— Я же сказал — это не его родная племянница, а его жены! Тем более тоже двоюродная.
— И что? — никак не мог взять в толк я.
— А жена у него кто?
Я молча пожал плечами — так далеко мои знания не распространялись.
— У него жена — зам в Гостресте «Оргрэс»… — он многозначительно посмотрел на меня и округлил глаза.
Но и это мне ничего не говорило. Я вернул недоумённый взгляд и поморщился.
Тогда Капралов-Башинский тяжко вздохнул и пояснил мне, словно малолетнему дебилу:
— Его жену зовут Амалия Израэлевна Мальц-Первухина!
Наконец-то я начал понимать:
— Еврейка…
— Тсссс! — испуганно шикнул на меня Капралов-Башинский и метнул встревоженный взгляд на дверь, — потому и вот так. За эту племянницу он напрямую просить не будет. Теперь понятно?
Я кивнул — мне было понятно. Единственное что — оставался открытым вопрос — а какое отношение эта двоюродная племянница жены имеет к театру Капралова-Башинского. Этот вопрос я ему и озвучил.
— Так она же учится в театральном! А у меня на практике! — замахал руками тот, — вот и попросили посодействовать, так сказать, по возможности.
Я только головой покачал — умеет же товарищ Капралов-Башинский прямо из воздуха создавать нужные связи. А вслух сказал:
— Конечно, Орест Францевич. Не беспокойтесь. Таким людям не принято отказывать. Что-нибудь да придумаем. Обязательно придумаем, — я задумался и сказал, — вот только как бы на неё посмотреть, так сказать, «в живом виде»? Может быть и роль ей какую-нибудь маленькую получится ввести?
— Ох, Иммануил Модестович! — расцвёл радостным гладиолусом Капралов-Башинский, — если это получится, то вы даже не представляете, какие преференции…
Он тут же одёрнул себя и испуганно на меня зыркнул — не услышал ли я. Но я услышал и терять преференции отнюдь не собирался. Поэтому довольно-таки жёстко сказал:
— А какие, кстати, за это будут преференции?
Капралов-Башинский сдулся, сердито посмотрел на меня и не ответил.
— Орест Францевич? — напомнил я о своём существовании.
Капралов-Башинский тяжко вздохнул и выражение его лица стало таким, как у моего соседа Кольки Пантелеймонова, когда ему запрещают есть перед обедом конфеты.
— Мне пообещали помочь с дачкой, — недовольно буркнул он под нос, так, что я еле-еле расслышал, — садовый участочек там небольшой такой. Не могу добиться, чтобы мне выделили именно там, где я хочу.
Я не стал спрашивать, где он хочет. Понятно, что не в Костромской области явно. Вместо этого сказал:
— А что будет мне?
Капралов-Башинский, которому явно делиться участком не хотелось, надулся и неприязненно спросил:
— А что вы хотите?
Я много чего хотел, но был реалистом. Поэтому ответил:
— Хочу вступить в Партию.
Надо было видеть лицо Капралова-Башинского. У него глаза полезли на лоб в буквальном смысле этого слова. И он стал ещё больше напоминать обалдевшего суслика.
— А что, вас разве не берут в Партию? — пролепетал он недоверчивым голосом.
— Берут, — кивнул я и добавил, — но я закрутился и прошляпил сроки. У меня скоро день рождения. Двадцать восемь лет, — я печально вздохнул и посмотрел на собеседника, — и это событие произойдёт через полторы недели. Соответственно в Партию за оставшуюся неделю до отъезда в Югославию я поступить не успеваю.
Капралов-Башинский испуганно побледнел. Он понял всю глубину неудачки-постигушки. Ведь если меня не выпустят из страны, то проектом руководить могут поставить да хоть того же Завадского. И не видать ему, Оресту Францевичу Капралову-Башинскому, ни вожделенной дачки, ни остальных преференций. Потому что у того же Завадского есть свои хотелки и чаяния.
— Я поговорю с Амалией Израилевной, — пообещал он, — посмотрим, что можно сделать…
— И это надо провернуть в ближайшее время, — уточнил я на всякий случай. — Потому что начальство уже обратило на этот факт внимание, и я боюсь, что в ближайшие дни мне могут найти замену.
— Я сегодня же поговорю! — Клятвенно пообещал Капралов-Башинский.
— Вот и отлично! — кивнул я, — в случае положительного решения, устройте мне сразу встречу с этой племянницей. Подумаем о роли для неё.
Расстались мы с Капраловым-Башинским если и не стопроцентно довольными друг другом (так как загрузили друг друга своими проблемами), то близко к этому.
Но я не унывал. Почему-то я был уверен, что в Партию я вступлю скоропостижно, как бы и не на этой неделе. У больших людей такие маленькие дела делаются походя, незаметно. Это же не участок под дачку в элитном районе выбить.
Я вернулся домой и обнаружил ярко-синего Букета, который с важным видом продефилировал по коридору.
— Ярослав вернулся? — спросил я Дусю, которая хлопотала над ароматно пахнущей кастрюлей.
— Ага. Я его за хлебом отправила, — сказала она, — а то что это за дело, рассольник без хлеба есть. Ерунда одна. Но он где-то сейчас уже вернуться должен.
Так и вышло.
Не успел я переодеться в домашнее и вымыть руки, как вернулся Ярослав.
— Я взял серый, — сообщил он, — черного нету. Сказали, аж вечером подвезут.
— Садитесь обедать, — велела Дуся, накрывая на стол.
Мы уселись. Причём Ярослав был сейчас совершенно не таким, как раньше. Более уверенным, что ли.
— Как твои дела? — спросил я, чтобы поддержать разговор.
— Нормально, — хмыкнул Ярослав и вдруг спросил, — так ты мне теперь будешь братом, да?
Я чуть рассольником не поперхнулся. Как-то я выпустил этот момент. Хоть Модест Фёдорович и говорил, что они с Машей опеку над ним брать будут, но как-то я даже не подумал, что степень родства с Ярославом у меня увеличивается.
— Получается, что да, — кивнул я.
— Тогда скажи мне, как брат брату, почему твоя мама, когда приходила ругаться к моему будущему отцу, сказала, что у тебя детей быть не может? — спросил Ярослав и за моей спиной грохнуло и ахнуло — Дуся уронила тарелку и та разлетелась по всей комнате веером мелких осколков.
И вот что мне ему ответить?
А вечером, когда Ярослав уже усвистал домой к Модесту Фёдоровичу, я прицепился к Дусе с расспросами:
— Дуся, — сказал я непреклонным тоном. — Это правда, что сказал Ярослав? Я по поводу иметь или не иметь детей?
Дуся моментально стала очень занятой, вспомнила о неотложных делах и неприветливо буркнула:
— Ой! Мне же опару на завтра ставить нужно. Некогда мне! — и выскочила из комнаты, бросив недоштопанный носок прямо на столе. Чего за ней никогда раньше не водилось — Дуся была категорическим противником, чтобы бросать иголки просто так на столе.
Мда.
Сколько ещё секретов этого семейства мне предстоит узнать?
Новость, которую выдал Ярослав, честно говоря, меня капитально ошарашила. Нет, я ещё даже не думал о создании семьи, о продолжении рода. Да что там говорить, я так замотался, что даже к той симпатичной медсестре всё никак не дойду. Но было чертовски обидно попасть в молодое тело, которое в чём-то бракованное. Да не просто «в чём-то», а в таком важном для каждого мужчины деле!
Я вздохнул. Теперь понятно, что два месяца назад Надежда Петровна сказала Зине, что та сразу от меня отстала. Блатная семейка блатной семейкой, а редко найдёшь девушку, которая не мечтает о собственном ребёнке.
Но ведь какая докука, чёрт возьми!
Остаток вечера Дуся меня избегала и поэтому поговорить не вышло.
Ну ладно, всю жизнь она прятаться от меня не сможет. Кроме того, есть же и другой вариант — спросить напрямую непосредственно саму Надежду Петровну или, в крайнем случае, Модеста Фёдоровича.
Как бы то ни было. Но с этим вопросом я таки разберусь.
Утром я заявился на работу и приступил к составлению обобщающего отчёта по результатам аудита театров. Однако последние новости не выходили у меня из головы. Я работал через «не хочу», без огонька. Мысли витали где угодно, но только не здесь. Настроения не было.
Решил, что сегодня же после работы схожу к матери и всё расспрошу у неё подробно. И главное, почему она мне ничего не сказала?
Хотя может быть и говорила, но я, после того, как угодил в тело этого дундука Мули, почти ничего из его прошлого и не знал.
Так, размышляя, незаметно для самого себя, я перенёс в таблицу общую информацию и приступил к разметке по критериям. Это было дело долгое и муторное, и я задумался о том, что делать с Мурзаевой. С одной стороны, втыкать для неё роль в сценарий «Зауряд-врача» вроде, как и некуда. А, с другой стороны, если я пообещал Капралову-Башинскому с ролью для этой племянницы Первухина, то взять её и не взять Мурзаееву это будет как-то и не по-людски.
Может быть ввести для них дополнительную сюжетную линию? Вот только куда?
Так ни до чего и не додумавшись, я незаметно для самого себя погрузился в работу. И как раз заканчивал с отчётностью, когда в дверь постучали.
— Открыто! — крикнул я.
Дверь распахнулась и на пороге возникла девушка. Была она невысокого роста, слегка смугловатая и черноволосая. Она была бы даже вполне симпатичной, если бы не большой нос и не чёрные усики над верхней губой, которые всё портили.
— Здравствуйте, — сказала девушка густым и низким контральто, — мне Орест Францевич сказал к вам подойти. Меня зовут Алла Моисеевна Мальц.
Глава 22
— Замечательно, — ответил я, поздоровавшись, и предложил, — а давайте выйдем.
Лица Ларисы и Марии Степановны моментально вытянулись от возмущения. Да и сама Алла Моисеевна Мальц была изрядно удивлена таким моим странным приёмом. Думаю, везде, где она раньше училась или работала, все прекрасно знали, кто она такая и отношение к ней было несколько иное. Но у меня для реверансов не было ни настроения, ни возможностей. Иначе сегодня же весь Комитет будет гудет, что, дескать, Бубнов набирает блатных. И не важно, что там блатных десять человек и без меня набрали. Не докажу.
Поэтому я буквально вытащил девушку на коридор и пояснил:
— Там мои коллеги слишком любопытные. Не столько услышат, сколько потом разнесут на весь Комитет. Понимаете?