— Но это разные вещи…
— Разве? Главенство — неподходящее слово. Опека? Наш Господь, с Его безграничными возможностями, дает нам силы и ведет нас по дороге мудрости, опекая нас. Долг каждого лорнгельда — взять людей под свою опеку, поскольку его коснулась рука Бога. Я понимаю, вам это трудно воспринимать, однако разве вы по-другому отреагировали, когда впервые узнали о своих способностях? Со временем вы смирились с тем, что являетесь колдуньей. Значит, сможете осознать и мою позицию.
— Ваша светлость, вы можете считать как угодно. Но повторю, что у меня нет выбора, я вынужден отклонить ваше предложение. Ваша истинная просьба состоит в том, чтобы я свергла своего брата и посадила на трон колдуна.
На сей раз сопротивление Атайи произвело на Мудреца впечатление. Он нахмурил брови, выдав внутреннюю досаду. Неужели он и правда думал, что принцесса так быстро уступит? Брандегарт посмотрел ей глубоко в глаза, словно впервые увидел настоящую живую женщину, а не воплощение древнего пророчества.
— В конечном счете этого не миновать, ваше высочество, — ответил он, с напускной отрешенностью пожимая плечами. — Это всего лишь вопрос времени.
— Возможно, — твердо произнесла Атайя, — но я не есть та, кому суждено дать согласие. У меня никогда не было намерений забрать трон у Дарэка. Большинство людей в моем лагере пришли именно потому, что я обещала не совершать подобного злодеяния. Мое дело не касается политики, ваша светлость, оно заключается в передаче лорнгельдам права самим определять свою жизнь, а не выполнять волю епископа Люкина и судей Трибунала. Я не хочу, чтобы Дарэк потерял корону, я просто хочу, чтобы он изменил закон. И единственный путь добиться этого — доказать ему, что мы не такие злодеи, как все полагают. Если мы начнем настаивать на чем-то силой, ваша светлость, враг только уверится, что правда на его стороне.
Принцесса не первый раз повторяла свои доводы. Когда-то — перед Саттером. Его они не убедили, и, судя по равнодушию Брандегарта, на него тоже не подействовали. Настроение Мудреца изменилось из-за столь настойчивого сопротивления его воле: он неожиданно стал хмурым и строгим.
— Ваше высочество, я должен вас предупредить. Если вы не хотите раскрыть лорнгельдам их истинного предназначения, я обязан буду сделать это сам. Моему народу пришло время вернуться в Кайт. От вас зависит, ступим ли мы на земли континента вашими друзьями…
Далее подразумевалось «или врагами».
— Это угроза? — спросил Джейрен, инстинктивно потянув Атайю на шаг дальше от панели.
Мудрец метнул в него раздраженный взгляд, будто Джейрен был ребенком, который не вовремя встрял в разговор на официальном приеме.
— Просто констатация факта.
— Ваша светлость, я молю вас, — начала Атайя, протянув вперед руки, — придерживайтесь своего учения у себя на родине, но оставьте Кайт мне.
— Кайт — моя родина, ваше высочество. Сумасбродство Фалтила вынудило наш народ ее покинуть. У нас много общего, у меня и вас. Моих людей выгнал из дома и травил король Фалтил, а ваши теперь без кровли и денег, преследуемые королем Дарэком и его Трибуналом. Вместе мы могли бы залечить двухвековые раны и даровать Кайту мир и спокойствие, коего он никогда не знал!
Его рвение заражало, гипнотизировало. Постепенно возрастал страх перед тем, что повлечет за собой неприятие условий Брандегарта, однако Атайя поняла, что никогда не вступит в союз с Мудрецом, будь пророчество верно или ошибочно.
— Сожалею, ваша светлость. Мы по-разному смотрим на вещи.
После третьего отказа он впал в напряженное молчание. Затем окинул рукой комнату.
— Запомните этот кабинет, — проговорил он без следа благожелательности. — Если передумаете, то найдете меня здесь. Защиты нет: вам ничего не помешает. Однако поспешите, Атайя Трелэйн, потому что уже через несколько дней начнутся необратимые события.
Не успела принцесса ответить, как панель почернела.
— Кажется, нас послали к черту, — отметил Джейрен.
— Да, — тихо произнесла она, уставившись в темный прямоугольник, словно там начертано будущее. — Но мы слышим о нем не в последний раз.
Брандегарт вышел из комнаты и отдал Дриане ключ.
— Очевидно, положение ее светлости не так плачевно, как ты пыталась меня убедить.
Он оперся на известняковую стену коридора.
— Я говорила, что сложно будет склонить ее на нашу сторону, — сказала Дриана. Мудрец промолчал, она коснулась его руки и добавила: — Боюсь, не все женщины так легко поддаются твоим чарам, как я.
Островитянка выбрала не лучшую тактику. Она хотела просто пошутить, а Брандегарт посмотрел на нее с полным отвращением, будто именно этого и боялся. Не то чтобы Дриана могла его уличить в измене. С того момента как он занял свое положение восемь лет назад, ему никто ни в чем не смел отказать, включая женщин.
— Боже мой, эти рэйкцы сделали из нее философа, а не воина! — выкрикнул он, ударив кулаком по стене. — Она разглагольствует о благочестии, вместо того чтобы сражаться с врагом!
— Если ты так хотел получить ее согласие, то почему не послал для начала в Кайт Николаса с положительным отзывом? Тебе не стоило бы труда околдовать его, и у Атайи не было бы повода для недоверия. Или просто сказал бы, что ее брат у тебя в заложниках, она сразу пошла бы на любое предложение.
— Я подумал, что подобное вмешательство нарушит пророчество. Не могу понять: она дала отказ, значит, оно все равно не сбылось! И как она посмела отвергнуть меня? — кричал Брандегарт, откровенно растерянный таким поворотом событий. — Трибунал проверяет каждый закуток, лорнгельды болеют и прозябают в муках. Возможно, они искренне верят в ее учение, но желудок им не наполнишь. — Брандегарт потер витые серебряные браслеты, словно они были оковами, которые раздражали его. — Дамерон пророчил, что она получит помощь от неожиданных союзников. Кому еще это быть, как не мне?
— Однажды Атайя получила большую сумму денег, — осторожно поведала Дриана. — От кого-то на юге, с кем она раньше даже не встречалась, от человека по имени Адам. Может, об этом писал Дамерон. На ее сторону мог перейти кто-нибудь еще после того, как я уехала. Возможно, ты просто неправильно трактовал предсказание.
Мудрец впал в ярость.
— Никогда не высказывайся на подобные темы, — гневно бросил он. — Ты не принадлежишь к моему народу и не имеешь права критиковать мои суждения.
Дриана смущенно опустила голову.
— Прости, — пробормотала она дрожащими губами. — Ты, конечно, прав.
— Нет-нет, только не плачь, я этого не стерплю. — Со стоном раскаяния Брандегарт прижал ее к себе. — Не надо быть колдуном, чтобы понять, как глупо я себя веду, — признал он, по-отцовски поцеловав даму сердца в лоб. — Возможно, мое предложение было преждевременным. Или ее отказ и сопряженные с ним действия с моей стороны предрешены. Да, наверно, так и есть. Если я неправильно понял пророчество, тогда то, что я собираюсь сделать, ему не противоречит. В конечном счете мое предназначение — обеспечить восхождение лорнгельдов к власти.
Дриана взглянула на стражников в конце коридора.
— Значит ли это, что ты намерен осуществлять второй план?
— Ее высочество не оставила мне выбора, — ответил он, не скрывая сожаления. — Если Атайя не хочет признать меня, это должен сделать ее народ, из чего следует, что они будут вынуждены разочароваться в ней.
— И когда такое произойдет, — подвела итог Дриана, — им понадобится новый предводитель.
Наконец ей удалось вынудить его улыбнуться.
— Идем, Дриана, нас ждут гости.
Островитянка последовала за ним по коридору до простой дубовой двери, у которой стояли караульные в форме. Их присутствие было чистой формальностью: Брандегарт обезвредил пленников сдерживающим заклинанием. Дриана подозревала, что он сделал это, чтобы поиздеваться над Ранальфом.
Принц Николас в задумчивости сидел у ярко пылающего камина, а наемник сердито расхаживал взад-вперед, не находя себе места после долгих часов неволи. Мудрец подошел к ним.
— Боюсь, ваша сестра меня разочаровала.
Ранальф одобрительно фыркнул:
— Умница.
— Возможно, — признал чародей, — но она приняла глупое решение. В любом случае это уже не важно. Атайя заложила фундамент: распространила по всему Кайту весть о том, что лорнгельдам не обязательно умирать вследствие отпущения грехов. Однако что касается их обучения, тут должен появиться я и сказать им, что в их силе заложено больше, чем говорит Атайя Трелэйн.
— Они никогда не пойдут за вами, — заявил Николас. — Своими страданиями она заслужила преданность.
Брандегарт наклонился к нему ближе.
— Да, но надолго ли это? — поинтересовался он. — Только время способно доказать.
Николас вскочил на ноги.
— Если вы причините ей вред, я…
— Что вы? — вяло спросил Мудрец. — Убьете меня? Посмотрел бы я, как у вас это получится. Откровенно говоря, я не собираюсь делать ей больно. Не напрямую, — добавил он и строго взглянул принцу в глаза. — Однако за поступки других людей я не отвечаю.
Комната погрузилась в тишину, стало слышно, как потрескивает огонь в камине. Ранальф ахнул:
— Нет, черт возьми, ты не посмеешь! Ты не тронешь принца Кайта!
Брандегарт прищурил глаза:
— На свете крайне мало вещей, которых я не посмею свершить.
Затянувшееся молчание наемника убедило Николаса, как ничто иное, что Мудрец сказал правду. Затем в неожиданном приступе ярости глаза Ранальфа заметались по помещению в поисках оружия — любого оружия. Он схватил железную кочергу, губы лихорадочно зашевелились, из кончиков пальцев вырвались разряды зеленого пламени, охватили незамысловатую стальную палку, превратив ее в светящийся меч.
— Тогда тебе придется сначала убить меня, — сказал он и встал на пути чародея.
Брандегарт невозмутимо оглядел меч.
— Это будет проще, чем тебе кажется, — отметил он. — Успокойся, подобными театральными жестами меня не остановить. Я Мудрец острова Саре, и моя воля — закон.