Парк стал сердцем города, которое Енох сразу нашел по приезде и обосновался в нем. Что делать, ему подсказала кровь. Каждый день Енох заглядывал в сердце города, каждый день; всякий раз поражался, благоговея и переполняясь чувствами, а позже, вспоминая увиденное, покрывался испариной. В центре парка Енох обнаружил одну тайну, хотя ее и выставили напоказ, в стеклянном коробе, снабдив табличкой с пояснительной надписью. Впрочем, кое-чего надпись сообщить не могла – того, что ведал Енох, хранящий ужасное знание внутри себя. Знание, невыразимое на словах и живущее в теле, словно гигантский нерв. Енох не смел показать тайну первому встречному, но должен был показать ее кое-кому. Особенному, нужному человеку. И человек этот должен прибыть не из города. Почему – Енох сказать не мог. Он лишь понимал: нужный человек распознается сразу. И еще: он должен прийти скоро, иначе нерв внутри Еноха вырастет настолько, что заставит его угнать автомобиль, ограбить банк или напасть на женщину в темном переулке.
И с самого утра кровь твердила Еноху: нужный человек придет уже сегодня.
Покинув сторожа из второй смены, Енох по неприметной тропинке позади женской раздевалки отправился на небольшую прогалинку, откуда бассейн был виден как на ладони. Никто еще не купался, и поверхность воды бутылочного цвета оставалась тиха и спокойна. Однако с противоположной стороны к раздевалке приближалась мадама с двумя маленькими мальчиками. Она приходила через день, приводя детей и купаясь с ними; поплавав, она вылезала на берег и нежилась на солнышке. Мадама надевала грязноватый белый купальник, висевший на ней как мешок. Енох несколько раз наблюдал за ней с удовольствием. Вот и сейчас, снявшись с прогалинки, он поднялся к кустам абелии, под которыми имелся милый тоннель – забравшись в него, Енох прополз до расширения, откуда и привык подглядывать. Усевшись поудобнее, он слегка раздвинул ветви. Сидя в кустах, Енох всякий раз отчаянно краснел, и любой, кто застал бы его за подглядыванием, решил бы, что повстречал дьявола, и свалился бы со склона – прямо в пруд. Мадама тем временем завела мальчиков в раздевалку.
Енох никогда не шел сразу к темному секрету парка. Время навещать тайну – на исходе дня, а до того – прочие дела. Выйдя из кустов, Енох обычно отправлялся в «Ледяную бутыль» (палатку в форме бутылки «Оранж краш» с нарисованной синим цветом изморозью у горлышка), где продавали хот-доги. Взяв себе солодового молочного коктейля с шоколадом, Енох делал недвусмысленные намеки официантке, которая, как он думал, в него тайно влюблена, и шел смотреть на животных. Зверей держали в металлических клетках, поставленных рядом, как в тюрьме Алькатрас. (Енох видел ее в кино.) Зимой в клетках включали электрообогреватели, летом – кондиционеры. Шесть человек присматривали за животными, кормя их стейками на косточках.
Питомцы ничего не делали, только лежали круглый день на боку. Енох смотрел на них с благоговением и ненавистью; после шел к тайне.
Двое мальчишек выбежали из раздевалки и нырнули в бассейн. Практически одновременно со всплеском раздался иной звук – скрежетание на подъездной дорожке по ту сторону пруда. Высунув голову из кустов, Енох увидел высокий автомобиль крысиного цвета, мотор у которого еле пыхтел. Машина проехала мимо, однако из-за поворота какое-то время еще доносилось тарахтение. Енох прислушался – не остановится ли автомобиль. Звук стал громче, и вот машина вернулась. На этот раз Енох разглядел, что в салоне всего один человек. Шум мотора умолк, а после появился вновь – автомобиль, показавшись третий раз, остановился практически напротив Еноха, на противоположном берегу.
Человек за рулем выглянул из окна и посмотрел, как двое мальчишек весело плещутся в бассейне. Высунув голову до предела из кустов, Енох прищурился и разглядел, что дверь со стороны водителя привязана веревкой. Водитель выбрался из машины с пассажирской стороны и начал спускаться по травянистому склону. Остановившись на полпути и постояв немного, этот человек огляделся, словно ища кого-то. Затем присел, подтянув к груди колени.
Синий костюм, черная шляпа…
– Ну-ну, чтоб меня, – пробормотал Енох. – Чтоб меня…
Сказав так, он стал выбираться из кустов. Сердце колотилось со скоростью мотоцикла, на каком трюкач гоняет по стенкам циркового колодца. Енох даже вспомнил имя водителя в синем костюме… мистер Хейзел Моутс. Выбравшись на четвереньках из абелии, Енох присмотрелся: фигура в синем никуда не делась, сидит на месте в той же позе. И вид такой, словно ее на месте держит невидимая рука. И если руке вздумается перебросить фигурку в синем через пруд – фигурка перепрыгнет, ни разу не изменившись в лице.
Из раздевалки тем временем вышла мадама и направилась к трамплину. Встав на нем и широко раскинув руки, она готовилась к прыжку; трамплин при этом издавал громкие хлопающие звуки. Оттолкнувшись последний раз, женщина подпрыгнула, крутанулась через спину и скрылась под водой. Мистер Хейзел Моутс следил, как мадама плавает, медленно вертя головой вслед за ней.
Встав на ноги, Енох пошел в сторону Хейза по тропинке. Обойдя раздевалку, Енох свернул с дорожки и, стараясь не шелестеть травой, пошел по краю склона. Оказавшись ровно за спиной у Хейза, присел и стал за ним тихо следить. Будь у Еноха руки длиной в десять футов, он мог бы дотянуться до плеч Хейза.
Женщина тем временем подплыла к берегу и, опершись на его край, стала выбираться на сушу: сначала из воды показалось ее лицо – вытянутое, словно у мертвеца, на голове – похожая на повязку «чепец» купальная шапочка, которая чуть не закрывает глаза, зубы – острые, сильно выступают. Подтянувшись на руках, женщина выбралась из воды и, слегка припав на четвереньки, отдышалась. Затем расслабленно выпрямилась, отряхнулась и немного потопала крупными ногами в луже натекшей воды. Заметив Хейза и Еноха, она улыбнулась. Енох видел часть лица Хейзела Моутса – тот не улыбнулся в ответ женщине, однако продолжил следить за ней, пока она шла к пятачку солнечного света – практически на прямой линии под Енохом и Хейзом. Чтобы было лучше видно, Енох спустился чуть ниже.
Сидя под солнцем, женщина стянула с головы купальную шапочку. Волосы у нее оказались короткие; спутанные, они были всех оттенков, от насыщенно-рыжего до зеленовато-желтого. Встряхнув ими, женщина вновь улыбнулась Хейзелу Моутсу острыми зубками. Затем улеглась на бетонке, вытянувшись и приподняв колени. На другой стороне мальчишки били друг друга головами о бортик бассейна. Устроившись поудобнее, женщина стянула с плеч бретельки купальника.
– Боже милостивый! – не удержавшись, шепотом воскликнул Енох. Не успел он отвести взгляда от мадамы, как Хейзел Моутс вскочил с места и поспешил обратно к автомобилю. Женщина села, едва не уронив купальник, и пришлось Еноху смотреть одновременно аж в двух направлениях.
Оторвавшись наконец от созерцания женщины, Енох метнулся вслед за Хейзелом Моутсом.
– Погодь! – замахал он руками, встав перед машиной, внутри которой уже рычал, заводясь, мотор. Хейзел Моутс заглушил двигатель.
Его лицо за ветровым стеклом выглядело кислым и похожим на лягушачью морду, словно бы изо рта у юноши рвался крик. Енох сразу вспомнил фильмы о гангстерах, где показывают двери, за которыми сидит, привязанный к стулу, пленник с кляпом из полотенца во рту.
– Да это же Хейзел Моутс, – сказал Енох. – Как поживаешь, Хейзел?
– Охранник на воротах подсказал искать тебя у бассейна. Якобы ты прячешься в кустах и подглядываешь за купальщиками.
Енох покраснел.
– Просто я восхищаюсь плаванием, – возразил он и, просунув голову в окно с пассажирской стороны, воскликнул: – Так ты меня искал?!
– Тот слепец… слепец по имени Хоукс… Его дочь не говорила, где они живут?
Енох будто не слышал вопроса.
– Ты приехал сюда специально, чтобы встретиться со мной? – спросил он.
– Аса Хоукс. Его дочь отдала тебе картофелечистку. Она не говорила, где живет?
Высунув голову из окна, Енох открыл дверцу и забрался в салон. С минуту он глядел на Хейза, облизывая губы.
– Я тебе кое-что покажу, – прошептал Енох.
– Мне нужны те двое. Надо поговорить со слепым. Его дочь не говорила, где их дом?
– Я покажу тебе одну штуку, – не сдавался Енох. – Она здесь, и я покажу ее тебе сегодня, сейчас.
Он потянул было Хейзела за руку, но Хейзел вырвался.
– Дочь слепого сказала, где они живут? – повторил он вопрос.
Енох снова облизнул бледные, с пурпурным пятнышком простуды, губы и ответил:
– Конечно. Она же попросила меня прийти и захватить губную гармошку. Сначала покажу тебе одну штуку, а после скажу, где они живут.
– Что еще за штука? – пробормотал Хейз.
– Штука, которую я должен тебе показать. Езжай прямо, я покажу, где остановиться.
– Не нужны мне твои штуки. Назови адрес.
Глядя в окно, Енох ответил:
– Ничего не вспомню, пока не отвезешь меня к той штуке.
Сдавшись, Хейз завел мотор. Чувствуя, как пульсирует в жилах кровь, Енох понимал, что прямиком к тайне ехать нельзя, надо сначала заглянуть в «Ледяную бутыль», поглядеть на животных… С Хейзелом Моутсом предстоит побороться, однако Енох отведет его к секрету или даже отнесет на горбу, предварительно оглушив камнем по голове.
Мозг Еноха разделился на две половины. Первая говорила с кровью, наполняясь от нее знанием, но ничего не выражала в словах. Слова и фразы томились во второй половине. И пока первая решала, как затащить Хейзела сначала в «Ледяную бутыль», а затем в зоопарк, вторая родила вопрос:
– Откуда у тебя такая клевая тачка? Надо тебе на бортах намалевать что-нибудь типа: «Залезай, детка». Я на одной машине такую надпись видел, и еще другую…
Лицо Хейзела Моутса оставалось неподвижным, будто высеченное из камня.
– Мой папаня как-то выиграл в лотерею желтый «форд», – пробормотал Енох. – С откидным верхом, двумя антеннами и прочими прибамбасами. Правда, папаня сменял тачку… Стой! Останови здесь!
Они чуть не проехали мимо «Ледяной бутыли».