! Карманы и внутри тоже есть!
— Там и потайные должны быть, поищи, — посоветовал я.
Дуся проинспектировала обновку и таки нашла:
— Потайные карманы! — просияла она, — это же деньги носить можно и не бояться, что свиснут.
— Ну да, для того их и придумали.
— Вот мне теперь все завидовать будут! — Дуся бросилась ко мне и расцеловала в обе щёки.
— И вот ещё, — я выложил рядом, на диване маленький свёрточек.
— А это что? — глаза Дуси блеснули азартом.
— Сама посмотри, — с нарочитым безразличием сказал я.
Дуся тихо взвизгнула и бросилась к пакетику. Ловко развернула его и ахнула, когда на диван выпала блестящая, похожая на люрексовую, ткань насыщенно-малинового металлизированного цвета.
— Это же… Это же… — задохнулась от восторга Дуся.
— Это шарфик, — пояснил я, — из парчи или люрекса. Я не разбираюсь особо. Женщины там носят такое. Мы с тётей Лизов специально к плащу выбирали.
— Да ты что! — ахнула Дуся, — кто же такую красоту под плащ прятать будет! Я её заместо платка носить буду!
Хлопнула дверь и из коридора крикнул задорный молодой голосок:
— Это что, Муля приехал?
— Привет, Машенька! — воскликнул я, выйдя в коридор и обнял мачеху.
Маша была уже на средних сроках и начала интенсивно поправляться. Лицо её немного расплылось, но от этого она не казалась некрасивой, наоборот, очень милой и уютной.
— Как доехал? Как съемки прошли? — спросила Маша с улыбкой Джоконды. Она осторожно прошла по коридору с вошла в комнату.
— Прекрасно, — сказал я, — а как там моя сестрёнка?
— Замечательно, — расцвела Маша.
— Смотри, что я вам привёз, — сказал я и начал выгружать свёртки.
— Ох! — охнула Маша, — это всё мне?
— Посмотри, — улыбнулся я.
Маша бросилась к свёрткам и принялась торопливо разрывать их.
Дуся морщилась, ей было жаль импортную упаковку, но она молчала.
— Это что? — на кровать из свёртков выпали детские комбинезончики, красивые импортные пелёнки, какие-то пёстрые чепчики с помпончиками…
— Это всё сестрёнке, — сказал я, но тут же поправился, — мы с тётей Лизой выбирали, — она говорит, что иногда бывает, что ждёшь девочку, а получится мальчик. Поэтому мы не брали розовое и голубое. А взяли салатовое и жёлтое. Будет как цыплёнок.
— А что ты мне привёз? — заинтересованно спросила Маша, отложив все детское барахло в сторону.
— А это тебе, — я, немножко ошарашенный, положил перед ней свёрток.
Маша разорвала его и вытащила кофту. Кофта была импортная, мохеровая, нежно-лилового цвета, а на рукавах и по бокам были вставки из вельвета, только более фиолетовые. Эту кофту можно было носить и как летнюю куртку.
— Ух! — обрадовалась Машенька и бросилась примерять. Лицо её было счастливым.
— А это отцу, — сказал я и положил на кровать ещё один свёрток.
Машенька продолжала вертеться у зеркала. Поэтому Дуся подошла, аккуратно раскрыла свёрток и вытащила тоже плащ. Только тёмно-синий с коричневыми вставками:
— Красота какая! — ахнула она, — и мне плащ привёз, и отцу. Сколько денег, Муля, потратил…
— А мне почему не привёз? — спросила Машенька. — почему им плащи, а мне — только кофту?!
Она нахмурилась, губы её задрожали и, судя по выражению лица, она вот-вот расплачется.
— Извини, Маша, — растерялся я, — я думал, кофта лучше, чем плащ. И она в два раза дороже стоит. Это даже не кофта, а как-то оно по-другому называется. Я забыл, как тётя Лиза говорила — вроде блейзер, что ли…
— Но я хочу плащ! — на глазах Маши показались слёзы.
— Я подумал, что ты сейчас в положении, тебе именно тёплая кофта нужна, причём ты будешь расти и кофта немного тянется. А плащ ты уже через месяц-полтора носить не сможешь. А я потом снова поеду в Югославию и после родов тебе ещё привезу. Мода-то меняется. Через год другой фасон будет. Вот и привезу.
— Так что я сейчас буду без плаща ходить?! — казалось, Маша меня не слышит. — Ты даже ей и то плащ привёз!
Её палец обличительно уставился на Дусю. И она горько заплакала, плечи её аж тряслись от рыданий.
— Я могу отдать тебе свой, — пролепетала деморализованная Дуся.
— А у тебя какой? — отеняла ладони от зарёванного лица Маша.
— Голубой, — ответила Дуся.
— Это мой любимый цвет!
Я смотрел на это все и обалдевал.
— А это Ярославу, — сказал я Дусе и положил ещё один пакет на стол.
— А что там?
— Пиджак ему купил, вельветовый, — пояснил я, — как раз ему в школу будет.
Дуся осторожно развернула и вытащила вельветовый пиджак тёмно-зелёного цвета.
Маша не проявила никакого интереса, она крутилась перед зеркалом в Дусином плаще.
И тут из кармана выпал люрексовый платочек.
— Ой, что это? — глаза Маши лучились восторгом, Она примерила платочек к плащу. Получилось очень красиво.
А вот Дуся осталась без гостинца.
Следующий визит был к Адияковым.
Еле-еле я вырвался от хлебосольной Дуси (закормила меня) и отправился дальше. Планировал за сегодня обойти всех своих и раздать подарки. А то потом суета начнётся и будет некогда. Да и обидятся, если узнают, что я кому-то подарок уже подарил, а к кому-то ещё не дошел.
Адияковы были оба дома.
При виде меня, разразились бурные восторги, обнимашки-поцелуи и прочие телячьи нежности. Причём не только Надежда Петровна, но и Павел Григорьевич, оба меня обнимали и тискали. А Мулин отец даже аж прослезился.
— Ну как ты? Как съездил? Ты хорошо кушал? С Лизой виделся? Как там она? Сильнее меня потолстела? А ты Тито видел? А что там в городе носят? — вопросы посыпались, словно из пулемёта.
— Стой! — Рассмеялся я, — давай я обстоятельно всё расскажу. Но сначала подарки. И да, с тётей Лизой я виделся и очень подружился. Она на тебя, мама, похожа, такая же молодая и красивая. И нет, не толстая. Ты тоже не толстая.
Надежда Петровна зарделась от удовольствия.
— А ей наши подарки понравились? — осторожно спросил Адлияков, — поди в заграницах этих уже ничем не удивишь.
— Соболя её потрясли. — Сказал я и Павел Григорьевич победно, с триумфом взглянул на жену.
— Вот видишь, Надя!
— Ну, может, она такой вид сделала, — покачала головой Мулина мать.
— Нет, мама, — сказал я, — она казала, что закажет из соболей пошить манто. В театр будет ходить в нём.
— Лизка всегда была такая! Взбалмошная! — фыркнула Надежда Петровна. Хотела неодобрительно, но получилось с любовью.
— А теперь подарки! — заявил я и начал доставать свёртки.
— Это тебе, отец, — я вытащил свёрток сверху и отдал Адиякова.
— Посмотрим, посмотрим, — усмехнулся тот и вытащил из свёртка тоже плащ. Только не синий, как у Модеста Фёдоровича, а тёмно-коричневый с серой отделкой.
Пока Адияков восторгался плащом и примерял его у зеркала, я дал матери свёрток:
— Это от тёти Лизы.
— Что это? — тихо прошептала она и вытащила изумрудно-зелёное люрексовое платье с длинным рукавами и цветами (тожде блестящими) по вороту. — Ах!
Надежда Петровна издала полный восторга стон и прижала платье к себе:
— Какая красота! — пролепетала она умирающим от восторга голосом.
— Это ещё не всё, — сказал я и вытащил ещё свёрток:
— А это — от меня.
Надежда Петровна достала велюровое пальто. Белое.
— Оооо! — только и смогла произнести она, потрясённо глядя на невиданный в послевоенной Москве шик.
— А это тоже от тёти Лизы, — я аккуратно достал круглую плотную коробку из картона.
— Это же шляпка! — ахнула Надежда Петровна и бросилась примерять шляпку вместе с пальто. Шляпка была легкомысленного нежно-кремового цвета и очень ей шла.
— И в заключение — от благодарного сына самой лучшей в мире матери, — громко и торжественно объявил я и вытащил маленькую коробочку.
Когда Надежда Петровна увидела золотую цепочку с кулоном, она разрыдалась от счастья. Я был опять зацелован до смерти и еле-еле смог сбежать.
Фух!
Нелёгкая это работа дарить подарки из Югославии родственникам тела в послевоенной Москве.
Эх.
— Ну что, как у тебя дела? — с улыбкой спросил Козляткин, любовно рассматривая пузатую бутылку бурбона с яркой импортной этикеткой, которую я выставил перед ним.
— Прекрасно, — похвастался я, — отсняли всё по плану. В сроки уложились. В смету уложились. Артисты отработали замечательно. Особых инцидентов среди делегации не было.
— Деточки отличились? — понятливо усмехнулся Козляткин, убрал бутылку в ящик и довольно крякнул.
Я не стал скрывать правду:
— Да уж, намучились мы, конечно, с ними…
— Ну ничего три недели помучились, зато теперь везде дорога и почёт.
Я не стал комментировать, кому конкретно достанется весь почёт.
— Теперь пару дней отдыхаем. Я имею в виду от съемок, а потом, на следующей неделе, ждём югославскую делегацию. Будем снимать продолжение здесь.
— Наши уже всё подготовили, — кивнул Козляткин, заглядывая в блокнот.
— Замечательно! — искренне обрадовался я, — а то я уже думал, что приеду и мне самому придётся все организовывать за четыре дня. А так хоть время передохнуть будет…
— Не будет, — нахмурился Козляткин, — там Татьяна Захаровна в твоём отчёте несоответствия нашла. И написала служебную записку. Завтра во второй половине дня заседание будет по твоей работе. Будем оценку твоей деятельности давать и поднимем вопрос о соответствии занимаемой должности. Так что ты готовься, Муля.
Глава 14
— Благодарю за предупреждение, — сказал я и вышел из кабинета Козляткина.
Если мой начальник и думал, что я как-то забеспокоюсь и буду просить у него покровительства — то он сильно ошибся.
Не сейчас, когда моя карьера пошла вертикально вверх.
Не сейчас.
И первое, что я сделал, — это сходил к себе домой. После некоторых раздумий, я переехал жить на квартиру Мулиного деда. Надежда Петровна была не против, Мулин отчим, я полагаю, тоже. В общем, такой вариант всех вполне устроил. Машенька, может, и была недовольна, но в данном случае её никто не спрашивал. Поэтому сейчас я оказался единственным и полноправным хозяином полностью обставленной четырёхкомнатной квартиры (точнее пятикомнатной, просто маленькую комнатку, где когда-то спала Дуся, за полноценную комнату не считали).