
– Я знала, что вы вернетесь. Ждала вас. Можно больше не платить за комнату, и живите, где нравится: внизу ли, наверху… Как вам угодно, я буду вас ждать. А если захотите – вместе уйдем куда надо.
Она еще ни разу не видела его таким спокойным. Миссис Флад взяла сухую и безвольную руку мистера Моутса и прижала ее к своей груди. На лице постояльца под кожей четко проступал рисунок черепа. Миссис Флад заглянула в обожженные глазницы – те, казалось, вели в темные тоннели, в глубине которых исчез мистер Моутс. Домовладелица наклонялась все ниже и ниже, стараясь заглянуть в них еще глубже, отыскать ответ – как ее провели и в чем… все тщетно.
Зажмурившись, миссис Флад увидела точку света – такую далекую, неудержимую. Миссис Флад как будто что-то не пускало вперед. Так она и сидела, глядя из-за опущенных век в глаза Хейзелу Моутсу и чувствуя, что добралась до начала чего-то, что начать никак не могла. А мистер Моутс уходил все дальше и дальше, дальше и дальше, превращаясь в точечку света.