Такой вариант меня устраивал. Если это на самом деле сон, то оставалась крошечная надежда, что этот кошмар не будет длиться вечно и рано или поздно прервется. Когда-нибудь я все равно проснусь. Так что паниковать пока рано. Однако разобраться, где я и как сюда попал, было бы неплохо.
Я огляделся. Нас окружали высокие лиственницы, внизу, под ногами, произрастали папоротники, мох и какие-то непонятные кустики, украшенные яркими синими ягодами. И одет я был соответственно: кирзовые сапоги, армейская пятнистая форма. И рюкзак был рядом, под боком, наверняка тяжелый, набит пожитками под завязку. К нему был прислонен охотничий карабин. Тоже, надо полагать, мой. Оказывается, я охотник. Ничего себе! Неприятное открытие.
Трофим сидел рядом и держал меня за левое запястье двумя пальцами, словно щупал пульс. Я посмотрел на него и вдруг вспомнил, что он меня ненавидит. Но сейчас такого ощущения не возникало. Трофим смотрел на меня, пожалуй, равнодушно. Или даже с легкой иронией. Будто бы я пьяный и вот-вот начну куролесить, если дать мне слишком много воли. А ему было и забавно, и противно одновременно, потому что успокаивать меня и приводить в норму, чтобы я не наломал дров, придется именно ему, Трофиму — единственному трезвому и ответственному человеку поблизости. Постойте, но дрова бы нам сейчас не помешали, мы могли бы развести костер, подумал я про себя, но вслух произносить не стал. Так себе шуточка получилась. Не смешная.
Трофим заметил, что я за ним наблюдаю, отбросил мою левую руку, как ненужную ветку, и сделал шаг назад. И на этот раз получить доказательства того, что Трофим меня ненавидит, не удалось. Ни злобы, ни презрения, ни отвращения в его взгляде не обнаружилось. Свободной правой рукой я полез в карман куртки (что я хотел там обнаружить, — непонятно, компас, что ли?). Трофим улыбнулся.
— Что я здесь делаю? — спросил я.
— Пытаешься выжить.
— Давно?
— Скоро уже месяц. Сегодня двадцать девятый день.
— А ты мне помогаешь?
— Можно и так сказать. Меня попросил проследить за тобой твой друг астроном Даров.
— И он вместе с нами в тайге?
— Нет. Он дома в Петербурге. Работает в Комиссии. Но это не помешало ему попросить присмотреть за тобой. Как будто ты маленький мальчик. Я прислушался.
— В какой комиссии?
— В хорошей. В Комиссии по контактам с иными цивилизациями. Можно сказать проще. Чтобы было понятнее, в Комконе.
— Понятно. Но как же он попросил? По телефону?
— Нет. Здесь сеть не ловит. Мобильники не работают. Даров заранее понял, что без меня тебе к человеческому жилью не выбраться. Еще когда допрашивал меня в бункере. Можно сказать, предсказал будущее. Я сгоряча согласился, не знал, что мы попадем в такое сложное положение. Думал, что ты умнее. Однако, вон как оно повернулось. Не знаю, выдержишь ли. А помощи нам ждать не от кого. Придется выбираться самим.
— Мы попали в беду?
— Пока еще нет. Но до ближайшего населенного пункта триста километров. Вон туда надо идти, — он махнул рукой, показывая направление.
— Триста километров! Далеко.
— За два месяца доберемся, как я думаю. Если будем придерживаться верного направления.
— А как мы сюда попали?
— Обычное дело, произошла авария.
— Какая авария.
— У вертолета, на котором мы отправились на охоту, отказал двигатель.
— Мы упали в тайгу?
— Нет. Удалось сесть, только взлететь уже не смогли. Винты погнулись, топливо вытекло.
— Нас было двое?
— Десять человек, все выжили.
— И где они?
— Тут такая история. Решили мы домой пешком выбираться. Пилот посмотрел по карте и сказал, что идти надо налево. Расстояние — сто километров. Совсем близко. Народ, понятное дело, с ним согласился. Быстро собрались. Домой всем охота побыстрее попасть. А ты вдруг заорал как резанный. И отказался. Сказал, что никогда налево не ходил, и вот так ни с того ни с сего начинать не собираешься, поэтому пойдешь направо. Предложил присоединяться к тебе. Жаль, что никто не согласился. Мне было бы спокойнее.
— И ты?
— А что я глупее всех? И я, естественно, пошел налево.
— Как же мы здесь оказались вдвоем?
— Вспомнил, что обещал астроному Дарову проследить за тобой. Повздыхал-повздыхал, а делать нечего, уговор дороже денег, пришлось за тобой отправиться, Полняев. Не нравишься ты мне, но я должен приносить людям добро. Всем. Даже таким «фантастам», как ты. Даров попросил отнестись к тебе с пониманием, твердил, что ты, якобы, способен исправиться и стать хорошим человеком. Почему бы не попробовать? Я в тебя поверил.
— Какие они, хорошие люди? — съехидничал я. — Мне нужно знать, к чему стремиться.
— Сам поймешь, когда бросишь сочинять свои притчи и займешься чем-нибудь полезным.
Всему есть предел! Подумаешь, я ему не нравлюсь. Не очень-то и хотелось. Но меняться я не собираюсь. Стану хорошим и перестану писать книги? Дулю вам с елки! Никогда Полняев не перестанет сочинять! Нужно было сказать что-то дерзкое и неожиданное.
— Есть хочу! Голодный я.
Трофим посмотрел на меня с осуждением и, пожалуй, с сочувствием, как на маленького потерявшегося мальчика. Но ругаться не стал, молча протянул огромный бутерброд с колбасой и сыром.
Я надкусил его и проснулся.
И вот я открываю глаза и оказывается, что я лежу на полянке в лесу, а рядом мной сидит инопланетянин Трофим, который держит меня за левое запястье двумя пальцами.
Но на этот раз я помнил вчерашний разговор. И про Дарова, и про вертолет, и про триста километров, которые предстоит пройти, чтобы вернуться в цивилизованный мир. Хотя, как потом рассказал Трофим, с того первого разговора прошло уже две недели. Все это время я вел себя примерно, шестьдесят километров нам пройти удалось.
— Проснулся? Молодец, — сказал Трофим. — Долго на одном месте сидеть не будем. Пора идти. Собирайся.
— Что это значит — собраться?
— Вот там озерцо недалеко. Ополосни лицо, смой сон. Да зачерпни котелком водицы, чтобы вечером жажду утолить. А потом приходи — завтракать будем.
Вообще-то я человек неуживчивый. Люблю спорить и поступать наперекор. Но не на этот раз. Мне показалось, что выгоднее будет согласиться. В конце концов, он не требовал от меня ничего предосудительного или опасного для человечества. Смыть с лица ночной пот — это я бы и сам сообразил, без подсказки. И подкрепиться перед долгим маршем по пересеченной местности — разумное желание.
Вода в озерце была холодная и чистая. Зачерпнул ее руками и плеснул на лицо. Было очень приятно. И я немедленно почувствовал себя намного бодрее. Голова стала работать лучше, я опять смог думать. Повторил. Плеснулся водицей еще раз. Закрепил успех. Впрочем, пить не решился, хотя очень хотел, подумал, что озерную воду следует обязательно вскипятить.
Когда я вернулся, Трофим уже развел небольшой костер. Молча взял котелок и подвесил над огнем. Вода вскипела довольно быстро.
— Чай? Кофе? — спросил он.
— Есть выбор? — удивился я.
— Конечно.
— Кофе.
— Почему-то я так и подумал. Многие фантасты пьют этот замечательный земной напиток. Наверное, они так будоражат свое воображение.
— Ага. Мне сейчас это не повредит.
Трофим кивнул и протянул пакетик с растворимым кофе.
— Плесни кипятка в кружку. А бутерброд я тебе сделаю после того, как твое воображение заработает.
Кофе действительно освежил меня, я почувствовал, как ко мне окончательно вернулись силы. Километров десять я бы теперь прошел без привала. Трофим намазал ломоть хлеба маслом, положил на него здоровенный кусок колбасы и протянул мне.
— Откуда ты берешь жратву? — спросил я.
Мне на самом деле было интересно понять это. По словам Трофима, мы бредем по тайге уже сорок три дня, откуда же у него относительно свежий хлеб и колбаса. А ведь есть еще сыр.
— Прекрасно, Полняев. А теперь удиви меня. Ты же фантаст, придумайте, как мне это удается?
— Инопланетные технологии, — сказал я первое, что пришло в голову, наверное, способность думать по-настоящему ко мне еще не вернулась.
Трофим рассмеялся.
— Ты знал ответ. Теперь будешь всю оставшуюся жизнь гадать, правильный ли он. И не рассиживайся. Сегодня нам предстоит пройти пятнадцать километров. По таежной пересеченной местности. И запомните: это не прогулка, а сложное испытание.
Я открываю глаза и оказывается, что я опять лежу на полянке в лесу, а рядом сидит инопланетянин Трофим, который держит меня за левое запястье двумя пальцами.
Но на этот раз я помню, что так происходит каждое утро, вот уже пятьдесят девятый день. Почему я решил, что день именно пятьдесят девятый, не знаю. Хорошо помню только два из них: двадцать девятый и сорок третий. Остальные кажутся каким-то лишенным времени кошмаром, слипшимся комком тяжелых воспоминаний о бессмысленных мучениях и в кровь стоптанных ногах. Если бы не живучий инопланетянин Трофим, я давно бы прекратил попытки пробиться к человеческому жилью. Каждый шаг давался мне с трудом и сопровождался проклятой ноющей болью. Правильнее было бы сказать: с чудовищным трудом.