Шкаф был пуст.
Джоу охнул.
– Мой меч и доспехи! – воскликнул он. – Их нет.
Возглас прозвенел громко, наполненный чувством. Услышав за спиной шаги, Джоу даже не обернулся, когда в комнату вошла Ли и подбежала к нему.
– Кто мог сделать такое? – спросила Ли, глядя на мужа, который с бледным лицом и трясущимися руками стоял перед пустым шкафом.
Затем на пороге появилась разбуженная шумом Сиу. Она сонно тёрла руками глаза. Похоже, она и не заметила пустого шкафа. Её всецело занимало отсутствие чего-то или, точнее, кого-то другого.
– Где Мулан? – спросила она.
Мулан. Джоу прерывисто выдохнул. О чём говорит Сиу? Мулан в своей постели, где ей и положено быть. Но один взгляд на лицо Сиу – и он понял, что ошибается. Понимание, которое он отчаянно гнал от себя, стало облекаться плотью. Его собственные слова, брошенные в бессильном гневе, прозвучали в его ушах. «Знай своё место!» – сказал он. Он видел, как полыхнуло болью лицо Мулан, хотя в ту минуту, погружённый в собственное страдание, он отмахнулся от неё. Но теперь…
Отвернувшись от шкафа, он принялся шарить вокруг. Глядя на него, Ли удивлённо подняла брови.
– Моё предписание, – проговорил он, отвечая на незаданный вопрос. Он должен отыскать его. Если предписание не найдётся, останется лишь одно объяснение. Он сдвинул в сторону тарелки и миски, ища бумагу, которую он оставил в комнате несколько часов тому назад.
Но её нигде не было. Там, где вечером лежало предписание, теперь был гребень Мулан, увенчанный цветком лотоса.
Джоу поднял глаза и перехватил взгляд Ли. Ужас, который он испытывал в глубине души, был явно написан на лице жены. Оба понимали, что означает исчезновение доспехов и предписания.
– Ты должен её остановить, – воскликнула Ли, прижимая дрожащую ладонь к груди. – Северные варвары убьют её.
Джоу склонил голову. Мулан никогда не держала в руках оружия, не считая палки в детской игре. Она погибнет в первом же сражении. Но, если он раскроет обман, её также ждёт смерть. Её соратники, рядовые солдаты и военачальники, не оставят её в живых, узнав, что она предала их. Он должен её остановить.
Оставив плачущую жену и дочь, Джоу выбежал из дома и бросился к святилищу Феникса. Он не видел молний и не слышал грома. Его сердце было переполнено горем. Это его рук дело. Он сам оттолкнул Мулан и послал её на смерть.
Войдя в небольшой храм, он преклонил колени перед двумя памятными плитами, испещрёнными именами. Считалось, что плиты хранят мудрость и души всех прежних поколений рода. Предки внимали молитвам и отвечали на них. Он надеялся, что они услышат его и теперь.
– О, предки, – зашептал он, – я… я взываю о вашей помощи. Моя дочь совершила ужасную ошибку. Пожалуйста, защитите её.
Лишь завершив молитву, он позволил пролиться слезам. Позади стеной надвинулась гроза. И где-то там совершенно одна была его дочь. «Мулан, – думал он, – я так виноват перед тобой. Пожалуйста, вернись домой».
Поникнув головой, Джоу не увидел, как из-за статуи Феникса показалась крохотная, неприглядная и кособокая птичка. Одно её крыло волочилось по земле, голова была скошена набок. Птичка поглядела на Джоу, а затем спрыгнула на землю и выбежала из святилища. Когда на неё упала первая капля дождя, птица взъерошила перья, а затем, словно смирившись с неизбежным, почесала прочь из тулоу, хлопая здоровым крылом и подволакивая другое.
Глава 7
Бори-Хан был доволен. Его план воплощался просто блестяще. Император дрожал от страха и собирал слабую армию, сгоняя в неё не нюхавших крови мальчишек и стариков. Успехи Бори-Хана тем временем привлекли внимание других жужаньских племён, и они, следуя древнему обычаю, послали своих вождей, именуемых тегинами, на совет. И вот тегины стояли в большой юрте, над которой реяли и хлестали по ветру их флаги: чёрный медведь, снежный барс, змея, алое пламя и дикий жеребец. Впервые за долгие годы пять крупнейших племён собрались вместе.
И всё благодаря Бори-Хану.
Мазнув глазами по грубой орде, заполнившей его юрту, Бори-Хан впился взглядом в каждого из вождей. Они стояли среди груды сокровищ, награбленных Бори-Ханом и его воинами. Кипы шелков лежали вперемешку со сваленными в кучу драгоценностями, словно поживы было так много, что Бори-Хана вовсе не заботило, если что-то упадёт под ноги. Не забыл он выставить и блюда с яствами, и кувшины с питьём, которым кое-кто уже воздал должное. Но, несмотря на все атрибуты празднества, гости были настороже. То, что племена пришли выказать поддержку Бори-Хану, не означало, что они поддерживали друг друга. Ненависть между ними была застарелой и неподдельной.
– Да разве могу я соединиться с Килифу-тегином?
Обернувшись, Бори-Хан увидел, что Тулугуй-тегин смотрит сычом на невысокого мужчину на другом конце юрты. Среди всех вождей Тулугуй-тегин обладал самым злобным нравом или, во всяком случае, был особенно несдержан на язык. По юрте прокатился шёпот, и Бори-Хан поднял руку, призывая гостей к молчанию. Затем он подал Тулгуй-тегину знак продолжать.
– Он и его люди грабили наши поселения со времён дедов моих дедов, – закончил Тулугуй.
И мгновенно получил отпор от Килифу.
– Набеги всегда начинали твои люди, – возмущённо вскричал он.
– Истинно говорит Килифу, – встрял Бати-тегин, вождь одного из менее крупных племён, не дав Тулугую вставить и слова. – Тулугуй и на мой лагерь нападал. Я своими глазами видел тот набег!
Юрта загудела криками. При всякой новой встрече старые раны исходили гноем. Бори-Хан молча смотрел, давая мужчинам наораться и перебраниться. Затем он снова поднял руку и, отрывисто крикнув, восстановил тишину.
– Вы, как клубок гадюк, до гроба готовы кусать друг друга за хвост. – Он глянул в глаза каждому из вождей. Ему было нужно, чтобы все до единого внимали ему. – Сражаетесь, племя против племени. Разве не видите вы богатство у ваших ног?
Прошелестели крылья, и Сяньян соколом влетела в юрту, посеяв замешательство среди мужчин. Те пригнулись, когда большая птица спикировала над их головами и села на насест. Встряхнувшись, она оглядела воинов, и под её взглядом они принялись беспокойно переминаться с ноги на ногу. Бори-Хан с улыбкой кивнул Сяньян. Затем он продолжил:
– Вместе мы сильнее, – сказал он. – Десятилетиями жужане были разобщены и размётаны, как листья на ветру. Если же мы выступим все, как один… – он указал на поблескивающую груду сокровищ. – Это лишь толика того, что будет принадлежать нам. Из укреплённых поселений богатства потекут полноводной рекой. – Он замолчал, позволяя своим словам, подкреплённым блеском сокровищ, достичь сердец воинов. Он подошёл к насесту Сяньян и пригладил пальцами шелковистые перья сокола. Но ни на мгновение он не сводил глаз с тегинов, читая по их лицам.
Наконец заговорил Бати-тегин. Он и не взглянул в сторону сокровищ. Его глаза неотступно смотрели на сокола:
– Всё возможно. Однако когда мы полагались на колдовство ведьмы?
Сокол повернул голову от Бори-Хана к Бати-тегину. Птица моргнула, и тот отступил назад. Бори-Хан улыбнулся, увидев страх на лице тегина. Поглаживая перья, он сказал:
– Отбросьте страхи, ведьма служит мне. А значит, и всем нам! Она знает, кто её господин!
В единое мановение крыльев Сяньян обратилась. Перья исчезли, и она предстала перед ними в своём истинном обличье. Под взглядом её ледяных глаз мужчины всколыхнулись. На лице ведуньи мелькнуло выражение удовольствия, и она повернулась к Бори-Хану. Приподняв одну бровь, она заговорила.
– Прошу тебя, продолжай, мой владыка, – сказала она с язвительной ноткой. – Мне не терпится услышать, что ещё ты скажешь.
Хотя тон её был неприятен Бори-Хану, ни одна жилка не дрогнула в его лице. Её своеволие он укоротит позднее.
– Сяньян – одна из нас, – продолжал он. – И когда мы возьмём Императорский город, она получит заслуженную награду. Как и каждый из вас.
И тут раздался новый голос.
– Мне плевать на ведьму, – заявил Дуба-тегин. Вождь змеиного клана до этой минуты хранил молчание. Остальные повернулись к нему, желая услышать, что он скажет. – Мне иное не по нраву. Я не доверяю Бори-Хану. Он хочет заручиться нашей помощью, чтобы занять престол. Но истинно ли мы ему соратники? Или он использует нас, чтобы получить то, чего жаждет сам? – Он указал на награбленные богатства, лежащие повсюду. – Мы получим золото и каменья. Но много ли может унести кочевник? Истинная награда – это власть. И когда придёт его час, власть свою Бори-Хан не уступит никому.
Другие вожди одобрительно зашептали. Это был верный вопрос. Собирать юрты и передвигать их на новое место со сменой времен года или когда животные переходили на новые пастбища – таков был их образ жизни. Они не строили постоянных жилищ, и не было у них постоянного места, чтобы хранить и приумножать материальные блага. Но власть? Это они понимали.
Почувствовав изменившееся настроение, Бори-Хан расправил грудь.
– Каждый вправе огласить то, что лежит у него на сердце, – сказал он. – Кто ещё не доверяет мне? – Он замолчал, позволяя эху своих слов отзвучать. Хотя тегины ничего не ответили, он видел тень сомнения в их глазах. Он не мог допустить, чтобы его слова оспаривали. – Дуба-тегин прав. Богатства – это не власть. Когда царство падёт, мы разделим власть промеж собой.
При этих словах тегины видимо смягчились и согласно закивали. Когда все принялись за еду, Бори-Хан развернулся и вышел из юрты. Он молча прошёл к каменистому уступу, нависавшему над его большим шатром и меньшими юртами его соратников. Там он простоял довольно долго, прислушиваясь к разнузданным выкрикам, доносившимся из юрты. Наступила ночь, голоса накатывали волнами, то тише, то громче, пока наконец не смолкли. Один за другим вожди потянулись прочь. Оседлав своих лошадей, они разъехались в разные стороны, направляясь в собственные становища с вестями о том, что произошло в этот вечер.
Когда из юрты вышел Дуба-тегин, глаза Бори-Хана последовали за ним. Однако вождь обернулся на звук шагов за спиной и увидел перед собой Сяньян. Она смотрела ему в лицо, и взгляд её был холоден.