— А отдайте её мне, — попросил я, — вам она не нужна. А у меня пусть будет. Вдруг в следующий раз опять этих же попытаются подсунуть, так будет аргументация их не брать.
— А если кто-то тетрадь эту увидит? — недовольно сказал товарищ Сидоров.
— Не увидит! — Заверил его я, — я её дома в сейф положу. Ещё от деда остался.
Из кабинета Козляткина я выходил, словно объевшийся сметаной кот. Пухлую тетрадь я любовно пристроил за пазухой. Ух, ты моя прелесть…
Я устроился в кабинете (повезло, что обе мои коллеги умотали на какое-то мероприятие грамоты выдавать и я был совершенно один). И начал читать. Широкая и довольная улыбка не сходила с моего лица.
Да тут компромата на пять квартир! Если не больше.
И начну я, пожалуй, с Лёли Ивановой.
Я отправился к ней. Лёля сидела в архиве и рылась в пухлых папках.
— Товарищ Иванова, — позвал её я, — можно вас на минуточку? Там товарищи Иванов и Сидоров пришли. Нужно обсудить вопросы по результатам нашей делегации в Югославию. Но это недолго.
Лёля отложила парки и удивлённо посмотрела на мня. А остальные женщины — с любопытством.
Я кивнул на дверь. Лёля вышла.
— Чего тебе? — сердито сказала она, — я ничего придумать не могу.
— Пошли, — коротко велел я, — это займёт пять минут.
Лёля, недоумевая, поплелась за мной.
Мы вернулись в мой кабинет, и я показал ей запись в тетради.
— Что это? — испугалась она, вчитавшись в рукописные строчки. — И где Иванов и Сидоров?
— Это и есть результат того, что товарищ Иванов и Сидоров действительно приходили к Козляткину. И это их тетрадь. И они собираются сделать показательную расправу на общем собрании.
— Ой! — пискнула Лёля и слёзы брызнули из её глаз.
— Вот только не реви! — строго шикнул на неё я, — я выпросил эту тетрадь, чтоб провести предварительное обсуждение с фигурантами этих записей.
— Дай я всё прочитаю! — попыталась вырвать тетрадку из моих рук Лёля.
— О тебе запись только тут, — сурово сказал я, — остальная информация конфиденциальна. Ты уверена, что точно хочешь влезть во всё это?
Я прищурился и многозначительно на неё посмотрел.
— Не хочу… — сказала Лёля, — я хочу уехать к Петеру.
— В общем, сама видишь, что ситуация очень сильно осложнилась, — сказал я, — так как на тебя появился компромат, что делает практически невозможным твой выезд за границу. Сама понимаешь же. То и цена вопроса удваивается.
Лёля тяжко вздохнула. Она понимала, что я абсолютно прав, но её природная жадность не давала ей возможность согласиться.
— Но ты же меня любишь, Муля, — сделала последнюю неуклюжую попытку она, но, увидев моё скептическое выражение лица, тут же поправилась, — то есть, я хотела сказать, что ты хорошо ко мне относишься. Вон ты мне сколько помог…
— Но ты же не думаешь, что я тебе всё время должен помогать бесплатно? — поморщился я.
Судя по лицу Лёли, именно так она и думала.
— В общем, Иванова. — подытожил свою речь я, — заключаем договор. Я помогаю тебе избавиться от компромата и помогаю выехать в Югославию. Так?
Лицо Лёли вспыхнуло радостью. И она быстро-быстро закивала.
— Ты же взамен организовываешь мне две путёвки в Алушту. На чьё имя, я тебе потом скажу. Кроме того, ты оформляешь документы на свою дачу в бессрочное пользование. На того человека, что я скажу.
— Но у меня дача почти десять соток! — всплеснула руками Лёля. — И там есть домик, свой колодец и подвал.
— А зачем тебе эта дача, если ты уедешь навсегда в Югославию? — удивился я, — разве перечень оказанных тебе услуг недостаточный для этого?
Лёля вздохнула.
— А на кого хоть оформлять надо?
— На Евдокию, — сказал я, — ты её не знаешь. Это моя тётя.
Лёля пыталась торговаться, но я был непреклонен. Ей дача уже, считай, не нужна. А Дуся может на старости остаться у разбитого корыта. Чем дольше я наблюдаю за Мулиными родичами, тем яснее понимаю это. А так у неё будет свой собственный участок. Причём в элитном месте.
Я отправил Лёлю обратно в архив обдумывать мои условия, а сам вышел из здания. Остро захотелось покурить.
Я вышел за пределы территории, где было место для курения и с наслаждением затянулся. В последнее время я курю всё реже. Но бросить дурную привычку так и не смог.
— Товарищ Бубнов? — послышался густой баритон.
Я обернулся.
Рядом стоял респектабельный мужчина в очень дорогом костюме. Он посмотрел на меня и сказал:
— Я — Тельняшев, Эдуард Казимирович. Это мой сын Богдан ездил с вами в Югославию.
Глава 18
— Товарищ Бубнов, — повторил мужчина с нажимом.
— Что вы хотели?
От моего такого простого вопроса Тельняшев скривился. Он явно не привык, чтобы с ним так разговаривали. Но мне было фиолетово, поэтому я молчал и ждал ответа.
Тельняшев помялся, покривлялся, но я паузу выдержал, так что ему пришлось ответить:
— Ваше неподобающее поведение по отношению к некоторым членам делегации… — пренебрежительно начал он, но тут я уже не выдержал и перебил:
— Вы имеете в виду те случаи, когда ваш сын напился до потери человеческого облика, заявился в гостиницу в пять утра и громко распевал похабные песни? Или когда он подрался с другим членом делегации? Между прочим, племянником самого заместителя административно-хозяйственного отдела Министерства строительства СССР. Хотя не с одним он дрался, по правде сказать. Это было частенько. И у каждого из них есть высокопоставленный родственник…
Тельняшев вспыхнул, но нашёл в себе силы злобно пробурчать:
— Обычные молодёжные шутки.
— Вы знаете, почему-то мне сейчас кажется, что я совершенно зря уговорил наших кураторов не отправлять его с соответствующей записью в характеристике обратно на Родину, а дать шанс на исправление…
— Вы об этом ещё пожалеете. — Тельняшев резко крутнулся на каблуках и свалил.
Ну и чёрт с ним. Буду я ещё перед всякими пресмыкаться. Даже спасибо не сказал. Вот и делай людям добро.
Я вернулся в кабинет. Сразу же появилась Лёля (такое впечатление, что она телепортировалась при моём появлении).
— Ты чего такой кислый? — спросила она.
— Да Тельняшев этот, — и я в двух словах рассказал о хамоватом папашке, который зачем-то пришёл качать права.
— Вот урод, — от души высказалась Лёля. Она задумалась, а потом вдруг выдала. — Слушай, если остальные «деточки» узнают, что он приходил и разозлил тебя. И что теперь ты хочешь обнародовать их поведение, потому что разозлился, — то они ему зададут.
Я задумался. Мысль была дельной.
— Лёля, ты гений! — совершенно искренне сказал я.
— Так, может, ты в честь этого озарения мне скидку сделаешь? — лукаво склонила голову набок она, — а я тебе ещё кучу таких идей вместо путёвок в санаторий придумаю, а?
— Не пойдёт, — покачал головой я, — я предпочитаю осязаемые тугрики.
— Эх, не романтичный ты, Бубнов, — обиженно надула губки Лёля, больше играя. — Меркантильный мещанин!
— Потому что, прежде всего, я — материалист, товарищ Иванова, — хохотнул я, — всё по заветам Карла Маркса и Фридриха Энгельса.
Лёля изобразила восторженный пионерский салют, но потом, по привычке, пугливо оглянулась. Хотя в кабинете мы были одни.
— Давай ближе к делу, — подвёл итог нашей шуточной перепалки я, — что ты хотела?
— Я подумала о твоих предложениях и пришла сказать, что согласна, — кивнула Лёля.
— Тогда прошу огласить, на что именно ты согласна.
— Но мы же уже всё обсуждали, — не поняла Лёля.
— Товарищ Иванова, ты — как джинн из бутылки. Если не конкретизировать сделку — то или выкрутишься, или обманешь.
— Вот какого ты про меня мнения! — шутливо пихнула меня кулачком в плечо Лёля.
Я изобразил полушутливый поклон.
Лёля хихикнула и присела в реверансе.
— А теперь, когда мы достаточно раскланялись и с этикетом покончено, давай, говори, чем расплачиваться будешь? — буркнул я.
— Две путёвки в Дом отдыха в Алушту и дачный участок, — послушно подтвердила Лёля.
— Замечательно.
— Путёвки я уже принесла, кстати, — вздохнула Лёля, — осталось только имена вписать.
— Я сам впишу, — сказал я, забирая путёвки.
— Мне для отчётности! — возмутилась Лёля, при этом её взгляд полыхал нтересом.
— Тебе надо для любопытства, — не повёлся я, — а в отчётности укажешь кого-нибудь, кого всегда указываешь.
— Эх, Бубнов, — обличительно покачала она головой, — ну вот почему ты такой упёртый?
Она сердито показала мне язык и ушла, а я остался в кабинете.
Сделал себе чай, проверил, плотно закрыта ли дверь, устроился за столом и открыл тетрадь. Чем дольше я читал компромат, который сформулировал товарищ Иванов, тем больше у меня возникало вопросов ко всей этой ситуации. И я начал размышлять о том, что вот этот весь прекрасный компромат можно очень даже неплохо использовать при разговоре с высокопоставленной роднёй начудивших в Югославии деток.
Я довольно улыбнулся.
Здесь же компромата столько, что я вскоре озолочусь. Главное — не зарываться. Если я всё правильно выстрою, свою стратегию, то получу очень даже неплохие дивиденды.
И начнём, начну я, пожалуй, с Болдырева. Раз его дядя аж целый заместитель административно-хозяйственного отдела Министерства строительства СССР. Скоро у меня будет дача и там нужно будет что-нибудь строить. Насколько я помнил советские законы — домик должен быть размером с собачью будку. Но в законах ничего не сказано о подземном этаже. Поэтому он может быть размером с московский метрополитен. А ещё я хочу там баню. С парилочкой, и метом для отдыха. И зону для барбекю хочу. Ведь советскому человеку барбекю жарить тоже не запрещено!
Я пришёл домой в приподнятом настроении.
Дуся, как обычно, хлопотала на кухне. Квартиру затянул вкусный аромат сдобной выпечки, было так уютно, тихо, лишь тикали часы на стене. Я помыл руки, переоделся в домашнюю одежду и с удовольствием плюхнулся за столом на кухне.