Юрский поставил спектакль «Правда – хорошо, а счастье лучше» по пьесе Островского ради Раневской. Роль она выбрала сама – старой няньки Фелицаты, объяснив коротко:
– Я столько за свою жизнь сыграла сволочей! Хочется чего-то хорошего и доброго.
Спектакль для Раневской начинался за несколько часов до третьего звонка. Она пораньше приходила в театр, хотя гримировалась мало, и начинала «капризничать», придираясь ко всему подряд.
И только Юрский понимал, что это вовсе не старческий маразм, а именно вхождение в роль, она уже была Фелицатой – доброй и придирчивой одновременно. Те, кто не понимал, злились и считали Раневскую просто вредной старухой.
Доходило до смешного, когда она отказывалась брать шаль под предлогом того, что это не та шаль, в которой играла в прошлый раз.
Прекрасно зная, что реквизит Раневской никто не менял, Юрский позволял актрисе немного поворчать, потом приносил ту же шаль со словами:
– А это не она?
– Наконец-то, где вы ее нашли?!
– В кресле на сцене вас ждала.
– Хорошо, голубчик, верните ее туда же, только сами, а то эти ваши свиристелки опять перепутают.
«Капризы» и придирки Раневской перед спектаклем вовсе не были действительно капризами, она панически боялась сыграть плохо, боялась забыть слова, сфальшивить. А ведь Раневской в день премьеры спектакля «Правда – хорошо, а счастье лучше» было уже восемьдесят шесть лет!
Однажды услышав сказанное себе вслед «Великая старуха», Раневская резво (насколько возможно) обернулась и поправила говорившую:
– С первым согласна. Со вторым нет!
Чуть подумала и вздохнула:
– Впрочем, и с первым тоже… До величия мне еще играть и играть.
Это не было кокетством, она прекрасно знала цену сделанному, но еще лучше тому, что не сделано.
Завадский посредственному актеру:
– Вашей игрой недовольна добрая половина зрителей!
Раневская поддерживает:
– А что уж говорить о злой…
Завадский внушает молодым актерам:
– Нельзя быть культурным человеком, не постигнув современную классику, например, Михаила Шолохова или Симонова…
Раневская замечает:
– Ну почему же? Могу привести тысячи примеров культурных людей, которые Шолохова не читали. Лев Николаевич Толстой, Антон Павлович Чехов, Пушкин, наконец…
– Искусство Эзопа вечно, особенно у нас в стране. Шварц написал свою «Золушку» так, что никому в голову не пришло, что сказка не российская и не современная.
Это было правдой, в кинофильме, поставленном по пьесе Шварца, столько фраз, понятных только советским людям, что все диву давались, как фильм не запретили. Но Раневская скромничала, многие крамольные с точки зрения советского чиновничества фразы придумала она сама. Чего стоит замечание, что мачеха так страшна своими связями, что ее боится сам король!
– Фаина Георгиевна, вы же прекрасная актриса, а значит, оратор. Почему бы вам не выступить в подшефном совхозе?
– О чем говорить? Ура, ура, в жопе дыра? Или учить их доить коров? Так я сама не умею.
– Ну, зачем же так? – несколько смущается чиновник. – Могли бы рассказать о творческих успехах в театре…
– Хорошо! – неожиданно соглашается Раневская. – Расскажу, как столько лет не получаю новые роли, бездельничаю, сидя на шее у народа и государства.
Конечно, она не бездельничала, но быть ненужной в театре, имея такой опыт и такой талант, конечно, невыносимо.
А в подшефный совхоз поехала Вера Марецкая, она умела произносить речи в русле решений партии и правительства, даже если вопрос касался дойки коров.
Завадский никак не может добиться от начинающей актрисы нужного жеста. Страшно волнуясь, та раз за разом делает противоположное.
– Левой рукой! Понимаете, левой! – не выдержав, орет Завадский.
Раневская приходит на помощь режиссеру, объясняя актрисе:
– Милочка, левая рука та, у которой большой палец справа.
Завадский в своей речи пламенно призывает идти только вперед. Раневская в ответ:
– Шаги назад иногда спасительны.
Чувствуя подвох, режиссер осторожно интересуется:
– Предлагаете тактику отступления?
Раневская пожимает плечами:
– Дверь в театральный туалет открывается наружу. Не отступлю – так и буду ждать, пока кто-то не выйдет изнутри, а это бывает опасно.
По поводу одного из язвительных актеров:
– Ему нужно играть только Мефистофеля.
– Почему?
– Ему даже на сцене удается только злорадный смех.
После первой репетиции с участием новых актеров театра:
– Завадский нашел месторождение бездарей и присвоил его.
– Раньше кулисы пахли пылью, пудрой и склоками. Теперь только потом и склоками.
– Театр не резиновый. Раньше освистанный актер уходил из театра, сейчас независимо от свиста остается в массовке. Скоро массовки больше, чем зрителей, станет.
Раневской постоянно пытались навязать наставничество. Она возмущалась:
– Таланту научить нельзя! Тем более, они не слушают ни советов, ни замечаний.
И все же делилась опытом и по-своему опекала Ию Савину и Марину Неелову. Правда, нередко эта опека доводила до слез, особенно Савину, с которой Раневская вместе играла в «Странной миссис Сэвидж».
Философ с папиросой в зубах
«Репортаж с петлей на шее».
– Эка невидаль, у нас вся жизнь такая и ничего…
– Мы бессильны перед судьбой, одиночеством, человеческой глупостью. Больше всего перед последним. Первые два хоть обругать можно, а глупость сколько ни ругай – только крепчает.
– Русский язык богат не только количеством слов, но и интонаций. Одно и то же матерное ругательство с упоминанием мамы можно произнести в двенадцати вариантах, такой широкий диапазон позволяет точно передать оттенки мысли матерящегося.
– Клин клином вышибают, потому неплохое средство от мелких неприятностей – неприятности покрупней. Но только не очень, не то следующий клин может в гроб вогнать.
– Люди очень любят сводить счеты с теми, кто не может им ответить. Может, потому на кладбищах так много посетителей?
– Жизнь вовсе не прожита зря, хотя бы потому, что на моих ошибках смогут поучиться. Если бы люди еще учились на чужих ошибках!..
– Нужно научиться играть с закрытыми глазами и ватой в ушах.
– Это еще зачем? – удивляется Марецкая.
– Чтобы не видеть и не слышать того, что происходит на сцене.
– Если чувствуете свою правоту, но не можете ответить, плюньте в рожу хотя бы мысленно. Слабое утешение, конечно, но хоть такое…
– Вот когда доживете до моих лет, поймете, что делать это было вовсе незачем.
– Говорят, что умные люди не женятся. Значит, все мы родились от дураков?
– Если что-то неизбежно, нужно просто суметь пережить это. Самое неизбежное у человека – смерть, ее уж предстоит пережить всем.
«Не в деньгах счастье».
– Интересно, что утверждают это те, кто сам не проверял.
– Деньги – зло, значит, это плохо. Но без денег тоже плохо. Из двух зол нужно выбрать меньшее. Пожалуй, все же деньги, только не любой ценой.
– Как сделать, чтобы жена не изменяла?
– Разведитесь. Или не женитесь вовсе.
«Все люди братья…»
– Вот именно, грызутся, словно вечно делят наследство.
– У тебя хорошее настроение, Фуфа? (Фуфой Раневскую звали близкие)
– Вдруг поняла, что там, где нас нет, тоже плохо. Мелочь, а приятно.
– Мы все делаем верно. Только не вовремя…
– Справедливость – это когда всем все поровну, – вещает выступающий.
– И каждому отдельно – чуть больше остальных, – предлагает Раневская.
– Почему-то умные мысли приходят в голову там, где записать их совершенно невозможно. Туалетная бумага для записей совершенно не подходит.
«Что не делается – к лучшему».
– А делается к худшему, что ли?
– Удивительно: присутствие извилин в головах у людей малозаметно, а вот их отсутствие…
Знакомая признается:
– Я уже так привыкла читать, когда какаю…
Раневская предупреждает:
– Смотри, чтобы не произошло наоборот…
Раневская в санатории сокрушается:
– Вчера был первый день отпуска, и я решила, что жизнь хороша. Сегодня уже понимаю, что все как всегда.
На собрании после многочисленных пустых речей:
– А вы не путайте коллективную вонь и единство духа.
– Верка Марецкая очень скромная, она никогда не перебивает тех, кто ее хвалит.
Услышав, что вечны только пространство и время:
– А как же глупость и подлость?
– Жизнь? Это когда под твоим портретом всего одна дата…
– Я родилась в небольшом городе, там все знали, о ком именно написано на заборе…
– Выбирать из двух зол меньшее бесполезно.
– Почему, Фаина Георгиевна?
– Второе наверняка дадут в нагрузку.
– Говорят, что если человек чего-то очень желает, это обязательно сбудется. Всю жизнь очень хотела играть Чехова… Наверное, я не человек…