– Я тебя запомнил. Гребаная шлюха!
– Отлично. Молодец.
Салли в ужасном состоянии. Я, как могу, помогаю ей успокоительными словами, возвращением шляпы (по милости Хайзума, с несколькими дырками для вентиляции) и кружкой сладкого чая из кафе в парке. Как ни странно, Салли изъясняется вполне внятно, и, несколько раз громко высморкавшись, выпив чаю и выкурив тощую самокрутку, она рассказывает мне, что случилось.
Она, как обычно, пришла в парк покормить ворон, заметила подростков, которые собрались у кромки пруда, и услышала, как громко крякают и плещутся утки. Подошла посмотреть, что случилось, и обнаружила, что маленькие засранцы кидаются в утят пивными банками и булыжниками, украденными у смотрителя парка специально для этих целей.
– Я закричала, чтобы они прекратили, и пригрозила вызвать полицию, но они не обращали внимания. Тот урод – который возомнил себя королем говнюков – просто рассмеялся мне в лицо.
Она делает глоток чая, и Хайзум утешительно кладет голову ей на колени (скорее всего, это еще и намек на еду).
– Но потом я поняла, что он собирается переключиться на меня. Придумал новое развлечение.
Ее голос слегка дрожит, и она начинает скручивать новую сигарету. Она права. Почувствовав новую уязвимую жертву для развлечений, главарь направил стаю в ее сторону. Они сорвали с нее шляпу, перебрасывали ее друг другу у Салли над головой, а в конце концов швырнули на траву. Они вырвали у нее из рук сумку с хлебом для ворон, и двое держали ее за руки, а главарь зажал ей нос и насильно скармливал хлеб, пока она не испугалась, что задохнется. Наконец они окружили ее и грубо толкали между собой, выкрикивая оскорбления и ругательства, наслаждаясь ее страданиями.
– Дорогая, если бы не вы с кобелиной, уверена, со мной бы случилось что-нибудь ужасное.
Салли настаивает на том, чтобы угостить меня второй чашкой чая, а Хайзум получает яйцо в колбасном фарше в награду за рыцарское поведение. Она спрашивает мое имя.
– Маша.
Салли улыбается и гладит меня по руке.
– Тогда понятно, почему ты всегда на кладбище! Ты героиня Чехова – в трауре по собственной жизни.
Нужно срочно сменить тему. Для меня это неуютная территория.
– А в чем твое оправдание? – спрашиваю я. – Тратишь такое прекрасное пение на мертвецов.
Салли смеется.
– Это лучшая публика, что у меня была! К тому же, – она становится серьезной, – пение никогда не тратится впустую. И это единственная музыка, которую можно носить с собой везде и всегда.
Я пытаюсь убедить Салли сообщить о происшествии в полицию, но она утверждает, что это бесполезно.
– Они не станут меня слушать, если моя речь начнет выкидывать коленца. Просто подумают, что у старухи совсем поехала крыша. А я ужасна, когда завожусь. Веду себя отвратительно. В конце концов меня осудят за нарушение общественного порядка!
Как ни печально, скорее всего, она права. Даже если нарушителей каким-то чудом найдут и признают виновными, их так называемым наказанием скорее всего станут несколько психологических консультаций «для галочки» или двадцать минут общественных работ. Мне удается выпросить немного черствого хлеба у девушки за стойкой кафе. Я прохожу с Салли через парк, чтобы покормить ворон, и наконец мы прощаемся у летней эстрады, чтобы разойтись по домам.
– Спасибо тебе большое, дорогая. Вы с твоим прекрасным псом – мои ангелы-хранители.
Махнув рукой и улыбнувшись, она уходит домой.
Солнце еще греет, а деревья покрыты розовой пеной цветов.
Ненавижу весну.
19
Ее карамельная шуба из искусственного меха расстегнута, и сквозь кремовую шифоновую блузку соблазнительно виднеется леопардовый бюстгальтер. Потрясающая грудь пикантно покачивается, пока она изучает полки, прогуливаясь на каблуках-рюмочках. Я завезла Хайзума домой и отправилась в магазин купить сигареты. Я редко курю, но меня очень разозлила история с бедной Салли, и я чувствую, что мне нужен лечебный бокал вина и пара сигарет. А теперь я не могу оторвать взгляд от этой винтажной секс-сирены, которой лет семьдесят, не меньше. Она выглядит так, словно снимается в кино о собственной жизни, и наслаждается каждой минутой. Она великолепна. Длинные платиновые волосы уложены в сексуально растрепанный хвост, на шее несколько нитей жемчуга, а косметики больше, чем у Рони. Глаза густо подведены черным, тональником можно было бы укрепить маленькое бунгало, а на губах красная помада. Но эта женщина почему-то смотрится не как дама легкого поведения, а как голливудская звезда старой школы.
Я не могу удержаться и иду за ней. Она увлекает за собой. У нее в корзине свежие стейки из лосося, сметана и укроп. Я копирую ее покупки. Я хочу скопировать ее целиком. Я хочу стать ею. Она точно не закончит свои дни в доме Хэппи Эндов. Я следую за ней к витрине с вином, стараясь держаться на расстоянии, но не в силах преодолеть притяжение. Она выбирает бутылку просекко. Когда она идет дальше, я беру бутылку такого же вина. И тут она внезапно оборачивается и замечает меня. Я чувствую, что краснею. За несколько секунд я превратилась из покупателя в преследователя.
Она берет еще одну бутылку и кладет в корзину.
– Всегда хорошо, когда есть одна про запас, – с улыбкой объясняет она.
Я чувствую себя школьницей, которая встретила своего кумира. И могу лишь кивнуть в ответ. Когда она снова уходит, я остаюсь на месте, делая вид, что изучаю красные вина Италии, и пытаясь прийти в себя. Интересно, где она пряталась. За все годы, что я хожу в этот магазин, я ее ни разу не видела. Иначе я бы запомнила. Определенно. Пока я мнусь возле собачьей еды, заходит еще один покупатель. Элвис.
Сразу становится ясно, что он тоже сражен загадочной незнакомкой. Теперь она стоит у кассы, дожидаясь своей очереди, и посылает ему такую жаркую улыбку, что, кажется, вот-вот начнется пожар. Он краснеет. Берет пустую корзину и с явной неохотой уходит. Женщина извиняется перед кассиром и объясняет, что кое-что забыла.
– Я тебя пропущу, – говорит она мне, оставив покупки на кассе. – Пойду пока, принесу.
Выйдя из магазина, я позволяю себе несколько жадных взглядов на велосипед Элвиса и отправляюсь домой. Нужно срочно покурить.
20
Сегодня температура воды в бассейне 12,6 градуса, и солнечные лучи сверкают и блестят на поверхности воды, пока я плыву свой пятнадцатый бассейн. С тех пор как потеплело, народу становится все больше, но дети в такое ранее время сюда не приходят. Во время школьных каникул я буду приезжать в бассейн прямо к открытию. Дети в воде меня нервируют.
Я плаваю все больше и больше – чаще и дольше. Глубина по-прежнему зовет меня к искуплению, но я стараюсь не слушать. Ускоряюсь, чтобы обогнать соседку по дорожке. Она плавает неаккуратно, бьет по воде конечностями и поднимает брызги. Демонстрируя больше энтузиазма, чем эффективности, она бороздит воду с грацией кривого педального катамарана. Когда я проплываю мимо, мое лицо окатывает водой от особенно усердного гребка, прежде чем я успеваю вырваться вперед.
Олимпиец стоит на краю бассейна, надевая очки. Я плыву в его сторону и невольно замечаю, что он смотрится в плавках не менее притягательно, чем Дэниел Крэйг. Нужно не забыть рассказать Епифании. А может, и нет. Не хочу, чтобы у нее сложилось превратное впечатление. Хотя, возможно, оно как раз будет правильным. Проплыв двадцать бассейнов, я вылезаю из воды и стягиваю шапочку для плавания. У меня густые волосы, и тонкая обтягивающая шапочка из лайкры придает моей голове странную форму, немного похожую на цветную капусту. Когда я ее снимаю, наружу вырывается длинный моток темных кудрей. Такие же кудри унаследовал мой сын и никогда не соглашался их расчесывать. Олимпиец бороздит воду стремительно, как морской котик, а «педальный катамаран» отдыхает, тяжело дыша, схватившись за бортик в глубокой части бассейна.
В кафе Фло занимается компанией молодых мам и их малышей. Пока я жду очереди, передо мной мама пытается справиться с маленьким мальчиком, который изо всех сил старается от нее улизнуть, и капризной малышкой в коляске, которая стянула оба носочка и бросила на пол. Мальчик вырывает руку и несется к двери, его мама роняет сумку, рассыпая мелочь. Одна из других мам, которая уже сидит, вскакивает и хватает извивающегося беглеца, пока я помогаю его маме собрать с пола содержимое сумки. Когда я протягиваю ей монеты, она смотрит мне в глаза, и я вижу молодую женщину с посеревшим от усталости лицом. Но у нее в глазах мелькает узнавание.
– Я вас знаю.
Странное дело. Я понятия не имею, кто она такая. Неуверенно улыбаюсь, пытаясь выиграть время на размышления, но понимаю, что не вспомню ее.
– У вас большая собака.
Да. Но кто она такая?
– Вы нашли моего мальчика, когда он убежал на кладбище. Он упал и ударился головой.
Мама Джейдена. Она заказывает у Фло чашку кофе и стакан молока.
– Наверное, вы подумали, что я плохая мать, раз вот так потеряла Джейдена.
Справедливое обвинение, но я никогда в этом не признаюсь.
– Давайте помогу вам с подносом.
Я несу поднос к столику, где Джейден с счастливым видом ковыряется пальцем в горстке сахара. Его мама ставит перед ним стакан молока.
– Поздоровайся, Джейден. Это та тетя с большой собакой.
Он не вспомнит. Это было несколько месяцев назад. У Джейдена загораются глаза, и он хлопает в ладоши.
– Собачка! Собачка!
Его мама с уставшим видом отодвигает от стола стул и садится.
– Джейден любит собак. Но мы не можем завести себе. Не в квартире.
Судя по мешкам под глазами, ей не хватит сил и на золотую рыбку, не говоря уж о собаке. Я уже собираюсь уходить, но она прикасается к моей руке.
– Я не плохая мама, – она говорит это тихо, но в голосе слышится сталь, и я вижу в глазах отблески обороны.
– Я и не говорила…
Она перебивает меня:
– Вам и не нужно было. Это было написано на лице.
Она делает глоток кофе и продолжает.