— А вы знаете, я получила письмо от Ложкиной, — похвасталась Муза.
— Да ты что! — вскинулись мы с Беллой. — И что пишет?
— А мне не написала, — обиженно, с ноткой зависти, надулась Белла, — вроде вы с нею особо никогда не дружили. Она твоего Софрона ненавидела.
— Да это потому, что она хочет яйца страусов, чтобы я помогла купить. Решил Пётр Кузьмич в саду у себя страусов разводить…
— Лучше бы павлинов, — сказал я, — они хоть красивые.
— Зато орут, ты знаешь как? — засмеялась Муза, — я, как в зоопарк пришла и первый раз услышала, думала, умру от страха!
— Вечно Печкин что-то такое норовит выдумать! — фыркнула Белла, — ещё и козу Эсмеральдой назвал!
— Зато внучатого племянника Варвары они из детдома забрали к себе, — заступилась за бывшую соседку Муза, — теперь у них настоящая семья, с ребёнком.
Она завистливо вздохнула.
— Мда, одни детей из детдома берут, а другие родных детей в деревню отправляют! — недовольно поджала губы Белла.
— Ты Лилю имеешь в виду? — спросила Муза.
— Ну, а кого же! — ответила та, — вот уж хвойда, так хвойда! Даже Нонна Душечка и то не настолько испорченная.
— Замуж она таки вышла… за Герасима нашего, — мечтательно вздохнула Муза, — он теперь у них в деревне жить будет.
— Откуда ты все эти сплетни знаешь? — фыркнула уязвлённая Белла.
— Да я Верку недавно встретила, — объяснила Муза, — Прям на улице столкнулись. Ну, которая тоже здесь была. С Нонной вместе…
— Аааа, Вера Алмазная, — хмыкнула Белла, — попыталась девка жизнь свою по-нормальному устроить. Даже на комбинат пошла работать, вахтёршей. Правда продержалась всего неделю… Вернулась обратно в кабак.
Мы сидели и мирно болтали. И так было хорошо, что я уже совершенно забыл и о необходимости писать этот проклятый сценарий, и о том, что нужно идти к Глориозову. Просто так хорошо было сидеть с соседками, слушать их истории, по-доброму сплетничать и пить чай.
И тут в дверь постучали.
— Открыто! — сказал я.
Дверь открылась и на пороге возникла Фаина Георгиевна. Она улыбалась триумфальной улыбкой.
— Вот! — сказала она, и отошла на шаг в сторону.
За её спиной оказалась женщина, которая сейчас предстала перед нами. Была она невысокого роста, полновата, небольшие пронзительные глаза и ехидная улыбка на губах завершали образ. Одета она была также, как и все советские женщины немолодого возраста.
— Знакомьтесь, — усмехнулась Злая Фуфа. — Моя подруга — Рина!
Глава 24
Я с интересом разглядывал Рину Зелёную. Несомненно, это была именно она. Если не ошибаюсь, было ей уже лет пятьдесят, хотя определить оказалось сложно: эта женщина при желании могла выглядеть хоть на тридцать пять, хоть на шестьдесят пять. Причём никакого грима ей даже и не требовалось.
— Здравствуйте! — заметно оживились Белла и Муза, — а мы тут чай пьём. Проходите, пожалуйста!
Они усадили Рину Зелёную за стол и принялись угощать чаем и остатками Дусиной запеканки.
Завязалась оживлённая светская болтовня.
— Курить хочу, — недовольно буркнул я, схватил пачку сигарет и пошел на кухню.
Я злился. Злился на себя.
Кажется, я понял, кто был виновен в утечке информации. И это был я сам!
— Муля! Ты что, рассердился? — за мной на кухню вбежала Злая Фуфа. Вид у неё был обеспокоенный.
— Не то слово! — свирепо сказал я и выпустил дым в форточку.
— Муля, я же вижу, что ты на меня злишься! — произнесла Фаина Георгиевна и с тревогой посмотрела на меня, — не молчи, скажи, что не так?
— Всё не так, — процедил я, — но сержусь я исключительно на себя. Не надо было мне вам говорить об этом проекте. Кто бы мог подумать, что вы на всю Москву растрезвоните!
— Эммм… не только на Москву, я ещё и в Ташкент звонила, и в Таганрог, и в Бердичев.
Я чуть за сердце не схватился.
— Ой, ладно, Муля, я же шучу! — хохотнула Злая Фуфа и тоже прикурила от конфорки.
Меня чуть отпустило, а она добавила:
— Только в Таганрог и в Бердичев.
Она ещё пуще захохотала, а я молча скривился. Стоял, дымил. Нахохотавшись Злая Фуфа сказала:
— Муля, скажи, что не так? Риночка — замечательный автор. Она, между прочим, сценарий к фильму «Подкидыш» писала. Так что на неё вся надежда.
Я опять промолчал. Что отвечать? Да и, на мой вкус, этот фильм, если убрать из него роль Ляли в исполнении Раневской и роль потерявшейся девочки, ничего особенного из себя не представлял. Так что особо я и не обольщался.
Фаина Георгиевна правильно истолковала моё молчание:
— Муля, зря ты Риночке не доверяешь. Легче всего сразу сказать нет. А вот попробуй дать ей шанс и сам убедишься, что она ещё себя покажет!
Я опять промолчал. Злая Фуфа, задетая моим поведением, воскликнула:
— Я, между прочим, сталась, как могла!
— А зачем вы Глориозову о проекте рассказали? — хмуро спросил я.
— Глориозову? — удивилась она, — ты что-то путаешь, Муля! Ничего я Глориозову не говорила. Сказала только Завадскому, да и то он меня вынудил своим отвратительным и глупым видением пьесы Сухова-Кобылина!
Я застонал и схватился за голову.
Но рано или поздно всё заканчивается. Даже сигарета. Я докурил её и печально посмотрел на пачку. Там оставалась ещё одна, а я же, вообще-то давно бросил курить. Со вздохом я сунул пачку обратно в карман и побрёл в комнату. Следом за мной засеменила покаянная Фаина Георгиевна.
— Риночка! — воскликнула она, когда мы вошли в комнату, — вот этот Муля! Это о нём я тебе рассказывала!
— Ой, какой хороший и милый мальчик! — всплеснула руками Рина Зелёная и ласково улыбнулась мне, — давно хотела с вами познакомиться, Муля. Фуфочка только о вас и говорит. Да я и сама вижу, как здорово вы ей помогаете!
Рина вздохнула и продолжила с подчёркнутой завистью:
— Вот скажите, Муля, что мне нужно сделать, чтобы переманить вас к себе? Мне тоже срочно нужен личный импресарио!
— Могу посоветовать пару хороших профессионалов, — мрачно ответил я (понимаю, что нехорошо на постороннем человечке отрываться, но я всё ещё злился, и злился прям здорово).
— Нет, Муля! Мне не нужны эти хорошие профессионалы! Мне нужны только вы!
— Но, но, Риночка! — заволновалась Злая Фуфа.
Я хотел сказать, но Рина не позволила и быстро выпалила:
— Знаете, Муля, у актёров бывает такой период, когда совершенно необходима чья-то помощь, чтобы подняться ещё хоть на маленькую ступеньку. Самому с этим не справиться…
Мне стало жаль эту, уже не молодую, женщину, которая не раскрыла и сотой доли своего актёрского потенциала. Впрочем, как и Раневская. Как и Пуговкин.
Хотя из этой компании Пуговкин — единственный, кто потом, в шестидесятых-семидесятых раскроется и соберёт причитающиеся овации и любовь зрителей. А вот и Рина, и Фуфа — к сожалению, нет.
— Иногда при встрече со мною режиссеры и сценаристы, всплескивая руками, кричат: 'Ах! Как же про вас забыли? Был же такой расчудесный эпизод! Вы бы так прекрасно это сыграли! — едко говорила между тем Рина Зелёная, — Один режиссёр, не скажу кто, но довольно известный, однажды прямо посреди улицы упал на колени и закричал, что я лучшая актриса. А я ему говорю, мол, тогда дай мне роль, хоть самую плохую. И знаете, Муля, что он ответил?
Я покачал головой.
— Он встал с колен, обнял меня, заплакал. Затем поклялся в вечной любви и ушел.
— А роль? — спросил я.
Рина и Фуфа переглянулись и засмеялись. Тихо и печально.
— И вот так всегда. Всю жизнь, Муля…
Мне стало стыдно, что я нелюбезно отнёсся к ней.
— Поэтому я прошу вас, Муля, дайте мне шанс! — она явно волновалась, да так, что даже пальцы рук подрагивали.
— Но вы же не просто так хотите помочь мне? — прищурился я.
— Извините, — пробормотала она, впрочем, безо всякого раскаяния и сразу добавила, — я роль хочу, Муля. Любую. Не обязательно в вашем этом проекте. Мне хоть где-нибудь. Но только чтобы в кино. Я так люблю кино! Я готова ехать ради этой роли хоть даже в Киргизскую ССР!
Я усмехнулся, вспомнил ещё кое-кого, кто намылился ехать в Киргизскую ССР. Мёдом им там, что ли, намазано?
Рина Зелёная, заметив, что я уже улыбаюсь, просияла:
— Так мы договорились, да?
Я кивнул, со вздохом, и спросил:
— Как мне вас называть? Екатерина Васильевна? Или Рина Васильевна?
Она невесело усмехнулась:
— Называй меня Руина Васильевна, Муля, — ответила она.
В общем, я засадил всю банду придумывать и писать мне сценарий. Фаина Георгиевна, Рина Зелёная, Белла и Муза были отправлены в комнату Беллы с категорическим напутствием, поменьше болтать, и чтобы до вечера черновой набросок сценария был готов. Если они хотят ролей, конечно же.
А сам я, пока работа работается чужими руками, с чистой совестью отправился в театр Глориозова на разборку.
Но только я вышел из квартиры, как вспомнил, что забыл на работе акты, которые нужно отдать Глориозову под подпись. Поэтому чертыхнулся и пошел обратно в Комитет искусств за чёртовыми бумажками. Хорошо, хоть крюк небольшой получался. Хоть Москва и огромный город, но так-то всё тут рядышком.
У проходной я увидел… Валентину. Она смирно стояла чуть сбоку и с надеждой провожала глазами каждого выходящего из помещения.
— Валентина, здравствуй, — удивлённо сказал я, — что ты здесь делаешь? Случилось что?
— Муля! — просияла она, а я ещё больше удивился.
Оба раза, когда я её видел в домашней обстановке, её больше интересовала еда, а в третий раз она пришла больше из вежливости и чтобы не огорчать Анну Васильевну и Надежду Петровну.
Теперь же человека словно подменили. Во-первых, одета она была в строгий тёмно-серый костюм, который удачно скрывал всё лишнее. Сразу видно, что портной не из дешевого ателье. Лицо Валентины было слегка подкрашено, волосы уложены как-то совершенно по-другому, даже красиво.
— Не ожидал тебя здесь увидеть, — сказал я и, на всякий случай добавил, — хорошо выглядишь.