— Ничего, — сказала Маша. — Как ты, Дед?
— Счастлив, — коротко ответил он. — Посиди со мной.
Маша присела к нему в ноги.
— Дед, а почему вы с Евгень Евгеньичем не верите Самосвалу?
— Он же объяснил: ко времени Крымской войны рыцарей давно уже не было, — ответил Дед.
— Ни одного?
— Ни одного. Пуля пробивает рыцарские доспехи. Сделать их потолще было нельзя — и так один только панцирь со шлемом весил килограммов тридцать. Поэтому, когда появились ружья, рыцарской конницы не стало.
— Ну и что? Пускай рыцарей не стало, а латы до сих пор кое-где сохранились, — нашлась Маша. — Капитан или офицер с «Принца» могли стащить эти латы из какого-нибудь барского особняка. Они же оккупанты были вроде фашистов и грабили, что могли.
— Ни одна железка не пролежит в море целенькой сто пятьдесят лет. Если она не проржавеет насквозь, то ракушками обрастет.
Дед был прав, но Маше не хотелось так легко расставаться со своей мечтой.
— А может, латы серебряные? — упрямо буркнула она.
— Серебро темнеет от старости. Да и на латы оно не годится — мягкое.
— Это были выходные латы, — уперлась Маша. — Позолоченные. Золото же не темнеет!
Дед улыбался.
— Ничего смешного! Самосвал, конечно, рыболов и приврать любит. Но совсем без причины он бы не стал врать!
— Может, он и не врал, — согласился Дед, — а просто ошибся. Муха, в этих местах прошла тьма войн и революций. Сбрасывали старые памятники, спасали от противника ценные вещи… Скорее всего Самосвалов нашел памятник или статую. А уж как она попала в море, я и гадать не хочу. Может, эту статую нарочно утопили, чтобы спрятать. Может, везли в какой-нибудь шаланде, и она перевернулась.
— Что-то я не видела статуй в рыцарских латах, — засомневалась Маша.
— А латы Самосвалов мог и придумать. Он же сам говорил, что на его подводной лодке трудно зависнуть на одном месте. Носился туда-сюда: то полный вперед, то полный назад. Вот ему и померещилось то, чего не было.
— Надо проверить, — сказала Маша. — Статуя — это, конечно, не «Принц», но кое-что. А вдруг она ценная? Маме будет о чем написать.
— Проверим, — согласился Дед. — Ты же припрятала самосваловскую карту?
Маша опустила глаза:
— Ну, припрятала. Дед, он сам ее выбросил. Я ничего плохого не хотела, только посмотреть. А она слиплась. Начинаешь разворачивать — рвется.
— Неси карту, таз с водой и сито, — приказал Дед.
Маша разинула рот. Вода-то зачем?! Что ли, карта недостаточно мокрая?
Начинались разведчицкие секреты.
И пошло дело. Усталый Дед лежал на диване, а Маша порхала вокруг:
— Этот таз годится? А сколько воды наливать? А сито куда?
В конце концов установка для прочтения размокшей карты была собрана: табуретка, на ней таз, в тазу вода, в воде сито, в сите бумажный комок. Он был с округлыми краями, как обмылок, потому что завалялся в кармане сначала у Самосвалова, потом у Маши. Но в воде комок немного набух, распрямился, и стало видно, что это сложенный в несколько раз бумажный лист с обмятыми углами.
Дед взял столовый ножик и вилку и начал разворачивать бумажку в воде. Она часто рвалась, но Деда это не смущало. Он отгонял вилкой в сторону тонкие размокшие лоскутки, следя, чтобы они не комкались, а ровно ложились на сетку в дне сита.
— Дед, а ты какой разведчик был? — спросила Маша. — Который сидит на дереве и танки в бинокль считает или вроде Штирлица?
— Ни то ни другое. Я занимался в основном промышленным шпионажем.
— Ага, — с умным видом кивнула Маша, хотя впервые слышала о промышленном шпионаже. Но ей не хотелось показать себя дурочкой.
Дед заглянул ей в лицо и снова нагнулся над ситом с размокшей бумажкой.
— К примеру, одна страна делает новый истребитель-бомбардировщик, — начал он, орудуя ножом и вилкой. — Для него придумывают новые двигатели, новое оружие, новые легкие сплавы и даже особую краску. Тратят миллиарды долларов, пробуют, ошибаются и начинают сначала. И вот чудо-самолет готов. Вражеские зенитчики глазом не успеют моргнуть, как он вынырнет из-за горизонта и выпустит по ним ракету. Военные счастливы. Теперь авиация их страны будет самой сильной в мире!..
Гоняя вилкой в воде лоскутки бумаги, Дед складывал их один к другому на дне сита. Получалась не карта, а напечатанные слова:
«…лагодаря сравнительно небольшим размерам Ч.м. и его замкнутости климат во многом обусловлен влиянием окружающих пространств суши. Его континентальность проявляется в зна…»
— Это учебник или энциклопедия, — заметил Дед. — Представляю, какая здесь карта!
— Ты про самолет недорассказал, — напомнила Маша.
— А что самолет? На него в России есть зенитная ракета. Она с ним разделается, как повар с картошкой. А все потому, что, когда самолет еще строился, наши конструкторы узнали его технические секреты. У них было время сделать против него ракету. Вот этим и занимались я и мои товарищи: добывали секреты и передавали в Москву.
Поддев ножом пласт бумаги, Дед перевернул его в воде, как страничку книжки. Действительно, на развороте оказалась карта с кусочком побережья от Новороссийска до Сочи. Ни Укрополь, ни остров Черная Скала не были обозначены на ней из-за своей малости. Самосвалов нарисовал их сам и поставил рядом с островом жирный крест.
Дед вытащил сито из таза. Вода стекла, карта и обрывки текста остались на сетке.
— Высушить и выбросить, — заключил Дед. — Где только ваш Самосвал на милиционера учился? В кулинарном техникуме?
— А что? — спросила Маша, хотя уже все поняла.
— А то, что крестик тут занимает два квадратных километра, если не больше. По этой карте ничего не найдешь. А Самосвал ее ученым собрался показывать. Стыдно!
— Ты дураком-то его не считай, — вступилась за милиционера Маша. — Какая была карта, на такой он и поставил крестик. А на море он сразу найдет нужное место. Ведь он здесь всю жизнь прожил и всю жизнь ловит рыбу.
— При чем тут рыба? — не понял Дед.
— Так она сейчас ловится на глубине, а через час уйдет на подводную гряду. На дне ведь, как на суше: и ямы, и горы. Самосвал все под водой знает, как будто пешком обошел.
— Ну и молодец, что знает, — вздохнул Дед. — Только нам его карта не поможет. Без Самосвалова никто не найдет этого рыцаря.
— А как ты собирался его искать? — спросила Маша. — У нас все равно нет подводной лодки.
— Взяли бы напрокат акваланг.
Маша смолчала. Дед посмотрел на нее и догадался по глазам:
— Я что-нибудь не то сказал?
— Дед, у нас на весь город ни одного акваланга.
— На нет и суда нет, — быстро отказался от своей затеи Дед.
Маша заметила, что он прячет глаза. Совсем как Петька, когда задумывает свою очередную шуточку.
Глава VIIIА был ли дедушка?
Пришел Петька. Рабочие с тарного спасли его лодку и отнесли в сарай. Надо было ее починить, пока не вернулся Петькин папа. Заделать пробоину в пластиковой лодке нетрудно: ее просто заклеивают стеклотканью. Но Петьке нужна была вторая пара рук, чтобы ровно наложить заплату.
Дед смотрел телевизор. Повторяли новости с огородником Триантафилиди.
— Не скучай, скоро маму покажут, — сказала Деду Маша, помыла ему персиков и ушла с Петькой.
День еще не кончился, а в Укрополе уже случилось больше интересного, чем за весь год. Из-за этого Маша почти забыла, что Дед говорил про Петьку: «Он в тебя влюблен!» А сейчас вспомнила, потому что Петька вдруг стал мямлить и розоветь безо всякой причины.
— Ма-аш, — тянул он овечьим голосом и норовил зять ее под руку.
— Что? — Маша отходила на шаг.
— Да так… А я знаю про этого Триантафилиди. Он в Макарихин дом вселяется. По просьбе укропольского правительства.
— У нас мэрия, а не правительство.
— Маш, да какая разница! Главное, теперь помидоров наедимся! — Петька глядел в сторону, а его рука кралась о воздуху, норовя сунуться Маше под локоть.
— А то ты помидоров не ел! — отвечала Маша, приглядывая за рукой.
Петька замечал ее взгляд и прятал руку за спину.
— Таких, как у Триантафилиди, никто не ел, — шептал он, опустив глаза, как будто выдавал какую-то личную тайну. — А он обещал весь Укрополь засадить гигантскими помидорами. Только ему нужен большой участок для опытов.
Разговор тут неважен, девочки, вы же понимаете. Петька мог бы говорить хоть о жизни на Марсе. Главное — как он при этом краснел, потел и блеял. Прав был Дед: бесшабашный «укропольский егерь» влюбился.
— Можно, — указала Маша и загадала: если Петька возьмет ее под руку, то, так и быть, пускай подержится. А если опять будет мямлить…
— Что можно? — спросил Петька.
— Уже ничего, — отрезала она. — Не обижайся, но ты еще маленький.
— Я знаю, девочки нахалов любят! — вспыхнул Петька.
— Девушки любят уверенных. Сейчас ты стесняешься взять меня под руку. Потом застесняешься: вдруг старухи увидят, как ты взял меня под руку. А если нас дразнить начнут? Ведь ты бросишь меня!
— Не брошу, — буркнул Петька, но под руку ее так и не взял. Видно, чувствовал, что Маша права: маленький он еще. Макропод.
Они чинили лодку, и Петька опять называл ее не Машей, а Незнамовой и даже Незнайкой, как в школе, да еще и покрикивал. Было обидно. Если мужчины забывают про свою любовь из-за всяких пустяков, то, может, любви вообще нет? Или это Петька такой? Должны же быть другие мальчишки, которые любят навсегда, а не до ремонта лодки или футбола по телеку!
А еще Маша думала об отце — правду ли сказал о нем Дед? Или «дипломант и разведчик» — такая же выдумка для маленьких, как мамин врач»?
Между делом она рассказала Петьке, как Дед добывал технические секрете и сидел в американской тюрьме с телевизором. И поняла, что дедушка-разведчик вознес ее в глазах «укропольского егеря» на космическую высоту.
Петька сразу же перешел от «Незнамовой» к «Маше», замямлил, заблеял и даже нацелился чмокнуть ее в щеку. Маша увернулась, и он ткнулся губами ей в ухо.