— Что же вы делаете⁈ — всплеснула руками Надежда Петровна.
— Я борщ ем, — ответила Валентина и внесла конструктивное предложение, — хотите?
Но Надежда Петровна, Павел Григорьевич, Анна Васильевна и Аркадий Наумович борща не хотели. И котлет не хотели. Они хотели скандалить. Причём остановить их не смогло бы даже торнадо.
Ничего не смогло бы.
Кроме одного.
Это я понял, когда дверь открылась и вошла Вера. Была она вся радостная и нарядная. Шлейф удушливо-красномосковских духов тянулся за нею, словно токсичная змея. Короткое жёлтое платье не скрывало фильдеперсовых чулок и держалось на честном слове, презирая гравитацию и здравый смысл. А уж о том, как Вера была накрашена, я даже говорить не берусь.
— Мулечка, не помешаю⁈ — воскликнула она игривым голоском и впорхнула в комнату. Обнаружив там целую солидную делегацию, Вера чуть растерялась и выдавила из себя, — здрасьти!
Надежда Петровна фыркнула и всем своим видом демонстрируя презрение, отвернулась. Адияков, как обычно, остался пофигистически безучастным, а вот Анна Васильевна возмутилась:
— А это ещё что за «бэ»?
Вера вспыхнула и уже готов был разразиться скандал. Поэтому я торопливо сказал:
— Это Вера. Она актриса.
Анна Васильевна чуть успокоилась, но тут внезапно подал голос Аркадий Наумович:
— Да какая она актриса! В ресторане в подтанцовке ноги показывает…
Грянула пауза. Все с интересом посмотрели на Аркадия Наумовича, а Анна Васильевна покраснела и стала наливаться нездоровой и гневной краснотой всё больше и больше.
Я понял, что надо как-то спасать ситуацию, вот только не знал, как.
А Аркадий Наумович пробормотал заискивающим голосом:
— Мы в ресторане этом с коллегами были, когда мой орден обмывали…
— Дома поговорим! — процедила Анна Васильевна, изо всех сил удерживая лицо.
— Теперь понятно, в кого дочь пошла, — выдала перл Надежда Петровна и теперь все посмотрели на неё.
Назревал новый скандал.
Я уже думал, как бы незаметно спрятать все колюще-режущие предметы, когда Дуся, которая тихонько выскользнула, как оказалось, из комнаты, привела Жасминова.
— Здрасьти! — обалдел от такого количества заинтересованного народа тот.
— Это Жасминов, — сказал я, — сосед. Он тоже артист.
— Тоже ноги задирает в подтанцовке? — не удержалась от ехидной подколки Надежда Петровна.
— Нет, он — оперный певец. — ответил я и добавил. — Знаменитый.
Теперь на Жасминова заинтересованно посмотрели и Анна Васильевна, и Надежда Петровна.
— А он здесь зачем? — уязвлённо сказал Павел Григорьевич, который прекрасно заметил взгляды Надежды Петровны и они ему явно не понравились.
— Это свидетель, — сказала Дуся.
— Свидетель чего? — не понял Павел Григорьевич.
— Я в ту ночь тоже здесь спал, — сказал Жасминов.
— И я, — добавила Вера.
— Оргия! Разврат! — ахнула Анна Васильевна и начала заваливаться в обморок.
Глава 19
— Гавнёргия! — цвыркнула Дуся и сердито выдала целую тираду, — Валька ваша спала на Мулиной кровати, Верка — на раскладушке Беллы, я — на своём диванчике, как обычно, а Жасминов — на полу, на одеяле! Какая могла быть оргия!
— Но это же… — начала было заводиться Анна Васильевна, но Дуся опять не дала ей и слова сказать:
— Все до ночи помогали Муле писать доклад. А потом он пошел в Комитет уговаривать начальство ехать к Сталину. И все его ждали. А время было позднее, вот и поснули, кто где только место нашёл…
— Бедняжки… — жалостливо вдохнула Надежда Петровна и посмотрела на меня уже не так строго.
— Конечно, бедняжки! — опять сказала сердитая Дуся, — и никакого разврата при всём желании быть не могло. Мы устали все, как собаки, вот и уснули… А спали в одной комнате, потому что ждали Мулю с новостями. А он, поросёнок такой, ночью вернулся и ушёл в чуланчик Герасима спать. Еле мы его утром нашли и еле добудились.
— Не хотел вас ночью будить, — покаянно развёл руками я.
— Он не хотел будить! — свирепо нахмурилась Дуся, — вы это слышали? Он будить нас не хотел! А то, что все волновались и переживали — это никого не волнует, да, Муля? А то, что утром все проснулись и обнаружили, что Мули нет — это как⁈ Муля ушёл подговаривать руководство идти к Сталину и Муля утром больше уже не вернулся. И вот что мы могли думать?
Я промолчал — крыть было нечем.
— А заколка… — начал Аркадий Наумович, а Дуся опять влезла:
— Дык она одетой спала же, Валька ваша! Вот косу-то и не расплела. А, видать, повернула голову во сне, вот заколка и соскочила. А я потом постелю Мулину перестилала и нашла. Кто ж знал, что вы начнёте вот это вот всё!
— Ну потому что… — ответила Анна Васильевна, но Дуся набросилась и на неё:
— Да как бы я допустила оргию-то, а⁈ Ну сами подумайте! Неужто я Муленьке зла желаю? Валька ваша деваха славная, грамотная, вот только маленько с придурью. А Муленьке нашему самая лучшая жена нужна. Так что я всё зорко контролирую! Мимо меня ни одна мышь не проскочит!
— Ну, знаете! — возмутилась Анна Васильевна и тут же добавила, — я, между прочим, два редких экзота отдала Муле для общего блага!
— А я смету посчитала, — подала голос Валентина, которая спокойно доела борщ, доела котлеты и перешла уже на пирожки.
— Вот и хорошо! — подытожила Дуся, — все бы так Муленьке помогали. А то только он всем.
На этом консилиум закончился, гости немного попили чай и, прихватив, упирающуюся и немного осоловелую от еды Валентину, и её чемодан, отбыли восвояси.
— Я так понимаю, сегодня ты обучать меня не будешь? — спросила Вера, когда за гостями закрылась, наконец, дверь, а Дуся засуетилась, убирая со стола остатки пиршества.
Я вздохнул и откинулся на спинку стула.
— Ну почему же? Всё в силе. Действуем так, как договорились.
Жасминов, который уже намылился было уходить и задержался лишь только потому, что оставить недоеденный пирожок было выше его сил, с любопытством посмотрел на нас с Веркой и решительно долил себе ещё чаю. Уходить он явно не собирался.
Дуся нахмурилась, но не сказала ничего.
— Я готова, — усмехнулась Вера и поставила свой стул так, чтобы быть напротив меня.
— Тогда погнали! — кивнул я и начал обучение, — итак, Вера, если ты хочешь, чтобы на тебя оборачивались не только подвыпившие посетители ресторана, но и мужчины с деньгами, властью и высокими запросами — забудь всё, что ты знала до этого…
— Ты сейчас Завадского имеешь в виду? — ничуть не стесняясь изнывающего от любопытства Жасминова, спросила Верка.
— И его, — кивнул я и продолжил. — Главный вопрос для тебя заключается в том, готова ли ты внутренне перестать быть «той, что в ресторане в подтанцовке ноги показывает», как совсем недавно метко выразился достопочтенный Аркадий Наумович.
— Видел б ты как он меня склеить пытался, — хихикнула Верка. — За ноги лапал, и чуть слюной не захлебнулся, моралист хренов.
Дуся фыркнула, перетирая вымытые тарелки, но комментировать не стала, воздержалась.
— Итак, первое, что ты должна понять: мужчины реагируют не на длину твоей юбки или размер декольте, — я бросил красноречивый взгляд на её неубедительное одеяние и добавил. — Они реагируют на твою энергию. Всегда.
— Ну да, конечно, конечно, — Верка насмешливо закатила глаза. — Это мне ещё на репетициях подтанцовки говорили: «Держи спину, девочка!». Но только если я в короткой юбке — то отбоя от них нет.
— От кого отбоя нет, Вера? Ты же Завадского хочешь склеить. А у него совсем другие критерии. — Я покачал головой. — Ты можешь быть одета в мешок из-под картошки, но, если у тебя есть внутренняя уверенность, некий стержень — это сразу ощущается, и к тебе потянутся. А если ты будешь в самом дорогом и красивом платье, но внутри ни о чём — тебя сожрут и выплюнут. Поняла?
— И как это сделать? Стержень этот?
— Тренируйся, — сказал я, — подходи к зеркалу и тренируйся. Походка, взгляд, тембр голоса — всё это можно (и нужно) натренировать.
Вера задумчиво кивнула. Дуся и Жасминов сидели тихо, как мыши, и старались не пропустить ни единого моего слова.
А я продолжал сеять разумное, доброе, вечное, дальше:
— Теперь поговорим о магии.
Лица присутствующих вытянулись, и я торопливо уточнил:
— О женской магии. Есть приёмы, которые чётко работают на подсознание.
— Что за приёмы?
— Их всегда использовали и используют для разведки, вербовки и шпионажа. Начиная со времён правления династии Мин. На самом деле они очень простые и вы все их знаете. Только не применяете в жизни.
— Расскажи, Муля! — не сдержалась Верка.
— На пример, зеркаленье. Если мужчина слегка наклоняется к тебе — ты делаешь то же самое. Если он скрещивает ноги — повторяешь через пару секунд. Это создаёт ощущение близости, единения. Синхронизирует вас и настраивает на одну волну. На первый взгляд кажется ерунда, а на самом деле это довольно мощный приём…
— Хитро! — восхитился Жасминов, потирая руки.
Дуся фыркнула и дёрнула его за рукав. Он сконфуженно умолк.
— Дальше. Якорение. Когда мужчина смеётся или испытывает сильные положительные эмоции — незаметно прикасаешься к его руке или плечу. Потом, когда ты через время повторишь это прикосновение, он снова почувствует те же эмоции.
— А если он тупой и не понимает намёков? — хмыкнула Верка.
— Тогда переходим к пикапу, — вздохнул я.
— А что это? — удивилась она незнакомому слову.
— А это искусство соблазнения. Главный девиз — «не догоняй, а приманивай», — ответил я и пояснил. — Понимаешь, Вера, главная ошибка женщин в том, что они думают, что должны нравиться всем. Нет. Ты должна нравиться одному, но тому, кто тебе нужен.
— А если мне нужен только Завадский?
— Тогда веди себя так, будто у тебя уже есть всё, что он может предложить. Завадский не любит охотниц за его статусом главного режиссёра театра Моссовета, и охотниц за его деньгами — он любит тех, кто не зависит от его статуса. Поэтому он всегда и увлекался уже состоявшимися яркими женщинами — Цветаевой, Вульф, Марецкой, Улановой…