— Почему это? — удивился я, щедро намазывая малиновое варенье на кусочек белой булки с маслом.
— Да мы когда-то уже на Ложкину жалобу писали, — смущённо сказала Муза и умолкла (видимо, вспомнила, как Варвара Карповна конфликтовала с её Софроном), — точнее Белла писала, а мы все подписи поставили. И ничего из этого не вышло.
Я вспомнил, как вела себя Ложкина до момента, когда я познакомил её с Печкиным.
Да уж.
В том случае всё благополучно завершилось: Ложкина обрела своё семейное счастье, а остальные жильцы квартиры вздохнули с облегчением.
Где бы и для Августы Степановны найти такого Печкина? Хотя у неё же вроде как есть Василий…
Я задумался и размышлял всё оставшееся время. Мы уже допили чай, Муза давно уже попрощалась и ушла, а я всё ещё никак не мог придумать выход.
А ведь из любой ситуации выход есть.
Ну ладно, потом придумаю.
В квартире всё ещё пахло неприятно. Дуся ушла мыть посуду на кухню, а я остался в комнате один. Посидел, поскучал. Книгу читать не хотелось. Можно, конечно, было пойти в комнату Пантелеймоновых и посмотреть телевизор. Но, во-первых, Жасминова не было, во-вторых, я как-то не особо любил по чужим комнатам ходить. Да и не показывали в это время по телевизору ничего особо интересного.
Поэтому я накинул старый пиджак и вышел на улицу на полчасика прогуляться.
Город стал уже серым. Повеяло влажноватым ветром от Москвы-реки. Я поёжился и застегнул пиджак на все пуговицы.
Зато пахло просто божественно — начали зацветать первые цветы и их медовый запах благоухал в вечерней тишине. Вдалеке и вокруг горели огни Москвы, а высокое тёмно-серое небо начало зажигаться первыми робкими звёздочками.
Дышалось так хорошо. Молодое тело отзывалось на каждый мой импульс чётким движением.
Я шел и улыбался — как хорошо быть молодым! Когда впереди целая жизнь! Да, сейчас послевоенный период, бытовые трудности. Но скоро наступит «оттепель» и станет легче.
Навстречу мне шла парочка влюблённых. Они держались за руки и ворковали. Увидев меня, они быстро разжали руки и разошлись на «пионерское» расстояние.
Я мысленно усмехнулся. Молодежь в это время ещё неиспорченная. На людях не принято открыто демонстрировать похоть.
Парочка прошла мимо, а мои мысли перекинулись на Нину. Оказывается, она замужем. Почему-то от этой мысли стало неприятно. Не то, чтобы я влюбился на неё по уши, но, честно скажу, девушка меня чем-то зацепила.
Жаль. Очень жаль. Я, конечно, при желании мог бы её и увести, но зачем? Я даже в той, моей прошлой жизни был кардинальным противником воровства семейного счастья. Ну, нельзя строить свою жизнь на обломках чьей-то чужой.
Нельзя.
Сам не понял, как я дошел до улицы Большая Полянка. Думаю, я бы даже не понял этого, если бы не столкнулся… с Верой Алмазной.
Улица освещалась сразу двумя фонарями, и в их свете было видно, как эффектная блондинка с томными глазами вспыхнула и покраснела при виде меня.
— Муля? — бархатным глубоким голосом удивилась она. — Ты ко мне идёшь?
— К тебе? — не понял я.
— Разве нет? Я тут живу, — ответила она, махнув рукой на флигель во дворе старинного дома, явно когда-то купеческого, и хихикнула.
— Я не знал, — развёл руками я, — просто гуляю. Сегодня новые соседи чуть не сожгли квартиру. Надышался этой гадостью. И вот решил немного прогуляться, а то голова как чумная.
— От чумной головы очень хорошо помогают мятные капли, — проворковала она и подошла ко мне практически вплотную.
Я почувствовал запах её сиренево-сладких духов.
— У меня дома есть мятные капли, — она наклонилась ко мне ближе, так что я чувствовал её дыхание. — Пошли, я накапаю. Выпьешь, и всё пройдёт.
Её глаза, словно два омута призывно уставились на меня. А когда её грудь прижалась ко мне, меня словно током пробило и на руках пробежали мурашки.
— Идём, Муленька, — она хрипло и нежно прошептала моё имя, а затем мягко, как кошка, потянула за собой.
Словно лунатик я сделал шаг, другой, третий…
А потом меня словно кувалдой по голове ударило — там, небось, рота солдат прошлась, и не одна. А я, мало того, что брезглив, так, во-вторых, насколько я помню из лекций по основам медицины в универе, в эти времена венерические болезни лечили то ли ртутью, то ли ещё какой-то токсичной ерундой. И в основном, безрезультатно.
Отсюда вопрос — а оно мне надо?
— Извини, Вера, — сказал я, отстраняясь, — я вспомнил, что дома утюг забыл выключить.
Оставив удивлённую моими словами девушку (вроде электрических утюгов ещё не было, но я на ходу, что смог — то и выдал), я заторопился обратно.
Сердце колотилось, как ненормальное.
Я должен в ближайшие дни найти себе женщину!
Глава 5
— И как это вам удалось, Сидор Петрович? — искренне удивился я.
Сейчас мы находились в кабинете (в новом кабинете) моего начальника Козляткина. Рабочий день ещё не начался, я пришел чуть раньше, но меня уже ожидал вездесущий Альберт Кузьмич. Который, еле сдерживая осуждающий взгляд, перенаправил меня прямо в кабинет своего патрона.
Насколько я уже изучил Козляткина, был он нетерпелив и любил «причинять добро». И вот сейчас он, аж ёрзая от нетерпения, тем не менее вальяжно бросил ключи на стол и самодовольно усмехнулся, наблюдая мою реакцию:
— Вот как уметь надо! — ему нравилось видеть восторг в моих глазах.
Ну, а как не быть восторгам, если на столе сейчас тускло поблескивали ключи от моей новой двухкомнатной квартиры⁈
— Спасибо! — искренне поблагодарил я, широко улыбнулся и сцапал тяжёлую связку.
Я был рад этому. Честно говоря, в душе был уверен, что за квартиру эту придётся пободаться. Да что говорить, я сильно сомневался, что получу её вообще. Система редко одаривает несистемные винтики, а я таки был одиночкой.
— Это предварительно, — со вздохом потушил мою радость Козляткин, — пока предварительно. Но хоть так. Сам ордер получишь в конце месяца, или даже во второй декаде следующего. А вот ключи я сейчас взял, чтобы ты мог оценить масштаб того, какой ремонт там нужен. И остальное. А то сам знаешь…
Он сделал неопределённый жест рукой в воздухе и, видя моё недоумение, со вздохом пояснил:
— Сейчас граждане совсем страх потеряли. Квартирный вопрос испортил их. Заселяются самостоятельно, где только информация просочится, что есть жилплощадь свободная. Ну не будешь же выгонять на улицу мать-героиню с десятком детей…
Он тяжко вздохнул.
— Поэтому заселяйся уже сейчас, Муля, и сторожи своё жильё.
— Но без документов… — растерянно пробормотал я.
— Я же сказал — будут документы! — раздражённо ответил Козляткин, — иди Муля. Советую прямо сейчас туда заселиться. Хотя бы шторки на окна повесить. И замок поменять. А то соседи же… бдят…
— Вечером и повешу, — пообещал я.
Не верить Козляткину оснований не было — сам своими глазами видел, какая борьба развернулась за комнату Ложкиной.
— Иди сейчас, Муля, — словно неразумному ребёнку повторил приказ Козляткин, — уж слишком лакомый это кусок.
— А работа?
— Потом отработаешь, — отмахнулся Козляткин и ехидно добавил. — На новоселье потом не забудь позвать нас с Иваном Григорьевичем. Уж больно вкусные пироги печёт твоя Дуся.
Я не стал испытывать судьбу дальше. Выскочил из кабинета, счастливо позвякивая ключами в кармане, и заторопился по новому адресу.
Высотка на Котельничевской набережной встретила меня молча, монументально и торжественно. Вокруг было тихо, в отличие от того крикливого микрорайона, где располагалась моя коммуналка. Здесь лишь изредка вдали громыхал трамвайчик, позвякивая на поворотах. Двор был небольшим, но крайне аккуратным. Немного раздражала булочная на первом этаже и ещё какие-то хозяйственные учреждения. Рядом был, кажется, кинотеатр. Я вывеску увидел издали, но буквы не разобрал.
Да неважно это.
Я обошел небольшую очередь, которая выстроилась перед дверью магазинчика, пока четверо рабочих в синих спецовках споро разгружали фургон с выпечкой.
Пахло умопомрачительно. Но и шум стоял тоже капитальный.
Мда.
Я быстренько поднялся на третий этаж, где находилась моя будущая квартира. Дверь была обита добротным тёмно-синим дерматином, чуть блестящим, похожим на лакированную кожу, что по нынешним меркам было жуть как модно и пафосно.
Отпер дверь и вошел.
И улыбнулся.
Квартира была шикарная. Особенно после ограниченного пространства коммуналки. Довольно широкая прихожая, две небольшие комнаты, раздельный санузел. Кладовка, кухня и, о чудо (!) ещё одна комнатка рядом с кухней, правда без дверей, через небольшую арку. Насколько я понял — столовая. Таким образом по сути это была не двухкомнатная, а трёхкомнатная квартира.
Я радостно засмеялся.
Вот это да!
Это стоило того, чтобы замутить и проект этот чёртов, и всё остальное.
Сейчас я даже не жалел уже, что не уехал в Цюрих.
Я подошел к окну, распахнул его настежь и выглянул: оно выходило на проезжую часть. Внизу доносился мерный гул от магистрали. Вот просигналила какая-то машина, послышался скрип тормозов и дальше опять шум стал привычным, фоновым. Он не раздражал и не мешал.
Красота!
По сравнению с шумом во дворе, здесь — рай!
Я захлопнул окно и принялся дальше осматривать жильё.
Кухня имела стены, выкрашенные тёмно-зелёной масляной краской до середины. Дальше шла побелка. Что характерно — довольно свежая.
Но меня это всё равно не устраивало. И я подумал, что нужно будет положить здесь плитку до самого потолка.
В комнатах на стенах были обои. Бумажные, дешевенькие и какие-то пёстро-темные, в жуткую полосочку. Обои я решил тоже переклеить. А вот пол порадовал. На полу был прекрасный паркет. Я одобрительно посмотрел на него — моё отражение было видно, почти как в зеркале.
Не квартира, в общем, а мечта поэта! Точнее, в моём случае — мечта уже не методиста, а почти начальника отдела кинематографии и профильного управления театров Комитета по делам искусств СССР. Потому что ради такой квартиры отказывать Козляткину в его просьбе негуманно. Так что придётся побыть какое-то время начальником. А там что-нибудь придумаю.