Хуже всего было святилище. Всякий день, как солнце поднималось предельно высоко в небо и предельно сильно жарило плечи, новобранцам выдавали по паре вёдер с водой. Подняв тяжёлые и несподручные сосуды на уровень плеч, они должны были карабкаться наверх. Чтобы подняться к святилищу, величественному строению на вершине каменистого уступа, нужно было одолеть несколько сотен узких каменных ступеней.
Сделав глубокий вдох, Мулан начала подъём. Первые несколько ступеней она, не сказать что легко, но осилила. Но чем выше она поднималась, тем сильнее тряслись её руки. По сторонам от неё и впереди сильнейшие из мужчин спотыкались, не справившись с заданием. Вода выплёскивалась из вёдер Мулан, ноги слабели, и наконец она опустилась на землю, побеждённая. Хонхэй, который шёл впереди и продержался дольше всех, тоже сдался. Мулан лежала недвижно, стараясь успокоить дыхание и злясь на собственную слабость.
Услышав окрик сержанта Цяна, она увидела, что остальные, побросав вёдра, спускаются вниз по ступеням, которые недавно преодолели. Спустившись к подножию лестницы, солдаты ринулись к огромному корыту с водой. Горя желанием напиться поскорее, они в нетерпении отталкивали друг друга. Мулан подошла не спеша. Подождав, пока остальные отойдут, она шагнула вперёд. И, взяв черпак, напилась.
Когда вода коснулась её губ, Мулан готова была застонать от удовольствия. Она прикрыла глаза и не заметила, что командующий Тун следит за ней. Посреди хаоса она сохранила самообладание. Прищуренные глаза командующего глядели испытующе. Хуа Дзюн оказался полной неожиданностью для него. Любое брошенное ему задание он выполнял с тихим благородством. Он никогда не жаловался, и даже ошалелый и обессиленный, никогда не сдавался. А теперь он дождался, пока другие мужчины со звериной жадностью утолили острую жажду. Только сильнейшие среди командиров обладали силой характера, необходимой, чтобы так вот ждать. Командующий кивнул своим мыслям. Хуа Дзюн стоит того, чтобы к нему присмотреться.
– Вот за такую девушку стоит побороться!
Голос Сверчка заслышался в столовой. Войдя в суматошливое помещение, Мулан обвела взглядом сидящих по лавкам солдат, ища, где безопасно будет сесть. Краем глаза она приметила Луньвэя, который, повесив голову, выходил из казармы, прижимая к груди свои жалкие пожитки. Она сглотнула. Она слышала, как прогрохотало его имя после подъёма к святилищу. Сержант Цян заметил, что он выплеснул из своих вёдер воду, чтобы облегчить себе подъём, и тотчас отчислил его. Проступок был пустяшный, зато возмездие было быстрым и жёстким. Мулан содрогалась при одной мысли, что произойдёт, если откроется её секрет.
Тряхнув головой, она снова сосредоточила своё внимание на поиске места. Увидев, что сесть можно единственно возле Сверчка и ещё одного новобранца по имени Линь, Мулан подошла к ним и опустилась на лавку, стараясь не привлекать к себе внимания. Она как раз начала есть, когда Линь достал лист бумаги. Это был рисунок молодой женщины.
– Мы были сговорены двадцать семь дней тому назад, – сказал он Сверчку. – Её зовут Ли Ли. У неё кожа белая, как молоко. Её пальцы – как нежные белые корешки зелёного лука…
Мулан чуть не прыснула. Зелёного лука? Интересно, что подумала бы Ли Ли, услышав эдакое сравнение.
– Линь у нас романтик! – провозгласил Сверчок, явно более Мулан впечатлённый красноречием друга.
Линь мечтательно улыбнулся.
– Ли Ли – моё вдохновение, – продолжал он. – Её глаза, как капли утренней росы, а волосы – как дальние горы, темнеющие под чёрными тучами…
Мулан подумала, что она не вынесет ещё одного сравнения, но тут Яо стукнул по столу кулаком, прерывая излияния Линя.
– Я люблю тех, что попышнее! – сообщил он, разражаясь громким рокочущим хохотом. Вокруг поднялся хор согласных голосов. – С сильными, широкими бёдрами! – прибавил он.
Мулан сгорала от стыда. «Неужто мужчины так говорят о женщинах?» – при этой мысли её желудок, и так уже оскорблённый отвратительным вкусом предлагаемой еды, сжался. Ей и в голову не приходило, что мужчины столь мало уважают своих будущих жён. Её всегда наставляли высоко ценить того мужчину, за которого она однажды выйдет замуж, и всегда говорить о нём с гордостью. Да и о мужчинах вообще, говоря по правде. Однако здесь, похоже, лишь «романтику» достало галантности по-доброму говорить о противоположном поле. Даже Сверчок включился в обсуждение, а Мулан полагала его порядочным человеком.
– Я люблю целовать женщин с вишнёво-красными губами, – сказал он с улыбкой и обвёл взглядом окружающих мужчин, надеясь, что его слова встретят с тем же одобрением, что и Яо.
– Выходит, у твоей матери вишнёво-красные губы, – подколол его Яо, – потому что она единственная женщина, которая тебя целовала! – Солдаты захихикали, а улыбка на лице Яо сделалась шире.
– Мне нет дела до того, как она выглядит… – начал По.
Думая, что он встанет на защиту женщин и скажет что-то хорошее, Мулан вскочила.
– Я согласен, – выпалила она.
Но следующие слова По заставили её пожалеть о своей горячности.
– Моё дело – как она готовит!
Улыбка исчезла с лица Мулан. Она вернулась к своему неаппетитному обеду и удивилась, когда её окликнули.
– Скажи нам, Хуа Дзюн, – крикнул Хонхэй с другого конца стола. Он следил за ней, пытаясь уяснить, что она думает о спорщиках и их словах. Решив растормошить её, он продолжал: – Скажи нам, каков твой идеал женщины?
Снова по залу прокатился одобрительный гул.
– Да, – выкрикивали солдаты, – скажи нам!
Мулан помертвела. Она встретила испытующий взгляд Хонхэя и прищурилась. Она знала, чего он добивается. Он хочет вывести её из себя. Но она не поддастся. Она помолчала, собираясь с мыслями, прежде чем ответить.
– Пожалуй, – проговорила она старательно низким и ровным голосом, – я ценю в женщине храбрость.
В зале воцарилась тишина. Мужчины недоумённо переглядывались. Они были сбиты с толку и разочарованы. За исключением Хонхэя. Кажется, он был заинтригован таким ответом.
Мулан упрямо продолжала, хоть и понимала, что опять ставит себя наособицу к остальным. Но ей было всё равно. Она хотела показать им, что женщина – нечто большее, чем предмет обстановки.
– И чувство юмора. – Кто-то расхохотался. – И ум! – Тут смеялись уже все. Все, кроме Хонхэя.
– Ну а как она должна выглядеть? – настаивал Сверчок.
Мулан покачала головой.
– Дело не в этом.
– Храбрая, весёлая, умная, – повторил Яо. – Хуа Дзюн вовсе не женщину описывает, он описывает мужчину! Меня!
Зал взорвался хохотом, а Мулан опустилась на своё место. Какой смысл? Это всё равно что разговаривать со стаей животных. Но когда она подняла голову, то с удивлением заметила, что Хонхэй ей улыбается. Он подмигнул. А затем, повернувшись к Яо, выкрикнул:
– Храбрый, весёлый, умный? Нет, это не ты, Яо. Определённо, не ты.
Теперь все смеялись над Яо, забыв о Мулан. Улучив момент, она выскользнула из зала. Но прежде благодарно улыбнулась Хонхэю.
Глава 12
В кои-то веки в казарме было тихо. Мулан присела на край своей лежанки, чтобы натянуть обувь. От малейшего усилия её мускулы взрывались болью, и как же хотелось омыть тело горячей водой в душе. Но она снова вызвалась в ночной дозор. У неё не было выбора.
Уже зашнуровывая ботинки, она услышала, как прошелестел, распахиваясь, полог на входе в казарму. Обернувшись, она увидела, что это вошёл Хонхэй. Заметив её, он широко улыбнулся. Мулан совсем позабыла о ноющих мышцах, и сердце её забилось сильнее. Хонхэй, определённо, был обаятелен, и это смущало Мулан. Странно, почему он здесь. Нужно ли сказать ему спасибо за то, что он вступился за неё? Она не совсем понимала, как поступил бы настоящий мужчина.
По счастью, долго ломать голову не пришлось, так как Хонхэй подошёл и плюхнулся на лежанку возле неё.
– Не принимай близко к сердцу, – сказал он, кладя руки под голову. – И уж тем более не обращай внимания на этого осла Яо.
Мулан позволила себе слабую улыбку. Каким-то образом, ей самой неведомым, она и Хонхэй из врагов сделались… союзниками. Ну, практически. Она вернулась мыслями к дурацкому замечанию Яо в столовой. Ей до сих пор казалось невероятным, что Яо может относиться к женщине, как к бездушному предмету, в котором ценен внешний вид, а не сила характера. А затем другая мысль пришла ей в голову. Хонхэй не сказал, как он представляет себе «идеальную» женщину. Ей стало любопытно, почему он отмалчивался.
– Ты сговорен? – спросил Хонхэй, перебивая её мысли. – Ничего, что я спрашиваю?
Вопрос застал Мулан врасплох.
– Нет, – проговорила она задумчиво. А затем сообразила, что в глазах Хонхэя сговор прибавит ей «мужественности». И поправилась. – То есть да. Был. Почти. Но не срослось.
– Везёт тебе, – сказал Хонхэй тихо.
Какое-то время они сидели молча, его слова повисли между ними. Мулан не знала, что сказать. Хонхэй полагал, что ей повезло быть помолвленным или же вывернуться из-под венца?
– Я сговорен, – сказал Хонхэй, отвечая на незаданный вопрос. – И я надеюсь, что она храбрая. И весёлая, и умная. – Он замолчал и ушёл в себя. Мулан, глядя на него, гадала, что предстаёт перед его мысленным взором. А затем он примолвил: – Потому что она выглядит, как мужчина.
Признание Хонхэя удивило Мулан. Зачем он сказал ей об этом? И что он ожидает услышать от неё? Её мучил вопрос, а что бы он подумал, если бы мог по-настоящему увидеть её? Хонхэй так погрузился в собственные мысли, что не замечал её смущения.
– Понимаешь, – продолжил он, – я не знаю, как подступиться даже к тому, чтобы научиться с женщиной разговаривать, не говоря уж о том, чтобы быть ей мужем. – Впервые с момента их первой встречи Хонхэй выглядел неуверенным в себе. Мулан, начавшая уже понемногу оттаивать к красавчику новобранцу, теперь прониклась к нему тёплым расположением.
Решив рискнуть, Мулан ответила:
– Просто разговаривай с ней, как теперь говоришь со мной.