– Но ведь арендатор этот лучше делает – ворует все целиком.
– Вот видишь, люди и правы, говоря: «Укради хотя бы и у вора – и войдешь во вкус воровства».
– Вы правы, – согласился рав Гуна, – беру на себя отныне отдавать ему все, что следует.
Вскоре после того уксус настолько вздорожал, что рав Гуне удалось продать все сорок бочек по цене настоящего вина.
(Берах., 5)
Умер рав Гуна скоропостижно, и это привело в большое смущение его товарищей-ученых.[82] Успокоило их объяснение, приведенное Зогой из Адиабена: «Особое значение имеет скоропостижная смерть только в возрасте до восьмидесяти лет. После же этого, наоборот, внезапная кончина почитается сладостной, как поцелуй от уст Господних».
Когда тело рав Гуны прибыло в Палестину, вышли отдать последний долг умершему р. Ами и р. Иси (с которыми, в бытность их в Вавилоне, р. Гуна постоянно вступал в ожесточенные диспуты). Стали обсуждать, где избрать место для его погребения, и решено было похоронить его в склепе р. Хии: оба они имели одинаково великие заслуги в деле насаждения св. знания в народе.
Кому же поручить погребение?
Вызвался рав Хага:
– Я, – заявил он, – все время учился у р. Хии, постоянно при нем находился и хорошо изучил его отношение к себе и к людям.
Дали ему в руки гроб с телом рав Гуны, и он спустился с ним в склеп. А в том склепе, кроме р. Хии, покоились также двое сыновей его – по правой стороне Иуда, по левой Хизкия.
Обратился Иуда к могиле Хизкии и сказал:
– Встань, Хизкия! Не подобает тебе покоиться в мире, когда снаружи ждет рав Гуна.
Мгновенно показался из гроба Хизкия, а вместе с ним столп огненный встал перед рав Хагой. Дрожащими руками опустил рав Хага гроб с телом рав Гуны и рад был, что ему удалось выбраться с миром из склепа.
(Моэд-К., 25 и 29)
РАВ ШЕШЕТ
Рав Шешет был слеп на оба глаза. Через каждые тридцать дней он повторял в уме все, чему прежде учился, и каждый раз радостно восклицал после этого: «Ликуй, душа моя! Торжествуй и радуйся! Для тебя учился я Св. Писанию, и Мишне учился на радость тебе!»
Однажды все население вышло на встречу кесаря, прибытие которого ожидалось в том городе. Пошел и рав Шешет. Заметил его некий еретик и говорит:
– Кувшины по воду пошли, а черепки куда же это?
– Идем, – отвечает рав Шешет, – и увидишь, что я, слепой, знаю больше тебя, зрячего.
С шумом и звоном оружия проходит легион.
– Кесарь идет! – говорит еретик рав Шешету.
– Нет еще, – отвечает слепой.
Шумно проходит следующий легион.
– Вот уже кесарь прибыл! – говорит еретик.
– Нет еще, – повторяет слепой.
Наступила торжественная тишина, и медленно стал приближаться третий легион.
– Вот теперь действительно кесарь идет, – заявил рав Шешет.
– Как же ты это узнал?
– Весьма просто. «Царство земное, – сказано нашими мудрецами, – подобно царству небесному». И также было при явлении Господа Илье-пророку: была буря, но не в буре, а в веянии тихом шествовал Господь.
Когда кесарь приблизился, рав Шешет торжественно произнес установленное на этот случай благословение.
– Удивляюсь тебе, – сказал насмешливо еретик, – расточаешь благословения тому, кого ты даже увидеть не можешь.
Навел рав Шешет на лицо его незрячие глаза свои, брызнули искры из них – и навеки погас свет в глазах у еретика.
(Берах., 52)
РАБА БАР НАХМАНИ
О Рабе бар Нахмани донесли кесарю:
– Есть один человек среди евреев, по вине которого[83] двенадцать тысяч израильтян ежегодно один летний месяц и один зимний не платят царской подати. Отправлен был царский посланец задержать Рабу бар Нахмани и привести его. Но Раба бежал из Пумбедиты.
Добравшись, после долгих скитаний по разным местам, до Агама,[84] Раба взобрался на верхушку пальмы и, притаившись там, углубился в св. учение. В это время происходил спор в Иешибе-шел-Майла по законам о ритуальной чистоте. Для разъяснения спорного вопроса решено было призвать на небо душу Раба бар Нахмани, величайшего авторитета по вопросам ритуальной чистоты. Однако Ангелу Смерти невозможно было приблизиться к нему, потому что Раба ни на мгновение не отвлекался от св. учения. Но вот повеял ветер, в тростниках зашумел. Подумал Раба: «Отряд кесаревых всадников скачет, – и решил: Лучше приму кончину от руки Ангела Смертного, чем отдаться в руки кесаря». И со словом «Чисто! Чисто!» он умер.
Раздался Бат-Кол, вещая: «Благо тебе, Раба бар Нахмани! Чиста была плоть твоя, и со словом «чисто» душа твоя отлетела».
Упали в Пумбедите письма с неба: «Раба бар Нахмани призван в Иешибу-шел-Майла». Отправились Абаия и Рава и все прочие ученые с ними, чтобы совершить погребение усопшего, но не знали они, где он находится. Пришли в Агам и видят: птицы стоят и поднятыми крыльями место одно осеняют. «Наверное, там он», – сказали они. Подошли и увидели его. – Семь дней кончину его оплакивали.
В тот день, когда умер Раба, поднялась буря и одного аравитянина, проезжавшего верхом на верблюде мимо реки Паппы, подняло и перебросило с одного берега на другой.
– Что это значит? – спросил аравитянин.
– Раба бар Нахмани скончался, – ответили ему.
Обратился тот аравитянин к Всевышнему, говоря:
– Владыка Вселенной! Весь мир Тебе принадлежит и Раба бар Нахмани принадлежит Тебе же, Ты – его и он – Твой. Зачем же мир разрушаешь?
И буря утихла.
(Баба-М., 86)
Р. ИОСЕ ИЗ ЮКРАТА
Р. Иосе нанял работников на свое поле. Случилось так, что он не мог доставить им обед вовремя.
– Мы голодны! – заявили они сыну р. Иосе и, бросив работу, уселись под фиговым деревом.
Видя это, подходит сын р. Иосе к дереву и говорит:
– Фиговое дерево! Фиговое дерево! Дай плоды свои, чтобы работники моего отца могли голод свой утолить.
Тотчас появились плоды на ветвях, и работники поели и насытились. В это время подоспел р. Иосе с обедом.
– Простите меня, – сказал он, обращаясь к работникам, – меня задержало одно доброе дело, и я опоздал с вашим обедом.
– Пусть, – отвечают работники, – Бог насытит тебя так же, как нас насытил сын твой.
– Каким же образом?
Рассказывают они ему, как дело было с фиговым деревом. Услыша это, говорит р. Иосе сыну:
– Сын мой, ты позволил себе утруждать Творца и совершить насилие над природой, заставив дерево безвременно давать плоды свои. Увы, и тебе суждено безвременно из мира уйти.
У р. Иосе была дочь замечательной красоты. Видит он однажды, как какой-то человек буравит отверстие в заборе и пытается увидеть лицо девушки.
Спрашивает его р. Иосе:
– Зачем ты это делаешь?
– Прости, раби! – отвечает тот, не суждено мне обладать ею, я хотя издали полюбоваться на нее хочу.
Говорит р. Иосе дочери:
– Лучше бы тебе, дочь моя, в прах обратиться, чем доставлять красотою своей мучения людям!
ПРЕЖНИЕ И НЫНЕШНИЕ
Р. Хаги со слов р. Самуила бар Нахмана говорил: «Люди былых времен умели делать все в совершенстве: они и вспахивали ниву Знания, и засевали ее, и пололи, и корни выкорчевывали, и гряды окапывали, и жали, и в снопы вязали, и молотили, и веяли, и зерно от примесей очищали, и мололи, и просеивали, и тесто месили, и на части его делили, и готовые для нас хлебы выпекали, а мы – мы не знаем даже, как рот открыть и готовым насытиться как следует».
(Иеруш., Шек.)
Раба бар Земина говорил:
– Если прежние наши ангелам подобны были, мы простым смертным подобны; если же они простыми смертными были, то мы недалеко от ослов ушли, и не от таких, каким был осел р. Ханины бен Досы или р. Пинхана бен Яира,[85] а от самых обыкновенных.
(Шаб., 112)
Р. Иоханан говорил:
– У прежних сердца широко, как притвор пред храмом,[86] распахивались, у последующих – как двери храма,[87] а у нас они игольному ушку подобны.
Спрашивает рав Папа Абаию:
– Почему ради прежних совершались чудеса, а ради нас не совершаются? Ведь то, что изучалось, например, при рав Иуде, и в сравнение не может идти с тем огромным запасом знания, какой успели мы приобрести с тех пор. Между тем стоило во время засухи рав Иуде простоять на молитве о дожде не больше времени, чем требуется, чтоб шнурок на одном сандалии развязать, – и дождь лить начинал. А мы сколько ни скорбим, взывая, вопия к небесам, – и все напрасно.
– Дело не в размерах знания и не в продолжительности молитвы, – отвечает Абаия, – прежние умели на муки и казнь идти для прославления имени Божьего, а у нас на это сил уже не хватает.
(Берах., 20)
В ЧЕСТЬ УЧИТЕЛЯ
Оставляя школу и расставаясь с любимым учителем, ученики р. Ами исполняли в честь его следующий гимн:
Познай в свой век всю радость мира.
Грядущий путь твой – к жизни вечной,
Стремленья – в даль и глубь веков.
Будь сердцем Разума герольдом.
Пусть голос твой вещает Мудрость,
И ликование – уста,
Зеницы путь твой озаряют,
И светом Торы блещут очи,
И лик – сиянием небес.
Будь Знанья вестником для мира.
И, всей душой ликуя в Правде,
Гряди Предвечному внимать!
(Берах., 17)