Я замялся, подбирая слова.
Фаина Георгиевна фыркнула:
– Ты имеешь в виду мой возраст? Не хочешь, чтобы они подумали, что ты альфонс, который увивается за престарелой тёткой?
– Я бы не так сформулировал, – осторожно уточнил я, – скорее за немолодой уже, но эффектной и мудрой женщиной, с которой так приятно скоротать тихий вечерок где-нибудь в приморском ресторане…
– Да ты прямо поэт, Муля, – хихикнула Фаина Георгиевна и добавила, – вон Любочка Орлова до сих пор молоденьких девочек в кино играет, и ничего.
Я не стал ей говорить, что она будет пытаться играть их до семидесяти лет. А вслух сказал:
– Но спасибо за предложение…
– Не глупи! – фыркнула Фаина Георгиевна, – сейчас освещение на улице не очень, я загримируюсь и так сыграю, что никто ничего не поймёт! Вот увидишь!
– Зачем оно вам? – спросил я, ожидая подвох.
И не ошибся, когда она практически промурлыкала:
– Во-первых, ты убедишься, что я – гениальная актриса и могу сыграть любую роль. А во-вторых, ты мне будешь должен за это одну услугу.
От этого «во-вторых» я поёжился. А Злая Фуфа продолжила охмурять меня коварным голосом:
– Решайся, Муля!
– Надеюсь, эта ваша услуга не потребует от меня, чтобы я выпрыгнул в окно с пятого этажа?
Фаина Георгиевна укоризненно покачала головой и задорно подмигнула.
И хотя моя интуиция кричала, вопила, орала: «Беги, Муля! Беги!», я всё-таки согласился. Мне позарез нужны были эти деньги. А в Фаине Георгиевне я был уверен, что уж она точно не будет любопытствовать, что там, в свёртке. Ей главное доказать, что она актриса и сыграть свою роль.
– По рукам! – сказал я и решительно затушил окурок.
– Я буду готова через полчаса, – молвила Фаина Георгиевна таинственным голосом. – Ожидай меня в своей комнате, Муля. Дверь только не запирай, а то буду стучать и проснутся соседи.
С этими словами она удалилась из кухни. А я стоял и не знал, радоваться мне или начинать паниковать. Но на кону были большие деньги, и я выбрал первый вариант. Надеюсь, в понятие «услуга для Злой Фуфы» не входит функция «пристрелить Завадского»?
Полчаса пролетели словно одна минута. И когда дверь открылась, я чуть не подпрыгнул на месте – в комнату впорхнула женщина, точнее девушка. О таких в народе говорят «фифочка». Она была в какой-то необыкновенной кокетливой шляпке, которая совершенно неубедительно, практически на добром слове, держалась на густых игривых локонах цвета топлёной платины. Из-под коротенького плащика белопенно выбивались рюши и воланчики. И только присмотревшись повнимательнее, можно было отметить слишком уж толстый слой грима, накладные ресницы и парик.
– Я готова, – мелодичным капризным голоском юной прелестницы сказало воздушное создание и протянуло мне руку, затянутую в блестящую кружевную перчатку.
– Изумлён, – только и смог пробормотать обалдевший я.
Фаина Георгиевна засмеялась серебристым смехом. Её этот смех прозвучал как колокольчик, и я бы поверил, если бы не знал, что за этим серебристым смехом стоит человек с характером крокодила.
Мы вышли из квартиры (я всю дорогу молился, чтобы никакой Белле не вздумалось выйти на кухню и увидеть всё это. Иначе даже не представляю, что им всем говорить буду).
Но обошлось.
Мы шли по ночному проспекту, неясные тени, отбрасываемые нами от фонарей, искажали наши черты, и я очень надеялся, что засевшие в засаде товарищи, не поймут, что к чему.
Так, потихоньку, мы дошли до нужного места.
– Вон тот дом, – тихо сказал я.
– Я знаю, – также шёпотом ответила мне Фаина Георгиевна и бесстрашным ледоколом потащила меня на буксире к заветному подъезду.
Мы вошли в пропахший извёсткой подъезд, и никто нас не остановил. Но я не расслаблялся – знал, что «брать» нас будут при выходе.
– Вы не будете бояться, если я оставлю вам тут одну? – шёпотом спросил я. – Я быстро.
– Действуй, Муля! – кивнула Фаина Георгиевна и подкурила сигарету.
Я торопливо взлетел наверх, ориентируясь практически наощупь (подъезд не освещался, а жечь спички я посчитал глупым, за домом наблюдают и могут увидеть в слуховые окошки).
На заветном месте я сразу же нашел свой свёрток. Рубашка, в которую он был завёрнут, была сильно обгажена голубями, которые устроили насест наверху, а в некоторых местах даже промокла. Поэтому я развернул вонючую тряпку, и принялся засовывать пачки денег в наволочку, которую я предусмотрительно прихватил из дома.
Сделав дело, я сунул изгаженную рубашку обратно на балку, наволочку с деньгами связал максимально компактно, сунул за пазуху и спустился вниз.
Фаина Георгиевна ещё докуривала сигарету.
– Молодец, быстро ты, – тихо похвалила она, сделала ещё затяжку и сказала, – там уже пасут. Я шаги слышала.
– Может, лучше отнести обратно? – запаниковал я, – они же шманать будут.
– Доверься мне, – уверенно сказала Фаина Георгиевна, цепко ухватила меня за руку и потащила на выход.
Я торопливо засеменил вслед за нею, еле поспевая. Сердце у меня колотилось, как отбойный молоток, по спине стекал горячий пот, хоть на улице было холодно.
Мы вышли из подъезда, у противоположной стены я различал тени ответственных товарищей. Меня аж перетрясло, и тут Фаина Георгиевна громко, на всю улицу, сказала своим серебряным голосочком:
– Теперь ты должен на мне жениться, милый! Иначе я пойду в профком и пожалуюсь, что ты меня соблазнил! – и она чуть нажала на мою руку, что означало, что сейчас моя очередь что-то говорить.
Я честно и добросовестно попытался ответить, но получилось нечто невнятное. Мычание только получилось.
Но Фаине Георгиевне этого было достаточно, и она лишь добавила в голос стервозной капризности:
– Твоя мама может думать, что угодно, но у тебя теперь два варианта – или жениться на мне, или партбилет на стол!
Она так вошла в роль, что даже ногой топнула.
Тени у противоположной стены слились с темнотой и растворились полностью. Никто нас не останавливал и не шманал. Очевидно, мужики посчитали, что бедолага и так конкретно попал. Так что добавлять негуманно.
Аве, извечная мужская солидарность!
Мы прошли по улице обратно, и уже у дома Фаина Георгиевна радостно захихикала. Я рассмеялся тоже.
Мы вошли в квартиру и, стараясь не шуметь, тихонечко, на цыпочках, прокрались на кухню.
Отдышались. Закурили.
При электрическом свете вид у Фаины Георгиевны был совершенно экзотический, грим чуть размазался, и она сейчас напоминала грустного клоуна.
Заметив мой взгляд, она сварливо сказала:
– Ну как?
– Это было гениально! Вы лучшая актриса в мире! Спасибо вам, Фаина Георгиевна, вы меня спасли! – от души поблагодарил я.
– Теперь ты мне должен услугу, Муля! – коварно и торжествующе посмотрела на меня она и сняла парик, – и заметь, я не спрашиваю, зачем ты туда ходил и что оттопыривается у тебя сейчас из-за пазухи!
Я промолчал, изображая, что страшно занят, ведь я курю.
– А услуга такая… – Фаина Георгиевна затянулась и сделала МХАТовскую паузу.
Я терпеливо ждал, чувствуя, что сейчас будет ой.
Насладившись зрелищем моего побледневшего лица, Фаина Георгиевна сообщила:
– Ты выбиваешь мне главную роль у Глориозова!
Я чуть дымом не подавился.
– В «Аленьком цветочке»? – ошарашенно спросил я. – А как же скоморохи?
– Нет, он скоро по Островскому собирается пьесу ставить, мне вчера знакомые сообщили, – сварливо ответила она, – но ты не думай, Муля, я не такая, я в скоморохах играть не отказываюсь. И Лешего, кстати, тоже.
Я тяжко вздохнул и укоризненно посмотрел на Фаину Георгиевну.
– А давайте я лучше из окна выпрыгну? – сказал я умоляющим голосом. – Или Завадского застрелю, а?
– Нет, Муля, и не надейся! – злорадно покачала головой Фаина Георгиевна, – я свою роль сыграла. Теперь твоя очередь.
– Но вы же мне не доверяете, – предпринял последнюю попытку ухватиться за мнимую соломинку я, – и «программу успеха» на Белле и Музе я ещё не успел выполнить…
– Одно другому не мешает! – заявила Фаина Георгиевна самодовольным голосом и ехидно добавила, – уговор, Муля, дороже денег! Так что готовь мне роль у Глориозова!
Я не ответил, стоял и печально курил.
Фаина Георгиевна, конечно, понимала, что она загнала меня в угол, потому что после продолжительной паузы она сказала примирительным тоном:
– Ну, не дуйся, Муля! Кроме тебя мне и надеяться сейчас больше не на кого…
Но я всё-таки немного ещё подулся. Не люблю, когда мной так не завуалированно манипулируют. Хотя долго на Фаину Георгиевну обижаться было нельзя.
– Как вы думаете, какой подарок мне подарить Ложкиной и Печкину? – спросил я, демонстрируя, что перестал уже дуться.
– Хм, – задумалась она, – так-то они всему рады будут.
Она задумчиво затянулась, а потом сказала:
– А ты знаешь, Муля, все эти полотенца и сковородки им и так надарят. А вот нужно им что-то эдакое подарить!
Я скептически посмотрел на Фаину Георгиевну, но промолчал. Моё молчание получилось несколько демонстративным, потому что она вспыхнула:
– Я имею в виду впечатление!
– А конкретнее? – удивился я, – полёт на воздушном шаре, что ли?
– Ха-ха-ха! – рассмеялась Злая Фуфа, – а знаешь, Муля, от такого впечатления, и я бы не отказалась. Тоже, что ли, замуж выйти?
Я тоже улыбнулся, но больше из вежливости.
– Нет, Муля, для Ложкиной и Печкина нужны другие впечатления, – объяснила Фаина Георгиевна, – и впечатления эти должны быть… эммм… как бы это правильно сказать? Более материальными, что ли? Да! Именно так!
– На пример? – недоверчиво спросил я.
– На пример. Нужно пригласить к ним на свадьбу фотографа, чтобы он не только одну постановочную фотографию сделал, но и несколько общих. Вместе с соседями, с гостями. В комнате, среди привычной обстановки. И во дворе. Это такая память им потом будет! Ты даже не представляешь!
Я, испорченный веком цифровых технологий, когда губастые инстасамки ежеминутно выкладывали в соцсети всё подряд, начиная от того, что едят и заканчивая путешествиями, сперва не понял, в чём тут прикол. Но потом сообразил. В это время фотографии ведь были редкостью. Обычно простые люди фотографировались всего несколько раз в жизни. К визиту в фотосалон готовились загодя, покупали новую одежду, делали причёски, расфуфыривались. В лучшем случае Ложкина и Печкин сходят к фотографу и сделают общий портрет, чтобы повесить потом его над кроватью или диваном. Да и то не факт, зная их прижимистость. А тут целый фотограф придёт прямо на свадьбу и сделает десяток фотографий.