Но я очень не хотел, чтобы он поселялся у меня в комнате. Поэтому настойчиво продолжал развивать тему:
– Ну да, собрались все соседки на кухне и помогали Жасминову делать ингаляции из картошки. От насморка.
– Но держала его голову она! – не сдавался уязвлённый Григорий.
– Потому что у неё руки самые тонкие, – ответил я, – ты руки Беллы видел? Да у неё в кастрюлю одна рука бы только влезла, и то не факт! А голову Жасминова тогда куда пихать, если там будет рука Беллы?
– Эх, подвёл ты меня, Муля, – хмуро сказал Гришка, не обращая внимания на мою аргументацию. – Сам подговорил меня ночевать на заводе, а в это время этот павлин её охмурил.
– Ничего он её не охмурил, – покачал головой я, – там же Полина Харитоновна всё время с нею была. Сам понимаешь, даже при всём желании, ничего бы там не вышло. Ты же свою тёщу знаешь. А когда она уехала, то Жаминов тоже уехал. В командировку. Вернулся вот перед твоим приходом.
Григорий призадумался и лицо его немножко разгладилось. А я добавил контрольный:
– Мирись с нею, Гриша. А то действительно, ты своей глупой ревностью можешь к чему угодно её подтолкнуть.
– Думаешь? – неуверенно сказал Гришка. Он всё ещё сомневался. Нужно было додавить. Поэтому я привёл главный аргумент:
– Ради Кольки мирись. Ему сестрёнка нужна. Срочно!
Гришка, после недельного дежурства на заводе, живо заинтересовался таким хорошим выходом из ситуации и сказал торжественным голосом:
– Да, ты прав, Муля. Ради сына пойду прямо сейчас и помирюсь с нею. А то жалко, если сиротой останется, – он ещё немного подумал, помялся, а потом решительно и торопливо вышел из моей комнаты.
Назад он не вернулся.
Каюсь, я расслабился. Точнее переключил фокус внимания на проблемы дома, в коммуналке и у родителей Мули и совершенно перестал отслеживать наперёд обстановку на работе. Кроме того, эти дни выдались настолько рутинно-спокойными, что никто бы и не подумал, что произойдёт дальше.
А дальше было вот что.
Я сидел и, как обычно, работал в нашем кабинете, на своём рабочем месте. До конца рабочего дня оставалось каких-то два часа. И я уже предвкушал, что сегодня у меня днём побывала Дуся (они с Модестом Фёдоровичем выделили для неё аж два дня, в понедельник и четверг, когда она приходила ко мне, готовила и наводила порядок). Я был практически абсолютно счастлив: с меня сняли всю бытовуху, которая в это послевоенное время была особенно некомфортной и тяжелой.
И вот я уже предвкушал, что сейчас вернусь домой и буду наслаждаться чистотой и приготовленными Дусей блюдами, с удовольствием гадал, что она сегодня такого интересного сделает: котлеты или, может, как в прошлый раз, пирог с рыбой?
И тут дверь открылась и в кабинет заглянул седоусый, который уже дважды при мне вёл заседания профсоюза, и кивком поманил меня на выход.
Ну, ладно, я встал, удивлённо взглянул на коллег (но по их лицам было видно, что они и сами не в курсе) и вышел из кабинета.
– Бубнов, – сказал седоусый, – там на тебя служебку написали. Точнее докладную. Так что будем разбираться.
– На меня? – честно признаюсь, я так удивился, что прямо удивился. В последние дни я был, как и мечтал Козляткин, образцово-показательным сотрудником: тише воды, ниже травы. Писал рабочие бумаги и ни в какие передряги не лез. Даже в столовую не ходил (потому что таскал коробочку с любовно приготовленными Дусей обедами).
– На тебя. На тебя, – вздохнул седоусый и пожаловался, – ну почему вам спокойно не работается, люди?! Ну почему от вас столько проблем?!
– А кто? – наконец-то пришел в себя я и додумался спросить.
– Ну, а сам как думаешь? – скептически взглянул на меня седоусый.
– У меня два варианта, – развёл руками я, – или Барышников, или Уточкина. Больше меня здесь не желает подставить никто. Хотя, может, ещё Лёля. Или Зина.
– Мда, – прокомментировал мои допущения седоусый. – Не угадал.
– Да ладно! – удивился я, – а кто тогда?
– Да комсорг наш, – сказал седоусый.
– Он? – я так удивился, что чуть челюсть не уронил, – а он-то за что?
– А вот на собрании и ознакомишься с сутью претензий, – сухо ответил седоусый и добавил, – сегодня в шесть пятнадцать, в актовом зале. И не опаздывай.
Я кивнул, но он даже не посмотрел, и сразу ушел. А я стоял в коридоре и пытался понять логику: что не так и за что этот карьерист может написать на меня докладную?
Недолго думая, я отправился в Красный уголок. Решил, спрошу у него обо всём сам. Пусть посмотрит мне в глаза и ответит.
Но мне не повезло и дверь оказалась заперта. Возможно, комсорг предугадал такое развитие событий, что я приду, и решил пока лишний раз не отсвечивать.
Для самоуспокоения я несколько раз подёргал ручку двери, постучал и даже пнул её в надежде, что комсорг закрылся изнутри и сидит, может, стенгазету рисует. Но нет, там было тихо. Или же он сидел как мышь и не выходил.
Я вздохнул и хотел уже возвращаться на рабочее место, как меня окликнули:
– Муля! – навстречу мне торопливо шла девушка (я так их имена и не узнал), её я видел среди подруг той кареглазки, которая пыталась заманить меня к ним на лекцию вместо субботника.
– Что? – я остановился и подождал, пока она поравняется со мной.
Можно и поболтать. Всё равно после визита седоусого настроения работать больше нету. Не то, чтобы я боялся или переживал за служебку комсорга, но всё равно было как-то неприятно. Мог бы сперва со мной поговорить.
– Муля, слушай, ты давно уже лекции не проводишь, – лучезарно улыбнулась она мне, – а мы с девочками хотим тебя послушать. Вчера ходили в Красный уголок на политинформацию, так этот придурок пригласил из отдела кадров Трофимыча и тот нам полчаса про технику безопасности рассказывал. Я чуть не уснула. Только обед потратила…
– А потом что было? – кажется, я начал понимать, отчего комсорг написал на меня служебку.
– А потом девчонки с ним поругались. Хотели, чтобы ты лучше выступил.
– Ага, теперь понятно, почему меня на собрание по докладной срочно вызывают, – мрачно подытожил её рассказ я.
– Почему? – округлила глаза девушка.
– А потому что ваш любимый комсорг после вчерашнего бунта написал на меня служебку. Сегодня в шесть пятнадцать будет грандиозная разборка, – развёл руками я. – Я оказался виноват во всём.
– Ну, ничего себе! – округлила глаза девушка и добавила, – Ты не беспокойся, Муля, мы все придём на собрание и будем тебя защищать! Честное комсомольское!
– Ну если прямо все придёте, – с печальной печалью в голосе сказал я, – и попробуете спасти меня, то так и быть, прочитаю вам потом одну лекцию. Тема будет о том, как правильно использовать внешний вид, чтобы любому человеку понравиться с первого взгляда. Только ты, пожалуйста, никому не говори, ладно?
– Ах! – девушка поклялась, что конечно же она никому и никогда не скажет. Но по её вспыхнувшим от любопытства глазам стало понятно, что сейчас эту новость будет знать весь Комитет по искусствам, как минимум. Во всяком случае вся её женская часть.
Вот и прекрасно. Именно этого я и хотел.
Нужно чуток всколыхнуть это болотце. А то вишь, решил на меня докладную написать, гад. Я усмехнулся. Уверен, сейчас моя улыбка больше напоминала оскал.
Ну, а что, нужно сейчас сесть и очень правильно и не спеша составить стратегию моего выступления на собрании. Если я всё правильно проверну, и моя группа поддержки сделает всё как надо, то уже через пару дней в Комитете будет новый комсорг.
И я даже знаю, как его зовут…
Поэтому остаток рабочего дня я просидел за столом и прикидывал все доводы, которыми может обличить меня комсорг. Соответственно я проработал и все аргументы, которыми смогу от него отбиться. Отдельным столбиком я выписал косяки комсорга и все вероятные улучшения, которые назрели у нас в комсомольской организации и можно сделать при моём непосредственном руководстве.
И так увлёкся, что почти не заметил, как пролетело время.
Когда закончился рабочий день, ровно в шесть часов, я сложил вещи, собрал портфель (нужно будет озаботиться и купить себе новый, нормальный) и направился в актовый зал. Сейчас мне предстояла нешуточная такая битва. Нет, так-то это был просто хамский наезд на меня и мне достаточно было доказать, что я не при делах. Но я хотел два в одном, чтобы и себя обелить, и сдвинуть комсорга.
Я повернул в коридор и практически нос к носу столкнулся с Ларисой, которая вела какую-то девушку.
– Муля, – сказала она, увидев меня, – Это к тебе пришли.
Я присмотрелся внимательнее – девушка была знакомая, пушистые волосы, тёмные глаза-вишенки.
– Машенька? – удивился я.
- - - - - - - - - -- - -
*принцип «переключения»* используется в детской психологии: когда ребёнок лезет, куда нельзя, то вместо того, чтобы ругать его и наказывать, нужно просто переключить его внимание на что-то более интересное.
Глава 4
– Извините меня, Муля, – пролепетала девушка, чуть не плача, – я… я…
– Машенька, – давайте вы успокоитесь и всё мне расскажете, – сказал я и взглянул на Ларису, которая застыла рядом и жадно прислушивалась. – Спасибо, товарищ Лариса. Дальше мы сами.
Лариса намёк поняла, фыркнула и надулась. Однако, ей пришлось ретироваться. Напоследок она одарила меня таким недовольным взглядом, что мне аж стало не по себе. Ну да чёрт с ней. Я посмотрел на Машу:
– Рассказывайте!
– Я… ыыы… – пролепетала она и вдруг разрыдалась, всхлипывая и хлюпая носом.
– Вот, возьмите, – я протянул ей носовой платок (этот тоже был чистым. В последнее время я попросил Дусю, и она выдавала мне сразу по два. Одним я пользовался сам (он всегда лежал в правом кармане, а второй, в левом, был для таких вот случаев, которые с недавних пор что-то участились).
Она схватила носовой платок, словно утопающий пресловутую соломинку. Несколько мгновений Машенька занималась тем, что пыталась прервать фонтан слёз с помощью носового платка. Получалось у неё, честно скажу, не очень.