Глава 23. И разразилась гроза
Гарт попросил камеристку, чтобы королеве доложили о нем. Сквозь неплотно закрытые двери он услышал песню, вернее, ее конец. Тотчас виолу сменила арфа, но тут же замолчала, издав всего несколько звуков. Причина – посетитель, Гарт догадался.
Его попросили войти. В комнате, ярко освещенной свечами и больше напоминающей зал, сидели и стояли близ ручного органа фрейлины и камеристки. Сколько их – сразу не сосчитать. Рядом с органом – два певца. Один – Гирауд де Борнейль. Живет в замке жизнью двора. Сочиняет песни, поет. Это его хлеб. Другой – пришлый, видимо, странствующий трувер.
Гарт бегло оглядел дам; все они в шелках, бархате, парче и атласе всевозможных цветов. На каждой из них какое-нибудь ювелирное украшение. Большинство – светловолосые. Во-первых, это модно; во-вторых, по понятиям тех времен, только блондинка может претендовать на звание красавицы. У всех длинные волосы – тоже дань моде. Одежда в основном синяя – цвет Святой Девы, к тому же официальный цвет королей. Зал благоухал ландышем, сиренью, розой, лавандой. Словом, при первом же взгляде становилось ясно, что перед нами модный двор, при котором процветала куртуазность, пришедшая из Прованса.
Но все это – для читателя. Гарту достаточно было одного взгляда, – со всем этим он давно знаком.
Королева сидела в кресле с высокой спинкой, перед ней столик, на нем принадлежности для письма. Она повернулась к шамбеллану, устремив на него ясный взгляд своих изумрудных, оттененных голубой тушью, глаз. Гарт сразу же направился к королеве, глядя только на нее, никуда больше. Взгляни он в сторону – это посчиталось бы неучтивым. Подойдя, он поклонился.
– Ваше величество, меня направил к вам ваш супруг.
– Мой Филипп? – тотчас заискрилась счастьем юная королева, одаривая посланника лучезарной улыбкой. – А что он хочет? Он не велел вам передать?
– У него есть к вам важный разговор, и он просит вас пройти в его апартаменты.
– Разговор? Ко мне? – не гасила улыбки Изабелла. – Хорошо, я сейчас же иду, так и передайте государю.
– Ваше величество, мне приказано сопровождать вас.
– А, ну что ж, – королева поднялась с кресла, – тогда идемте.
И в эти несколько мгновений Гарт успел бросить взгляд на сестру короля. Еще стоя у дверей, он задался вопросом: как же ему увидеть Маргариту среди фрейлин, камеристок и статс-дам? Бегать глазами от лица к лицу? Высшая неучтивость. Ведь он пришел сюда не за этим. Но тут дельная мысль пришла ему в голову: коли она принцесса, то где же ей находиться, как не возле королевы?
Маргарита стояла левее и, положив руку на спинку кресла, с легкой улыбкой глядела на посланца. Говорить было нельзя, не позволял этикет, а ей хотелось что-то сказать ему, он это видел. И еще отметил ее наряд: длинное розовое платье со шлейфом, пояс с драгоценными камнями и синяя мантия поверх платья. На голове – бардовая шапочка с жемчужинами по всей длине.
Больше у него времени не было. Чуть поклонившись ей и увидев, что она ответила ему тем же, Гарт поспешил за королевой. Доведя ее до кабинета короля, он раскланялся и ушел.
Изабелла вошла, все с той же счастливой улыбкой, и остановилась. Филипп стоял у окна и глядел на Сену. Он слышал, как стукнула дверь, но даже не обернулся. Изабелла погасила улыбку. Супруг чем-то недоволен, это ясно. Похоже, сейчас разразится гроза и надо быть к ней готовой.
Подойдя чуть ближе, она робко спросила:
– Филипп, ты звал меня? Я пришла…
Он оглянулся, и по его злым глазам и плотно сжатым губам она поняла, что супруг в силу неведомых ей причин сердит на нее, и говорить они будут на «вы».
– Мадам, – громко сказал король, не переставая буравить жену колючими глазами, – я позвал вас вот зачем. Франция в опасности: у нее до сих пор нет наследника. Почему вы не хотите родить мне сына?
Изабелла вспомнила: последний раз супруг заходил к ней в опочивальню дней восемь-десять назад. И дерзко ответила:
– Потому что вы не желаете давать мне эту возможность.
– Но, как мне кажется, – несколько сбавил тон Филипп, – я исправно исполняю свой супружески долг и вам не в чем меня упрекнуть, несмотря на то, что… на то, что…
– Очевидно, вы хотите сказать: невзирая на ваших многочисленных любовниц, из-за которых у вас просто не хватает времени, чтобы заняться любовью с собственной женой?
– Тем не менее вы не станете отрицать, что один или даже два раза в неделю я провожу ночь в вашей спальне.
– Провести ночь – еще не значит исполнить свой супружеский долг.
– Стыдитесь, Изабелла! Разве я хоть раз дал осечку?
– Раз в неделю – вот название этой осечки. Или вам кажется, этого достаточно?
– Вполне, если учесть ваш темперамент, вернее, его полное отсутствие. Таких, как вы, называют женщинами одной ночи, я бы даже сказал, одной атаки. Хотите знать, почему? Потому что, несмотря на аппетитный вид, яблоко подчас оказывается кислым. Рвать другое отпадает всякая охота.
– Вы очень ловко нашли причину моего бесплодия. Почему бы вам теперь не покопаться в себе самом? Ну еще бы, женщину ругать легко, но какой мужчина, в самом деле, станет бранить самого себя?
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что если женщина не может родить, это вовсе не значит, что она бесплодна. Цветок не образует плода, если в него не залетит шмель.
– Сколько же раз шмель должен нырять в этот цветок? Не достаточно ли и одного раза?
– Достаточно для того, кто здоров и исправно выполняет свою работу.
– Здоров? Вы полагаете, я болен? Чем же это?
– Тем, что не умеете делать детей.
– Нет, это вы не умеете их рожать! Вот уже год, как вы топчетесь на месте подобно лошади, у которой забыли отвязать поводья.
– А то, что я еще слишком молода для родов, вам ни о чем не говорит? Куда вы торопитесь? Почему не хотите подождать год, два? Тогда и наступит время для родов.
– Папа призывает к Третьему крестовому походу. Я не могу выступить с войском, не имея у себя за спиной надежного тыла. А битвы? Каждый год приходится с кем-нибудь воевать. Не приходило вам в голову, что я могу быть убит мечом или стрелой, пущенной из арбалета? Что станет тогда с Францией? Кто сядет на трон? Ваш отец или ваш дядя, который считает себя потомком Карла Великого?
Изабелла устало вздохнула.
– Филипп, право, я не пойму, чем я виновата перед вами. Тем, что мне только четырнадцать лет? Но это вовсе не говорит о том, что я бесплодна. В таком возрасте вряд ли можно родить… во всяком случае, здорового ребенка.
– Ах, вам нужны примеры? Извольте! Королева Шведская Эльза родила в двенадцать лет; королева Польская Беата – в тринадцать лет, а графиня Барселоны Азалия…
Изабелла вспомнила: совсем недавно об этом говорила ей кормилица.
– Прекратите, Филипп! Вам прекрасно известно, что из этого вышло. Вы привели доводы? Я вам разобью их. Ребенок Эльзы Шведской умер спустя неделю после родов; польская королева родила девочку – та прожила чуть больше месяца. Желаете услышать о барселонской графине? Пожалуйста! Она родила мертвого младенца. Даже не младенца – кусок окровавленного мяса вытащили у нее из чрева, как потом докладывали врачи. Вам что, хочется того же? Желаете выставить меня на посмешище или, чего доброго, спровадить на тот свет?
Филипп нахмурился.
– Черт знает что лезет вам в голову. С чего вы это взяли?
– Азалию Барселонскую еле удалось спасти. Она вся изошла кровью. Ей было тогда всего четырнадцать лет. Мне столько же. Теперь вам понятно?
– Что именно?
– Ни к чему рвать плод, если он не созрел. Придет срок, и он сам свалится к вашим ногам.
– Когда же придет эта пора, мадам? – продолжал пытку Филипп, не замечая, как увлажнились глаза у Изабеллы, не чувствуя, что еще немного – и она зальется слезами.
– Когда я подрасту, – ответила юная королева, сдерживая себя. – Когда я стану ощущать себя женщиной, а не девочкой. Когда природа даст сигнал к тому, что пришла пора материнства.
– Но ведь вы уже не девочка! Забыли брачную ночь?
– Постель еще не делает из девочки самку, способную плодить. Она отбирает у нее девственность, только и всего. Возраст командует здесь. Вам надо научиться ждать.
– Ждать? У меня нет времени, мне нужен наследник.
– Тогда вам надо было найти себе жену лет на пять старше меня.
– Что ж, неплохая мысль! – воскликнул Филипп. – Коли так, я разведусь с вами.
– Как!.. – только и смогла вымолвить Изабелла, уже смутно различая силуэт мужа сквозь пелену, застлавшую глаза.
– На днях я соберу ассамблею, которая займется бракоразводным процессом.
Больше Филипп не захотел разговаривать с женой. Довольно уже, она хорошо все поняла. Сказал свое последнее слово и вышел, хлопнув дверью. А бедная юная королева упала на колени и, воздев руки к груди, собралась помолиться… Но не смогла. Свалилась кулем на пол и забилась в рыданиях.
На мой взгляд, вряд ли происходил такой разговор между королем и его супругой Изабеллой. И все же, если верить историкам и рукописям монахов-летописцев, он состоялся – именно в таких или примерно таких выражениях.
Первым, кого увидел Филипп, пройдя несколько десятков шагов, был Герен. Король бросился ему на грудь и заплакал. Герен все понял. Молчал, прижимая к себе тело молодого монарха и покачивая головой.
– Герен, – поднял на него глаза Филипп, – я только что обидел мою Изабеллу, которую люблю больше жизни. Но мне придется устроить процесс… И там, пожав в ответ руку графу Эно, я брошусь в ноги к своей жене и буду умолять ее простить меня.
– И правильно поступишь, – только и ответил ему монах.
Глава 24. Я научилась стрелять из лука!
В этот день Гарт так и не видел больше Маргариту Нормандскую. Они встретились утром следующего дня на манеже, где происходило обучение стрельбе из лука. Неподалеку устроили квинтину[43]