— А то, что я на русском языке разговариваю, вас не смущает? — вопросом на вопрос ответил я.
— Да у нас пол-Белграда русских, — философски пожал плечами толстяк, — уехали из России во время революции и тут остались.
— Да, я из Советского союза, — стараясь скрыть раздражение, ответил я.
Толстяк помрачнел, но всё же выдавил вежливую улыбку:
— Могу предложить вам серебряную брошку. Очень миленькая брошка. И стоит недорого…
Меня аж передёрнуло от этого. Звенящим от негодования голосом я отчеканил:
— Меня интересуют бриллианты. В золоте. Что у вас есть?
Толстяк выпучил глаза, но послушно начал показывать украшения, комментируя.
Наконец, я остановился на золотой витой цепочке с подвеской, усыпанной бриллиантами. Выглядело очень красиво. И цена была соответствующая.
Толстяк назвал цену, да ещё таким голосом, что мне сразу захотелось его ударить. Но деньги у меня были. А куда их, солить, что ли?
Поэтому я сказал:
— Дайте мне две такие…
У толстяка, как мне показалось, сейчас случится инфаркт. Он так побагровел, что я аж испугался за него.
— А зачем тебе аж две? — удивился Йоже Гале.
— Вторую матери подарю, — пожал плечами я.
Йоже Гале кивнул и принялся отсчитывать деньги из увесистой пачки. У толстяка от вида такого количества денег аж левый глаз задёргался.
Ну а что, пусть не думает, что мы там все — голь беспросветная.
Но осадочек остался. Поэтому подарки Маше и Дусе я покупать здесь не стал. Время ещё есть, позже что-то им присмотрю. Насколько я понимаю, наших женщин интересуют, в основном, югославские шмотки. Ну или другие «забугорные».
Я сжал зубы, аж желваки заходили — из-за тотального дефицита почти все женщины у нас умеют шить и вязать. Если хочешь модно одеваться, приходится выкручиваться.
Кстати, надо будем им ещё парочку журналов с выкройками прикупить. Уж мать наверняка оценит.
Мы вышли из магазинчика и Йоже Гале спросил:
— А теперь куда? Обратно на студию?
— Скажи, здесь есть где-нибудь поблизости книжный магазин?
— Да вон же он, — немного удивлённо махнул рукой на витрину через дорогу Йоже Гале.
— А русские книги там продаются?
— Ну конечно! Мы же братские народы. Хотя и английские есть, и французские. А ты что купить хочешь?
— Да вот мысль тут у меня одна возникла, — ухмыльнулся я и первым зашагал через дорогу по направлению к пёстрой вывеске над магазином.
Также звякнул колокольчик, предупреждая хозяина магазина о посетителях.
Вкусно пахло старыми книгами, чернилами и свежемолотым кофе. Я с удовольствием вдыхал такой родной из моего мира запах. Как же я соскучился!
— Что желаете? — навстречу нам вышел сухой подтянутый старичок с бородкой клинышком и в очках в черепаховой оправе с толстыми стёклами, отчего его глаза казались огромными, как у изумлённого долгопята.
— Скажите пожалуйста. А у вас есть стихи Маяковского? — спросил я и добавил, — только мне надо на русском языке.
— Конечно есть, — удивлённо протянул продавец, — но, может, вас интересует творчество Гейне? Или Бодлера?
— Меня их творчество очень интересует, — ответил я и быстро добавил, — только не сейчас. Мы зайдём к вам перед отъездом. А сейчас я просто хочу знакомой стихи Маяковского подарить. Не догадался с собой из дому прихватить.
— Да вы не переживайте, — вздохнул продавец, — у нас книги Маяковского и других русских классиков в подарочной упаковке и переплёт красивый. А иллюстрации сделаны офортным способом. Берите, не пожалеете.
И он резво для своего возраста метнулся куда-то вглубь многочисленных стеллажей и через миг вернулся с книгой в тиснённом синем переплёте.
— Вот, — он любовно пролистнул книгу, словно не хотел с нею расставаться, и протянул мне.
— Замечательно, — поблагодарил я, а Йоже расплатился.
В здании киностудии нас ожидал рассерженный, словно кипящий чайник, товарищ Иванов.
— Товарищ Бубнов! — при виде меня его глаза налились кровью, — кто дал вам право покидать здание? Где вы были?
— Не ругайтесь, товарищ Иванов, — примирительно сказал я, — так вышло. Представляете, я пару часов назад узнал, что экспертом-консультантом, которого пригласили поработать, будет моя родная тётя. Мамина сестра. И я уговорил товарища Гале отвезти меня в магазин. Не могу же я без подарка. Тем более я её никогда в жизни не видел.
— И что вы ей купили? — с подозрением прищурился товарищ Иванов.
— Да вот. Книга, — я вытащил томик Маяковского из сумки.
— Маяковский? — удивился товарищ Иванов и с подозрением посмотрел на меня, — а почему из дома не привёз? Было бы дешевле.
— Если бы я знал, что она приедет — то привёз бы. Конечно же! И варенья домашнего, из малины и крыжовника тоже привёз. Мама рассказывала, что она в детстве очень это варенье любила…
— Ну ладно. Забирайте, — товарищ Иванов ловко пролистал все страницы, проверяя, не спрятано ли там что-то. Не найдя ничего он, тем не менее не расстроился, вернул мне книгу и отбыл прочь.
— Фух, — вытер испарину на лбу Йоже Гале, — как ты его. Я уж думал, что он тебя поймает на несоответствии.
Я только усмехнулся. Ну не будет же он меня обыскивать и искать цепочки с бриллиантовыми подвесками. Тем более, что он знает, что денег у меня нет. А вот на книгу вполне хватит.
Заодно и встречу с тётей легализировал.
Йоже Гале ушёл дальше руководить съемками, а я решил поискать, где тут фонтанчик с водой. Захотелось сильно пить. Может, от волнения?
Я прошёлся по коридорам, а искомого фонтанчика не нашёл. Хотя вчера я его собственными глазами где-то здесь видел. Но, с другой стороны, что из этих киношников взять.
Но пить захотелось ещё больше.
И тут я понял, где можно попить. Я пошёл в гримёрку, которую делили Фаина Георгиевна, Рина Зелёная и Миша Пуговкин. Вот у них стопроцентно или вода, или чай есть.
В комнате сидела Фаина Георгиевна и курила.
— А где остальные? — спросил я.
— В костюмерной. Им костюмы переделывают. Этому фашисту не понравилось опять что-то.
— Какому фашисту? — спросил я, хотя прекрасно понял, что она уже столкнулась с Нановичем.
— Да есть тут один — криво усмехнулась Фаина Георгивна и только заметила у меня в руках книгу, и тут же по своей неискоренимой привычке решила поддеть меня, — Что, Муля, читать учишься?
— Да вот зашёл к вам, может вы буквы какие мне покажете? Если вспомните, конечно…
Злая Фуфа расхохоталась:
— Между прочем, Муля, склероз гораздо лучше геморроя. При склерозе ничего не болит и постоянно новости. А геморрой — ерунда. И самой не видно и жаловаться неудобно.
Тут уже расхохотался я.
Отсмеявшись, Злая Фуфа стала серьёзной и спросила:
— Товарищ Иванов тебя везде искал. Злой бегал. Пыхтел как самовар у твоей Дуси.
— Мы с Йоже в магазин съездили, — пояснил я, — за книгой. Узнал, что сегодня моя тётя Лиза приезжает… и вот на подарок…
— Ох, Муля! — всплеснула руками от такой новости Фаина Георгиевна, — вот это событие! Как тебе удалось всё так ловко организовать?
— Да тётя Лиза сама, — пояснил я, — устроилась на киностудии в этом фильме консультантом. Вот и приедет.
— Чудеса! Восхищённо причмокнула Фаина Георгиевнпа, — ты уже вечером увидишь свою тётю!
Затем она пару мгновений помолчала и резко спросила:
— А вот когда я уже свою сестру увижу?
— Йоже говорил, что она уже выехала, — ответил я, — так что через два дня она будет здесь.
— Из Праги так далеко ехать разве? — удивилась Злая Фуфа.
— Не знаю. Говорю, как мне сказали, — пожал плечами я, — сами у неё послезавтра спросите.
— Ох, Мулечка! — мечтательно проворковала Фаина Георгитевна, — сколько ты для меня всего сделал! И чем я тебя отблагодарить могу?
— А познакомьте меня с Анной Андреевной, — сказал я, — точнее даже с её сыном, Львом Николаевичем.
А вечером я увидел тётю Лизу.
Глава 5
— Муля! — вскрикнула она и бросилась ко мне.
После долгих обнимашек, всхлипов и вздохов, я отстранил её и хоть смог нормально рассмотреть. Тётя Лиза была уже довольно немолода, лет эдак хорошо за пятьдесят, причём, даже скорее ближе к шестидесяти. Я говорю «немолодая», потому что в этом времени женщина в пятьдесят — это уже конкретно такая бабушка, а у нас, в том, моём, мире — ещё девушка. Просто немного взрослая, но всё равно девушка.
— Дай-ка я на тебя посмотрю, — взволнованно щебетала она, гладила мня по щекам, по голове, прижимала и периодически заливалась слезами. — Ты такой взрослый уже! Такой красивый!
Я усмехнулся. С эпитетом «красивый» тётя Лиза мне явно польстила (я после попадания в тело Мули всё никак не мог привыкнуть к свой новой внешности, но приходилось терпеть, раз другой не было).
Сама же тётя Лиза была чем-то похожа на Надежду Петровну, только это был более грубоватый вариант, что ли. А, может быть, виной всему то, что она коротко стриглась, почти «под ёжик». Волосы, в отличие от Мулиной мамашки, она не красила. Поэтому ёжик был полуседым. И одевалась для этого времени довольно экстравагантно — была в брюках, просторной рубахе и грубоватых ботинках на толстой подошве.
— Ну рассказывай! — выдохнула она, — как там мама? Как твой отец?
— Который? — уточнил я.
— Твой отец, Муля. Разве у тебя их много?
— Не очень много, — согласился я и уточнил, — Двое.
Тётя Лиза ахнула:
— Рассказывай! Расскажи мне всё!
Она утащила меня в большой зал, который служил на киностудии холлом. Мы примостились там в уголочке, отгородившись от любопытных взглядов кадкой с фикусом, и она забросала меня вопросами:
— Что значит «два», Муля? — и требовательно посмотрела на меня. — Что с Модестом случилось? Он умер?
Интересно, она даже хмурилась и голову чуть к плечу склоняла, как Мулина мама.
— Он жив и вполне прекрасно себя чувствует, — пожал плечами я, — привет тебе передаёт. И ещё подарок вот.