– Девок много, нищих еще больше, – подал голос Герен. – Могут поднять бунт, их поддержат торговцы, ремесленники, мясники с Шатле. А солдат, как я понимаю, у нас немного.
– Будут солдаты, – пообещал Филипп и, выразительно поглядев на Гарта, прибавил: – Еретиков хватать – и на суд епископа. Пусть знают, что Париж – не место для их проповедей. И еще. Мой отец давно точит зуб на евреев. Развелось, как тараканов на кухне. Немедленно всех изгнать за пределы города, очистить улицу Лантерн и мост Менял от этих жуликов и пройдох. Подумать только, мне доложили, что они дерут огромные проценты за кредит, да еще и обрезают монеты. В городе ходят по рукам резаные су и денье. Немедля это прекратить! Фальшивомонетчиков – в оковы и на мой суд! Ты понял, Герен? Таков приказ короля!
– Наведу порядок, не волнуйся, Филипп, – усмехнулся Герен. – Возьму с собой десяток рыцарей и мечом пройдусь по городу. А уж епископ – огнем, коли еретики вовремя не уберутся или не отрекутся от своих заблуждений.
– Раз поняли – исполняйте. Гарт, останься, мы с тобой займемся другим делом.
Герен и Рокбер ушли. Филипп взял друга за руку.
– Не сердись на меня из-за еретиков. Я вынужден, пойми. Церковь этого требует. Без нее мне не быть королем. Я буду делать так, как ей хочется. Епископы моего королевства должны понять, что я действую сообразно их стремлениям. Мне это пригодится, когда начнут возникать разногласия, улаживать которые мне придется с папой. А за Бьянку не беспокойся, она далеко, рука святого престола не дотянется до нее.
– Если честно, то ее взгляды на религию меня тоже не устраивают, хотя во многом она, безусловно, права. Я говорю о духовенстве – ленивом, лживом, продажном.
– В этом обличали его еще клюнийцы. Но голос их так и остался втуне, хотя и были приняты надлежащие меры. Однако папы меняются быстрее, чем короли. Один забыл, другой посмеялся, третий попробовал что-то исправить; да не излечить тело, пораженное проказой. Катары – что судно без вёсел и руля в открытом море. Поднимется шторм – разобьет это судно о скалы. Нынешний поход крестоносцев на юг – только первый вал. За ним последует другой, который уничтожит их всех вместе с их учением.
– Мне жаль Бьянку, Филипп. У нее доброе, отзывчивое сердце…
– Она не отречется. Будь готов к наихудшему, Гарт. Она спасла мне жизнь. Спаси и ты ее или… хотя бы отомсти, если не успеешь.
– Клянусь тебе в этом!
– Надеюсь, впрочем, Бог поможет ей избежать опасности.
– Ты о новом вторжении рыцарей в Тулузу?
– Папе нынче не до этого. Святая земля его беспокоит. Сарацины предпринимают какие-то действия против Иерусалима, хотя, говорят, регент заключил перемирие с Саладином. А сестра нынешнего иерусалимского короля Балдуина принцесса Сибилла вышла замуж за рыцаря Ги де Лузиньяна, по слухам, обыкновенного проходимца, искателя приключений. Представь, скончается прокаженный король, брат Сибиллы. Кто же сядет на трон? Ее двухлетний сын от первого мужа? И снова регентом к нему приставят графа Триполи. А если Лузиньяна? По словам Балдуина, этот французский рыцарь совершенно не способен управлять королевством. Вот откуда может грянуть гром, и вот куда сейчас смотрит папа Александр. Ведь случись беда с королем, Саладин тотчас захватит Святой город – и вот он, новый крестовый поход.
– Дай бог Балдуину не умереть, – отозвался Гарт. – Хорошо, что он еще молод.
– Да, но – прокаженный! Такие долго не живут. Ужасный Восток! Постоянно там хватают какую-то заразу. Не моются они, что ли, эти мусульмане?
– Да ведь там пески кругом, где им мыться? – хмыкнул Гарт.
– И то верно, а дождей там, поди, и не бывает. Теперь о деле. Ты мне нужен, Гарт. Вернее, нужны твои друзья. Помнится, ты рассказывал о них; они – рутьеры и прячутся где-то в лесах. Сможем мы их найти?
Гарт помедлил. Филипп затевал какую-то игру. Хочет уничтожить наемников, как приказывал папа на соборе в прошлом году? А Бильжо? Ведь они вместе учились, стали канониками… Дальше судьба разбросала их.
Филипп понял мысли Гарта, положил руку ему на плечо.
– Я собираюсь взять их к себе на службу. Короне нужны солдаты. Вначале они помогут мне бороться с непокорными вассалами, а потом я поведу их на Плантагенета.
Но Гарт молчал, все еще обуреваемый сомнениями.
– Клянусь тебе в том, что сказал. Или ты мне не веришь? Что же это за дружба, когда один не верит другому? От такой дружбы недалеко и до…
– Молчи, Филипп! – остановил его Гарт движением руки. – Не смей продолжать. Я верю тебе и знаю, ты не нарушишь клятвы. Особенно той, в Компьене. Мы поклялись тогда быть верными друг другу до конца, до самой смерти. И я сказал тебе: «Где ты, Филипп, там отныне и я. Доведется – жизнь мою возьми. Впредь я от тебя ни на шаг. Тенью твоей стану. А хочешь – сделаюсь карающим мечом, лишь укажи на недруга».
– Помню, Гарт. Потому и прошу тебя как друга дать мне этих рутьеров. Я сделаю из них свою личную гвардию. Днем и ночью будут охранять короля, стоять на страже королевства. Тебя поставлю над ними начальником.
– У них уже есть один. Мой приятель, бывший каноник.
– Вот и прекрасно, будешь вторым. Сколько их, ты говорил?
– Около сотни, может, больше.
– Найдем мы их?
– Попробуем. Для этой цели я воспользуюсь условным сигналом. Они недалеко и должны его услышать.
– Отлично! Сотня рыцарей без страха и упрека, не признающая ни Бога, ни черта и верная одному лишь своему хозяину – вот то, что нужно королю Франции в его борьбе! Итак, на коней, Гарт!
– На коней, Филипп.
Вскоре они, а с ними еще пять рыцарей охраны, были в лагере наемников. Те обступили незваных гостей, вначале не понимая, что происходит, и на всякий случай держа наготове обнаженные мечи. Когда Гарт объяснил, рутьеры зашевелились, загалдели, побросали мечи в ножны.
– Давно мечтал пристроиться ко двору французского короля, – заявил Бильжо. – Вначале мы служили анжуйцу, но он ничего нам не заплатил. Теперь я поквитаюсь с ним или пусть меня повесят. Не так ли, тамплиер? – хлопнул он по плечу одного из своих товарищей. – Это Симон де Фоконбер, сын храмовника, погибшего в битве при Такуа, – стал объяснять Бильжо. – Он из рода Сент-Омеров, первых рыцарей Храма, а уж дерется так, что не поздоровится самому дьяволу, вздумай он махнуть мечом. А это… – Он подошел к другому воину, настоящему атлету, с черной бородой. – Бертран де Монбар. Его отец был магистром ордена, которому служил тридцать лет или больше того. Андре де Бланфор, – подошел он к третьему, с тяжелым взглядом, хмурым лицом, – брат великого магистра ордена, что отдал Богу душу около десяти лет назад. Остальные… ну да что о них говорить, все славные ребята, за хорошего хозяина в огонь и в воду, любого порубят на куски. Не так ли, Бертран? – обратился он к Монбару.
– Служить французскому королю почетнее, чем любому другому государю, клянусь родимым пятном своей бабки, – под хохот друзей ответил сын бывшего магистра. – Во всяком случае, полагаю, дело пойдет без обмана, коли за него взялся Гарт.
– Король Франции не привык нарушать своего слова, – заявил Филипп. – Друзья для меня, какого бы сословия они ни были, дороже любого моего вассала с титулом графа или герцога. Прошу помнить также, что ни один из вас не будет обижен мною ни добычей, ни платой за свою работу.
– Неплохо сказано! – воскликнул Симон де Фоконбер. – Значит, государь, мы едем в твои королевские казармы? Клянусь бородкой Иисуса, меня это устраивает.
– Это все же лучше, чем замерзать зимой в лесу или ждать, покуда нас придет убивать банда рыцарей какого-нибудь сеньора, – поддакнул Жослен.
– Здесь всего около тридцати человек. Где же остальные? – Филипп повернулся к своему спутнику. – Ты сказал, их будет не меньше ста.
– Гарт, ты обещал королю сто всадников? – воскликнул Бильжо. – Так я приведу их еще до захода солнца. Можешь мне верить, государь. Ожидай меня здесь. И если до того как прогорят сучья в этом костре, я не вернусь сюда с полусотней лихих рубак или даже больше того, то можешь меня повесить, король Филипп, вот на этом суку, что над твоей головой. Будь я проклят, если он не выдержит моего веса.
И Бильжо, взяв в попутчики одного из своих солдат, дав шпоры коню, скрылся в чаще леса.
За разговором не заметили, как солнце упало за верхушки деревьев. Костер почти прогорел, и в это время на поляну вылетело войско наемников числом около ста. Филипп улыбнулся, бросил взгляд на сук над своей головой. Бильжо, посмотрев туда же, расхохотался:
– Пусть не торопится на свидание с моей шеей. Авось настанет день, и ему выпадет честь познакомиться с шеей познатнее моей, скажем, епископа или самого папы римского, чтоб ему гореть в аду!
Дружный хохот рутьеров был ответом на его слова.
– Ты объяснил им, надеюсь, кому они теперь будут служить? – спросил Филипп. – Сказал, что отлеживаться на печи им не придется?
– Не опасайся, король, эти ребята знают свое дело. Они рискуют жизнью, это правда, но где сейчас найдешь работу для своего меча, к тому же хорошо оплачиваемую, за которую не требуется совать голову в петлю? Поэтому они готовы на все, укажи только, на кого идти.
– Прекрасно! Сколько их теперь всего?
– Ровно сто, король.
– Выходит, ты привел семьдесят всадников. Значит, ты умеешь считать?
– Мы с Гартом каноники, учились и жили в одном монастыре.
– Что ж, тогда в Париж! – воскликнул Филипп, и все войско двинулось за ним следом.
– Стало быть, ты был когда-то монахом? – на ходу повернулся юный король к Бильжо. – Вероятно, в твоем войске есть и еще церковники?
– Кто в наше время не был монахом и кто только не бежал из монастыря, – ответил на это рутьер. – Жизнь там несладкая. Обирают или облагают налогом герцоги, графы, бароны, те же наемники. Повсюду идет война. Солдаты той или иной армии забывают о набожности и начинают грабить церкви и монастыри, даже сжигать их. Поэтому там, где дерутся, любое аббатство – уже не убежище.