Оливия приветливо улыбнулась, кивнула и поспешила в гостиную, где ее дожидался Дуэйн. Но была остановлена по пути настойчивым телефонным звонком. Сняв трубку с ближайшего аппарата, она с удивлением услышала голос своей бывшей мачехи.
— Почему ты так поступаешь со мной, Оливия? — плаксиво простонала та. — Разве я не пошла тебе навстречу с этим твоим драгоценным ранчо? Ведь я могла бы и не уступать…
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Присцилла, — холодно ответила молодая женщина.
— Не понимаешь? А кто натравил на меня этих чертовых законников? Кто норовит отнять у меня то, что принадлежит мне по воле моего дорогого Джонни?
Оливия едва сдержалась, чтобы не завизжать от ярости.
— Твоего дорогого Джонни? Не смей трепать его имя своим грязным языком! — воскликнула она. — И что бы там с тобой ни происходило, помни: ты заслужила это! И не только это, но и много большее. Не думай, что тебе удалось надуть меня, Присцилла. И благодари Господа, что я по-настоящему любила отца. Надеюсь, ты понимаешь меня? — И она с такой силой швырнула трубку, что несчастный телефон дал трещину.
Впрочем, ее такой пустяк не затормозил ни на мгновение. Она ворвалась в гостиную и выпалила:
— Мне только что звонила Присцилла.
— Вот как? — Дуэйн приподнял бровь и улыбнулся. — И что же она сказала?
— Что я натравила на нее законников и хочу отнять отписанное по завещанию имущество.
— Какой у нее был голос?
— Словно у нее саму жизнь отнимают, — усмехнувшись в ответ и тут же успокоившись, ответила Оливия. — Так это твоих рук дело?
— Конечно, дорогая. Что бы ни говорили о нас в народе, но многие адвокаты в высшей степени совестливые люди. И я отношусь к их числу.
— А что говорят? Я не знаю, — заинтересовалась она.
— О, самое разное. Одному моему знакомому клиентка заявила: «Что вы можете знать о совести? Вы же адвокат!»
— Какой ужас! — возмутилась молодая женщина.
— Да, неприятно. Но зачастую такое отношение, к сожалению, бывает вполне заслуженным.
— Как скажешь, — не стала спорить Оливия. Сейчас ее не занимали абстрактные материи. — Так что же с Присциллой?
— О, я, как и говорил тебе, связался со Стивенсоном. Он помог повернуть кое-какие колеса в нерасторопной машине правосудия. Слушание дела по признанию завещания недействительным, назначено на двадцать восьмое июня.
— Так скоро?
— Да, и у нас высокие шансы выиграть его. Очевидно, Присцилла только что узнала об этом. Ты довольна?
Оливия кивнула.
— Да, Дуэйн, очень. Спасибо. Надеюсь, ты понимаешь, что мне не важны деньги. Для меня главное…
— Понимаю, милая. — Он поднялся и подошел к ней. Крепко обнял за талию, заглянул в любимые карие глаза. — Мне так жаль, что приходится вести разговоры, причиняющие тебе боль. Тебе, женщине, которую я боготворю и которой желаю только счастья.
У нее закружилась голова — от искренности его тона, от смысла, который он вложил в эти слова.
— Дуэйн… — шепнула Оливия, прижимаясь к нему всем телом, — давай не будем больше говорить.
— И чем же тогда мы займемся? — с дразнящей улыбкой отозвался он.
— Догадайся…
И он догадался. Так и не разомкнув объятий, они направились к лестнице, ведущей на второй этаж.
10
Когда Оливия открыла глаза, солнце уже спускалось к горизонту. Она потянулась и, повернув голову, встретила горящий взгляд возлюбленного.
— Ты чертовски хороша, Олли. Так бы и съел тебя. Иди ко мне скорее…
Он попытался схватить ее за руку, но она увернулась и, смеясь, скатилась с кровати.
— Но-но, мистер Картрайт, умерьте свой пыл. Жертва вашей сексуальной ненасытности в любую секунду может скончаться голодной смертью. И вам, между прочим, тоже не мешает подкрепиться перед следующим раундом.
Дуэйн тоже засмеялся.
— Боишься, у меня сил не хватит? Иди, проверь… — И потянулся к ней с таким выражением лица, что она не выдержала и упала в его объятия.
Только через полчаса они вспомнили о пропущенном времени обеда.
Но вылезать из постели не хотелось, ни тому, ни другой. Однако Оливия, помня об обязанностях хозяйки, вызвалась спуститься в кухню. Что и сделала, не забыв захватить кроме еды еще и бутылку вина.
Некоторое время оба молча, и сосредоточенно жевали, а когда, наконец, утолили первый голод, Оливия вернулась к прерванному любовной игрой разговору.
— Знаешь, Дуэйн, я решилась.
— Решилась? — непонимающе отозвался он, все еще увлеченный столь полюбившимся ему пирогом. — На что, милая? — Но когда взглянул на нее, то выражение ее лица сказало ему все. — Ты уверена?
— На сто пятьдесят процентов, — заявила Оливия. — Я готова вытерпеть неприятные расспросы, если это необходимое условие, чтобы покарать зло. Мне мысли не только об отце, но и о несчастной девочке покоя не дают.
Он качнул головой.
— Будет непросто, Олли. Надеюсь, ты отдаешь себе в этом отчет?
— Да, Дуэйн. Полностью.
— Понимаешь, журналисты могут даже обвинить тебя в том, что ты знала о наезде.
Оливия кивнула.
— Понимаю. Но полиция ведь не заподозрит?
— Нет. Гарантирую. Показания Орландо будут недвусмысленными и однозначными. Я сам займусь им.
— Но… — Ей вдруг пришла в голову тревожная мысль. — Разве он может давать показания? Они же обратятся против него…
— Олли, милая, за него не тревожься. Этот вопрос будет решен обычным образом. Смягчение наказания за дачу свидетельских показаний практикуется довольно широко. Сейчас речь идет только о тебе. Готова ли ты к тому, что у твоего порога появятся десятки репортеров, сующих нос не в свои дела?
— Я понимаю, Дуэйн. Все понимаю. Но Эндрю надо остановить. Согласен? И то, что он время от времени перепродает кому-то сигарету с марихуаной или щепотку кокаина, едва ли поможет надолго засадить его за решетку. Он — опасный человек, Дуэйн, я поняла это. И готова, потерпеть некоторые неудобства, чтобы избавить от него ни в чем не повинных людей. Откуда мы знаем, может, в эту самую минуту он замышляет новое убийство?
— Мы не знаем, — мрачно подтвердил адвокат и подлил ей вина. — И ты абсолютно права: его необходимо остановить. Я завтра же вернусь в Нью-Йорк. Так?
— Так, — кивнув, согласилась Оливия. — И Присцилле… тоже не давай пощады, Дуэйн. Надо оставить ее без единого цента, принадлежавшего отцу. И я хочу выгнать ее из его квартиры. Это… возможно?
— На свете практически нет ничего невозможного.
— Для нее утрата роскошной квартиры в одном из самых престижных районов Нью-Йорка будет равна катастрофе. Она не только алчная, но и жутко тщеславная особа. — Оливия на секунду задумалась, потом добавила: — А я жутко мстительная.
Дуэйн обнял ее и нежно поцеловал в обнаженное плечо.
— У тебя есть все основания для этого. Ты имеешь полное право мстить за родных.
— Значит, ты не осуждаешь меня?
— Никоим образом, любимая. Я был бы не в состоянии осудить тебя, даже если бы ты этого заслуживала…
Он скрепил свое заявление еще одним поцелуем, на сей раз в призывно приоткрытые яркие губы. Поцелуй затянулся. Дуэйн лишь ненадолго оторвался от Оливии, чтобы поставить мешающий им поднос на пол…
На следующее утро молодая женщина отвезла возлюбленного обратно в аэропорт и простилась с ним на несколько дней.
— Я закончу дела, скорее всего в воскресенье, но должен буду сразу вернуться в Сиэтл. Мне предстоит наверстать упущенное время…
— Дуэйн, сколько ты терпишь из-за меня неудобств, — целуя его, шепнула Оливия.
— Награда более чем оправдывает эти неудобства, — ответил он. — Чем ты будешь заниматься без меня, милая?
Она пожала плечами.
— Работать, конечно. Может, заеду к Бекки. Ее мужчины, как она их называет, должны были уже вернуться с верхних пастбищ. В субботу могу съездить с Джеком на аукцион в Бутт. Он хочет купить несколько быков-производителей новой породы. У меня, знаешь ли, весьма образованный управляющий. Читает массу журналов по современному скотоводству, следит за всеми новыми веяниями. Мне очень повезло с ним…
— Похоже, что так. Кстати, а какой он, этот твой Джек?
Оливия засмеялась.
— Уж не хотите ли вы приревновать меня к Джеку Вернону, мистер Картрайт?
— Почему бы и нет? Он, наверное, молод и хорош собой?
Смех превратился в хохот.
— Ну, Дуэйн, тут тебе беспокоиться не о чем. Ты его видел вчера, когда мы приехали… Джек ждал меня в доме, помнишь?
— Помню. Но мне он не показался старым или безобразным.
— Собственно говоря, мне он тоже не кажется таким, — подумав, согласилась Оливия. — Просто я так привыкла к нему, что не воспринимаю как мужчину.
— У него, однако, есть одно преимущество передо мной… — задумчиво протянул Дуэйн, поглядывая на молодую женщину.
— Какое же? — несказанно удивилась та.
— Он всегда рядом, — грустно ответил он. — А я опять уезжаю… Думаю, нам надо будет поговорить на эту тему после моего возвращения.
— Хорошо, Дуэйн, — серьезно сказала Оливия. — Обещаю. А по поводу Джека не волнуйся, ладно? И звони мне, когда будет возможность.
Он пообещал. Они поцеловались, и адвокат заспешил к стойке, где как раз заканчивалась регистрация. Через десять минут самолет, раскрашенный голубыми и красными полосами, пробежал по полю и поднялся в воздух, унося его на восток, прочь от любимой женщины…
И снова потянулись для Оливии тоскливые дни — дни без него. Она заполняла их, как могла, не позволяя себе скучать, или погружаться в депрессию. Живопись и новаторские идеи Джека Вернона активно помогали ей в этом. И ежедневные звонки Дуэйна тоже. Ему пришлось задержаться в Нью-Йорке дольше, чем он планировал.
А когда пятые сутки разлуки подходили к концу, он сообщил ей, что наступило время готовиться к испытаниям.
— Олли, мне очень неприятно говорить тебе об этом, но, полагаю, уже завтра ты будешь в осаде. Сегодня утром в прессе появились первые статьи…
— Вот как? — с замиранием сердца отозвалась она.