Тупи исчез молниеносно. Тем более, что Катерина схватила выбивалку. Выбивалки этой все собаки боялись как огня. Неизвестно почему. Никогда ни одну из них никто не тронул выбивалкой.
— Тётя, вы разбудили котёночка! — с укоризной воскликнула Крися, видя, что свёрток пошевелился.
Она подбежала к плите. Склонилась над тряпками и Катерина. Обе пробовали убаюкать котёнка. Но ничего у них не вышло.
Из свёртка высунулась белая мордочка. Огляделась, с аппетитом зевнула. Потом вылез весь котёнок. Посмотрел направо, посмотрел налево, посмотрел на нас.
— Смеётся! Смеётся! — крикнула Крися и хотела схватить котенка на руки.
— Вот ещё — кошка смеётся! — оборвала её Катерина. — Не тронь его, Крися. Поглядим, что он сделает!
Малыш отряхнулся.
— Дядя, да ты погляди, какой хорошенький! Правда ведь прелесть? — восхищалась Крися.
— Посмотрите, — говорю, — какое у него забавное пятно на спинке. Как будто у него там карта нарисована. Карта Европы.
— Да, да! Европа! — радовалась Крися. — Пусть так и называется — Европа. Дядя, пусть называется Европой! Не так, как все!
— Ладно, Европа так Европа, — согласился я.
Катерина возмущённо загромыхала кастрюлей:
— Слыханное ли дело, чтобы кто так называл кошку?! Да как можно так издеваться над божьей тварью? Всё у нас не так, как у людей! Одна собака — Тупи, другая — Чапа, как на смех!
— Да тётя же… — начала Крися.
— И слышать не хочу таких глупостей! Брысь ты! — крикнула она на котёнка, который покатил по плите пробку.
— Катеринушка, — говорю, — Европа — это часть света, в которой мы живём.
— Я не в Европе живу, а в Раве!
— И ещё Европой звали красивую женщину, такую красивую, что, когда ей однажды захотелось покататься, греческий бог Зевс превратился в быка и сам катал её на своей спине, понимаешь?
— Знать ничего не хочу про каких-то греческих чучел! Ладно, для вас Европа, а для меня Милок. Милок, и всё. На, Милок, попей молочка!
Так и стал наш пятнистый котёнок носить двойное имя: для нас с Крисей был Европой, для Катерины — Милком. Получалось, как будто у него есть имя и фамилия. Дальнейший ход событий показал, что его надо было звать Европа Милок, а не Милок Европа. Почему? Скоро сами узнаете.
Вы, конечно, знакомы с маленькими котятами и знаете, какие это весёлые создания.
— А наша Европа — самый весёлый котёночек на свете, — твердила с глубоким убеждением Крися.
— Да, такого озорника, как наш Милок, я ещё не видывала! — вторила ей Катерина.
Целых три дня шёл дождь. Что в это время у нас творилось, трудно себе представить. Котёнок наполнял собой весь дом. Только что прыгал по бумагам, а вот он уже на шкафу. Гоп! — и он на занавеске. С занавески — на буфет. Гуляет по стаканам, по бокалам. Как-то он прыгнул на горящую керосиновую лампу. Обжёг себе лапки. Но и не подумал плакать, жаловаться. Взъерошил шёрстку, посмотрел на лампу сердито и фыркнул: «Пфф! Пфф!» — да так сильно, что ламповое стекло, не выдержав кошачьего презрения, лопнуло и разлетелось вдребезги.
Котёнок ездил в корзинке для бумаг, катал катушки по всем комнатам, разматывал все клубки. Катерина однажды целый день искала моток, который он затащил под кушетку в гостиной.
— Милок, смотри у меня! — грозила она ему.
Но что можно было поделать с котёночком, который в ответ на все упрёки лишь озорно косился на вас и смеялся во весь рот! Потом он потягивался, выгибал дугой спинку, хвост ставил трубой и с места прыгал вам на плечо. Потрётся, ласково мурлыкая, о вашу щеку, раз, два — и его уже нет и в помине! Вот он, как бомба, упал среди кастрюль, в следующий миг сидит уже на печке, а спустя ещё мгновение гоняет катушку под шкафом.
Не подумайте, однако, что котёнок только забавлялся. Нет, он исследовал, изучал окружающий мир. И особенно занимали его три вещи.
Прежде всего — маятник стенных часов.
Котёнок заметил его, когда сидел на шкафу. Притаившись, долго наблюдал за ним.
«Блестит и танцует! Интересная штука. Впервые вижу!»
Он осторожненько подкрался к часам. Часы были старые, с гирями. Котёнок попробовал лапкой схватить маятник, но не мог дотянуться. Высунулся подальше и снова замахал лапкой.
— Киска, а ну-ка, брысь со шкафа! — говорю котёнку.
Мне эти махинации не очень понравились, тем более, что происходило это уже после случая с лампой.
Киска посмотрела на меня с презрением:
«Будет мне ещё тут мешать, когда у меня такое интересное дело!»
Осмотрела часы с одной стороны, осмотрела с другой. Ещё раз попробовала достать лапкой.
«Нет, так ничего не выйдет. Дай попробуем с полу!» Одним прыжком она очутилась на полу. Подобралась вплотную к стене и смотрит вверх: «Прыгнуть с земли, что ли?» И как даст свечку! Едва не сорвала часы.
— А ну-ка, пойди сюда, дружочек, — говорю котёнку. — Поломаешь мне часы. Знаем мы вашего брата!
Беру его на руки. Вырывается, царапается, фыркает от злости. Отдал его Крисе. Она его чем-то заняла. До вечера было тихо.
Катерина вносит ужин. С опозданием. Она не любит, когда ей об этом говорят, и всё-таки начинает сама:
— Ах, батюшки, уже семь! Это, значит, я с бельём провозилась…
— Уже полвосьмого, — говорю.
— Как полвосьмого?! Как раз семь бьёт!
Действительно, часы бьют. Бим! Бим! Бим! Считаем. Что такое? Семь, восемь… двенадцать, тринадцать, двадцать…
— Иисусе! Что же это? — кричит Катерина и — бух миску на стол. А часы бьют и бьют.
Это котёнок вцепился когтями в гирю для боя и едет с ней на пол. Как же тут часам не бить!
Я отцепил котёнка. Он дал стречка под кровать. Но, думаете, испугался? Не тут-то было!
На другой день, поутру — ещё ставни были закрыты — слышу грохот и кошачьи вопли. Вскакиваю с постели.
Часы едут по полу. Тянет их Европа, которая запуталась в цепочке и от ужаса кричит во всё горло.
— Прощайте, часы!
После часов Европа приступила к исследованию ванной.
Едва услышав, что из крана льётся вода, мчалась туда из самой отдалённой комнаты. Вскакивала на край ванны и впивалась глазами в водяную струю. Потом подбиралась как можно ближе и — хвать лапкой!
«Шумящая, прозрачная палка! И мокрая! Тьфу!» — кривилась она и отряхивала лапку.
Пробовала подобраться к струе с другой стороны, обойдя по краю ванну. Снова — хвать! И снова отряхивалась.
«Странно, странно! Где же у этой палки конец? — размышляла она и, нагибаясь, заглядывала в глубь ванны. — А, знаю!»
И забиралась под ванну. Там она долго искала конец струи. Потом опять — скок! И всё повторялось сначала.
«Что за чудеса!» — думала Европа.
Наконец однажды она чуть не утонула. Решив схватить струю сразу двумя лапками, поскользнулась и бухнулась в почти полную ванну! Крися как раз собиралась купаться.
Сколько тут было плача, жалоб! Европа с перепугу орала так, словно с неё живьём шкуру сдирали.
Думаете, после купания она потеряла охоту к этим экскурсиям? Как бы не так!
На другой день она снова была в ванной. Исследовала дно ванны. Разгуливала, всё внимательно осматривала и мурлыкала, словно чайник на плите.
Тут ей, видно, пришло в голову, что тайна скрыта не в ванне и не в кране, а в колонке. И без долгих размышлений она прыгнула прямо на раскалённый верх колонки.
«Яу! Ой-ой!» — крикнула она некошачьим голосом.
Долго потом бедняжка как ошалелая носилась по квартире.
И с тех пор уже избегала ванной. Тем более, что в это время у неё нашлось другое занятие.
У Криси на окне стояла большая стеклянная банка. Там жили золотые рыбки. Европа целыми часами просиживала перед этой банкой.
Ей не давало покоя то, что вот она видит в прозрачной банке рыб, а добраться до них не может.
Вот какая-то рыбёшка плывёт прямо на неё. Европа притаилась, не спускает с неё глаз. Ну вот сейчас поймаю, сейчас, сейчас! Прыгнуть — и всё! Кошечка напряжённо ждёт. Потом прыгает — и как мячик отлетает от стекла. Стукнулась головой о банку — вот и вся радость!
«Что ж, не удалось! Попробуем ещё раз!» — говорит про себя Европа и подкрадывается к банке с другой стороны.
И снова — бах головой в стекло! И всё-таки, несмотря на все удары судьбы, охота не прекращается.
На беду, кошке пришло в голову влезть на банку. Балансируя, как цирковой эквилибрист, прохаживалась она по краешку банки и, не спуская глаз с рыбок, обдумывала, как бы до них добраться. Всунет лапку — мокро. Вытянет её поскорей и с отвращением стряхнёт воду. А рыбы, как назло, плавают под самым носом. Ну вот же, вот они! Никак нельзя не сунуть лапку ещё раз. И опять мокро! А испуганные рыбёшки уходят на дно. Европа решительно села на край банки.
«Ладно, будь что будет! Намокну — пускай, зато поймаю!» — решила она и наклонилась…
Результат?
Результатом было то, что банка брякнулась на пол, а Европа одним скачком очутилась на шкафу!
А уцелевших рыбок пришлось посадить в другую банку и запереть в кладовой…
— Крися, — говорю, — не слишком ли много хлопот с этой Европой? Банка-то ладно, а вот часы! Не знаю, можно ли их будет починить.
— Милок же не нарочно, — вмешивается Катерина. — Разве он что в кухне тронул хоть раз? Часы упали, потому что крючок ослаб.
— А банка?
— Если бы Европа знала, что банка может упасть, то она бы, наверно, её не трогала, правда, тётя? — говорит Крися. — Вот вы, дядя, вчера сами разбили стакан. Все знают, что это вы нечаянно. Каждый может случайно разбить стакан. Это всем известно!
Всем, кстати, было известно и то, что я выпустил стакан из рук, потому что Европа неожиданно вскочила мне на плечо.
Но не ссориться же мне было с Катериной и Крисей! Я уж больше в дела Европы не вмешивался.
Знакомство Европы с нашими собаками произошло в первый же погожий день.
Европа вышла на порог. Солнышко пригрело, было светло и тепло. Кошечка с наслаждением потянулась. Огляделась. На пристенке, возле которого стояли