А Ричард продолжал главенствовать. Войдя в город (Акра сдалась 12 июля, после двухлетней осады), он сразу же занял королевский дворец, предоставив Филиппу бывшую резиденцию тамплиеров. На крепостном валу теперь развевались штандарты английского и французского королей. Леопольд Австрийский счел нужным добавить к ним и свои. Узнав об этом, Ричард побагровел и приказал:
– Выбросить их оттуда! Порвать! Бросить в ров с водой!
Германский вождь смолчал, затаив злобу. Через несколько дней немецкий лагерь снялся и отбыл в Европу. Год спустя Ричард вспомнит об этой своей грубой выходке, но будет уже поздно.
Сейчас он думал не об этом. Он договорился с Саладином, что позволит беспрепятственно покинуть крепость ее гарнизону с условием, что султан заплатит ему 200 000 золотых монет и вернет Животворящий крест. Ему напомнили о христианских пленниках числом в 1500. Ричард потребовал освободить их в сорокадневный срок, взамен забрав в заложники две тысячи осажденных.
Филипп тем временем ждал. Ричарда повсюду объявляли победителем похода; задрав нос, отсюда он пойдет на Иерусалим. Но один. Филипп уже знал, что днями уплывет прочь отсюда. Он заболел: пропал аппетит, скакала температура, его все чаще знобило. И все же он медлил. Ричард должен крепко увязнуть в этой войне и борьбе с императором, что называется, всеми четырьмя лапами. Ради этого Филипп покорно сносил все оскорбления и унижения. Желая лишний раз убедиться в том, что бывший союзник становится самым опасным его врагом, он предложил ему раздел Кипра. И что же услышал? Так не мог ответить недавний друг. Так мог сказать обнаглевший, возомнивший себя вторым Александром Македонским, гордец.
– Ну а ты, дорогой мой, в ответ на это отдашь мне половину Фландрии. Что скажешь на это?
Филипп чуть не задохнулся от негодования. Каков нахал! Он с таким трудом завоевывал эти земли для своего народа, для французского королевства! И что же? Отдать их этому наглецу?! Но Филипп притворился, что готов пойти и на это. И тут Ричарда осенило: здесь что-то не так. Не иначе как Капетинг занят мыслями о его анжуйских владениях. Поднимать этот вопрос не стоило. Во всяком случае, не сейчас. И он со свойственными ему грубостью и бестактностью, сузив глаза, предложил:
– Хочу, чтобы ты остался здесь еще на три года. Поклянись, что сделаешь так.
Филиппа чуть не взорвало. Как посмел этот вассал дерзить своему сюзерену! Забыл о ранге? И он ответил бы крепким словцом, он это умел, но сдержался. Ричард не должен был догадаться о его намерениях. И сказал:
– Такую клятву я тебе не дам.
– Как хочешь. Скоро мы выступаем на Хайфу и Кесарию.
– Ты пойдешь один.
– Что? Хочешь меня покинуть? Хорош союзник! А Гроб Господень? Ты принял крест!
– Я болен и, кажется, серьезно. До Иерусалима не дойду.
– Так хотя бы до Хайфы?
– Нет.
Филипп повернулся, чтобы уйти. Ричард неожиданно преградил ему дорогу.
– Поклянись, что не станешь нападать на мои владения.
Что ж, ничего страшного, – клятву, данную этому выскочке, да к тому же вассалу, легко можно нарушить. Кто не нарушал тогда? И все же…
– Я обещаю тебе.
– Нет, клянись!
– Я твой сюзерен! Ты, кажется, забыл об этом?
– Я король!
– В Англии. Во Франции ты мой вассал.
И, отодвинув с пути Ричарда, Филипп покинул дворец.
Друзья ждали его. Он окинул их усталым взглядом. На всех лицах – вопрос. Он догадался, какой.
– Снова поссорился с Ричардом? – спросил Герен. – Долго он будет издеваться над тобой? Над нами всеми?
– Принимай решение, Филипп, – прибавил Гарт. – Но если не готов, то мы приняли его за тебя. Попутный ветер быстро доставит нас на родину.
– Саладин не отдаст Иерусалима, мы только обломаем себе когти и потеряем еще половину войска! – воскликнул Бильжо. – Ради чего? Чтобы ты лишился последних своих волос, а мы нашли себе могилы в этой проклятой земле, как уже нашел ее Робер? Клянусь своей бородой, лучше умереть во Франции, чем подохнуть в этих песках! Прав был Гарт: это их земля и надо улепетывать отсюда, пока Плантагенет не объявил тебя своим рабом или пока не убил. Такие разговоры уже идут. Больно ты ему не нравишься, Филипп, клянусь честью, от которой у меня кое-что осталось.
– То, что говорит Бильжо, не лишено здравого смысла, – заметил Герен. – Ты перестанешь ломать голову, когда я сообщу тебе новость: умер Филипп Эльзасский. Понимаешь, что это значит?
Филипп в упор посмотрел на него. Он этого не знал.
– Или тебе не нужны его земли с кучей замков – приданое покойной Изабеллы? Надо торопиться, пока не объявился новый хозяин. Довольно сидеть в этой дыре! Бильжо прав: лучше проливать кровь на своей земле, нежели в этих мертвых мусульманских песках.
– Чего хочет Ричард, скажи нам, Филипп? – спросил Гарт. – Что ты ему должен?
– Ничего.
– Если так, то пора ставить паруса, как это уже сделали немцы.
– Он обидел их.
– А тебя нет? Удивляюсь, как у тебя хватает терпения.
– Он зовет меня с собой на юг – брать крепости одну за другой, пока не дойдем до Иерусалима.
– Он перессорился со всеми. У него нет друзей. Или хочешь сказать, вы всё еще друзья, как два года назад? Да он плевать на тебя хотел! Он – вождь этого похода и не уступит этого поста никому. А ты для него – всего лишь щит из досок, которым он будет прикрывать свою задницу, когда двинется вдоль побережья. Случись что с тобой – он и бровью не поведет. А с тобой уже случилось: у тебя лихорадка, стали выпадать волосы. Ты умрешь в этой проклятой земле. Хочешь обезглавить свое государство? Отдашь сына своей матери и архиепископу? Нетрудно предугадать, кого они сделают из него и во что превратится твое королевство. Ричард вернется из похода и приберет его к рукам. Ты этого хочешь? К этому ты стремился?
– Нет! – закричал Филипп, меняясь в лице. – Нет, Гарт. Я буду воевать с ним до последнего вздоха и отдам жизнь за милую Францию! Ишь, хитрец! – продолжал он, отвернувшись и глядя в окно на королевский дворец. – Хочешь, чтобы я сидел с тобой в этом мусульманском логове, а знать тем временем разграбила мое королевство? Тебе это на руку, дорогой союзник. Еще бы, их потом легче будет победить, чем меня. Ну нет, милый мой, тебе не удастся заставить меня настолько потерять голову, чтобы воевать за иерусалимское королевство. Меня ждет мой Париж, моя Франция, мой народ! А ты… ты, кажется, уже надолго застрял в этой земле. Это – то, что мне и нужно было. Но прежде чем покинуть тебя, я подпишу с тобой договор, согласно которому ты уплатишь мне десять тысяч марок за то, что отверг прежний брачный договор с моей сестрой.
Он оглядел друзей, всех по очереди.
– Собирайтесь в путь! Завтра же на рассвете поднимем якоря. Но не все. Герцог Бургундский остается со своим войском. Так он пожелал.
Итак, Филипп добился своего: во-первых, Ричард увяз в этой войне, ему было не до расширения своих континентальных владений. Во-вторых, они столкнулись-таки – Плантагенеты и империя. Вместо Барбароссы теперь правил его сын Генрих VI. Он уже знал, что Ричард, защищая права своей сестры Жанны, мечтает о господстве над Сицилией, хотя император после смерти своего отца стал ее королем. Знал он также, что Ричард захватил Кипр. Ему стало известно ко всему прочему о выборах иерусалимского короля и о чрезмерной заносчивости Ричарда. А узнав о том, как английский король обошелся со знаменами герцога Австрийского, Генрих просто пришел в ярость. Все это круто обострило отношения между обеими державами.
Филипп, конечно, не знал этого, но догадывался. Он стоял на борту корабля и, глядя вдаль на безбрежную водную гладь, мечтал о дорогом его сердцу Иль-де-Франсе и строил планы крушения империи Плантагенетов.
Неподалеку стояли его друзья, вели беседу. Филипп поневоле услышал ее.
– Проклятый край!
– Что ты хочешь? Здесь живут мусульмане. Откуда же взяться здоровому, чистому воздуху? Сарацин – вонючее создание, ему неведома ванна. Непонятно, как самки допускают их к себе.
– Полагаешь, они чище? Такая же вонь. Я дал бы изрезать себя на куски, чем лечь в постель с сарацинкой.
Филипп улыбнулся. Впервые за много дней.
Тем временем, не дождавшись денег от Саладина, Ричард вывел за стены города 2000 заложников и велел всех казнить. Сидя на пригорке, наблюдал, как слетают с плеч головы мусульман, как ручьями льется их черная кровь. Мера эта была необходима: пленники сковывали силы крестоносцев, готовящихся к походу на Иерусалим. Узнав об этом, Саладин не отдал ни денег, ни пленных христиан.
Через несколько дней Ричард выступил на Кесарию. В авангарде войска – тамплиеры, в арьергарде – госпитальеры. И бесконечные стычки на всем пути следования, одна за другой. В конце концов выбились из сил обе стороны. Уже подходя к Иерусалиму, Ричард понял наконец, что ему не победить. Саладин нагрянул к нему в гости, – он уважал английского монарха несмотря ни на что. Их отношения стали чуть ли не братскими. Дошло до того, что Ричард предложил брату Саладина жениться на его сестре, а Иерусалим сделать столицей двух религий. Выслушав его, Саладин только посмеялся в ответ, а Жанна, истинная христианка, в гневе прокляла брата.
Не зная, куда себя деть, Ричард пошел на Аскалон и занялся его укреплением, теряя время. А оно неумолимо бежало вперед. И тут пришло известие из Европы, что будто бы принц Джон и Филипп Французский стали делить его континентальные владения: Филипп пытается отнять у него Нормандию и Анжу, а Джон мечтает занять королевский трон.
Вот оно! А как ты хотел? Поменьше бы тебе спеси – не растерял бы друзей. Да и головой надо думать. Мечом махать ты горазд, а вот политик из тебя никакой. Удел твой – быть полководцем, но не королем.
Вскоре пришло известие, что ассасины убили Конрада Монферратского. Сочли это убийство делом рук Ричарда, поскольку всего через несколько дней вдова Конрада, королева Изабелла, была обручена с графом Генрихом Шампанским, племянником английского короля.