атерявшемся в центре Сицилии. Настоящая дыра, в которой ничего не происходит. У такого могущественного человека, занятого крупными проблемами церкви, как ди Магистрис, не было никакого повода интересоваться этим местечком и каким-то жалким монастырем.
— Гм-м,— задумался Бассович, продолжая сосать леденец.— Может быть, родственники в тех краях?
— Нет. Магистрис — римляне по рождению. У них нет родственных связей в Сицилии.
— А нет ли там святого или паломничества в те края? В Сицилии множество всевозможных святых.
— Никаких святых, и паломничества туда нет. Но регулярно, каждый месяц и даже чаще, монсиньор писал настоятелю монастыря. Тут много писем и отметок в регистрационной книге, которую я унес с собой и которая предназначалась его секретарю. Ди Магистрис записал там о письме, которое нужно отправить в Ларкара Рочча. Вам не кажется это странным?
— Может быть, настоятель монастыря — его друг?
— Нет, он обращается к нему, как к обыкновенному священнику.
Гунтер взял одно из писем и прочел отрывок:
«...Мой дорогой брат во Христе, мы получили ваше письмо и счастливы узнать, что все идет хорошо в вашей епархии. Молим Бога, чтобы так было и дальше. Как только настанет подходящий момент, мы известим вас о нашем решении и о последствиях, которые будет это иметь для вас и вашего монастыря. Разрешите заверить вас, мой дорогой и возлюбленный брат, в нашей преданности и благоволении...»
— И так далее...
Бассович размышлял, закрыв глаза, потом открыл их и посмотрел на Гунтера.
— Когда мы отправимся туда?
— Через полчаса.
Бассович закрыл свою коробку с леденцами и вздохнул:
— При всех обстоятельствах, если мы даже зря отправляемся в Сицилию, мы сможем хотя бы отведать сицилийские блюда. Это стоит поездки!
Глава 7
В самолете Рим — Палермо они прочитали первые сообщения о смерти монсиньора ди Магистриса. Тон заметок был осторожным. Монсиньор ди Магистрис, высокопоставленный ватиканский дипломат, относился к тому же к числу влиятельных и родовитых семей. Эта трагическая смерть в результате примененного приема дзюдо, сломанная шея, обстоятельства убийства поразили и обеспокоили всех. Естественно, писали о подлом преступлении, неожиданном нападении и тому подобном. Но левая пресса безапелляционно заявляла о политическом убийстве. Она подчеркивала активность жертвы в области секретной дипломатии Ватикана и официальные миссии в Латинскую Америку и другие страны.
Из прессы также стало известно, что полиция была вызвана соседкой, которая услышала крики, доносившиеся из апартаментов ди Магистриса. Добавляли, что необычный пожар был вызван убийцами, которым удалось ускользнуть во время всеобщей паники. Свидетели говорили о двух мужчинах, но их приметы были весьма неопределенными. Конечно, следствие продолжалось. Левая пресса призывала покончить с теми, кто не проявляет бдительности «перед возрождением фашистской опасности» и «властью оккультного и империалистического Ватикана».
Небо было неумолимо голубым, когда Гунтер и Бассович прилетели в Палермо: ни облачка. При выходе, около стоянки такси, выстроились маленькие сицилийские тележки, запряженные лошадьми с плюмажем, помпонами и бубенцами. Рядом с торговцами мороженым и разными водами ожидали самолет на Турин или Милан матроны, одетые в черное, с чемоданами из потрескавшейся кожи, наполненными ветчиной и салом для сыновей, работающих у Фиата или Отт-Вианчи.
Гунтер и Бассович уселись в такси и приказали шоферу отвезти их в агентство по прокату машин. Они выбрали «ланчию», которая, по клятвенным заверениям представителя агентства, толстого мужчины с рыбьими глазами, прошла лишь десять тысяч километров. Он поедал обоих клиентов глазами, пока оформлялись документы на автомобиль.
— Англичане, а? — спросил агент.
— Нет, американцы,— ответил Гунтер.
— А! --- воскликнул толстяк.— Американцы здесь как дома! У меня есть родственники в Нью-Йорке. Два кузена и племянница. Я дрался вместе с американскими солдатами. Я был маки в 1948 году! — с гордостью добавил он.— А куда вы собираетесь поехать? — вдруг фамильярно спросил агент.— У меня повсюду родственники и друзья, по всей стране. Могу рекомендовать вас в любом месте!
— Мы поедем наугад,— ответил Гунтер.— Хотим познакомиться со страной...
— Туризм, да? — оживился он, оценивая сквозь обложку бумажника его содержимое и толщину чековой книжки своих клиентов.
— Туризм.
— Тогда желаю удачи! Ариведерчи!
— Ариведерчи! — ответил Г унтер.
Ларкара Рочча находился в семидесяти километрах от Палермо, в центре острова. По мере удаления от моря дорога начинала петлять, подыматься вверх между ущельями и лесными зарослями. Маленькие белые селения, уснувшие среди виноградников и фруктовых садов; стада овец, которые пасут мальчишки с круглыми щеками; бородатые патриархи, сидящие на скамьях; женщины в черном, отворачивающие лица, когда мимо проходит чужой человек,— вот какой предстала перед ними древняя Сицилия, когда хваленая агентом «ланчия» карабкалась к Колизинетта.
— Арабы оставались здесь слишком долго,— заметил Бассович.— Эта земля спала тысячу лет.
Они остановились позавтракать в таверне у дороги. Бассович смог отведать местные блюда, орошенные молодые; вином, терпким и душистым. В Ларкара Рочча приехали в самую жару. Городок расположился на половине холма, среди полей и виноградников. Им встретилась тележка., запряженная мулом. Возница равнодушно взглянул на них и отвернулся. Тощий пес трусил сзади.
Маленький городок казался пустым. Улицы были безлюдны и предоставлены кошкам и собакам.
Трое мужчин, сидящих на каменной скамье, посмотрели на них. подозрительно и неприязненно — их взгляды напоминали взгляды зверей в клетках. Мимо проходили женщины, одетые в черное, с бельевыми корзинами на головах.
— Если верить путеводителю, здесь есть гостиница,— сказал Бассович.— Отель «Августин».
Отель «Августин», недавно выкрашенный, был обращен зелеными ставнями в сторону тени от старых платанов, посаженных в глубине площади, возле водоема. В отеле имелся даже кафе-ресторан, единственный в Ларкара Рочча. В большом зале пахло опилками и жареным луком, но царила приятная прохлада. Около полудюжины мужчин, облокотившись па стойку, пили красное вино. Когда вошли Гунтер и Бассович, наступило молчание: все разглядывали иностранцев.
Подошел хозяин заведения, маленький, плешивый, с огромными черными, кустистыми бровями. Несмотря на то что он был свежевыбрит, его щеки и подбородок казались синеватой маской. Улыбка обнажила катастрофическую червоточину, уничтожившую эмаль его зубов. Кроме того, он был волосат, как обезьяна: шерсть доходила до кончиков пальцев. Золотые кольца и часы, очевидно, должны были демонстрировать достоинство их владельца, так же как и белые туфли с желтыми носами,— такие были в моде в благословенную эпоху Барсалинос в Марселе и Аяччо.
— Добрый день! — приветствовал он вошедших.
— У вас есть комнаты? — спросил Гунтер.
— Разумеется, синьоры! Замечательные комнаты! Вода и все прочее. Вы рассчитываете остаться здесь на несколько дней?
— Это зависит от дальнейшего. Пока мы этого не знаем.
— Я скажу, чтобы принесли ваш багаж. Джузеппи-на! — громко крикнул хозяин.
Из кухни, как мышка из норки, появилась девушка, одетая в черное. Она с опаской посмотрела на хозяина.
— Сходи за багажом синьоров и отнеси вещи в номера для гостей — шестой и пятый. Это лучшие комнаты,— торжественно заявил он.— Они заново отделаны.
Служанка выскользнула наружу, как тень. Гунтер последовал за ней, чтобы открыть багажник машины. Девушка ждала, стоя на солнце, с опущенными глазами и руками, вытянутыми вдоль узких бедер. Она так и не подняла глаз на клиента. Гунтер поставил на землю два чемодана.
— Не очень тяжело? — спросил он.
— О нет, синьор! — прошептала девушка.
Она схватила оба чемодана и потащила их к отелю. Затем вскарабкалась по деревянной, недавно вымытой лестнице, прошла по коридору, пол которого был выложен кирпичом, к открыла двери комнат. Поставив чемоданы на подставку в одной из них, девушка спросила, по-прежнему не поднимая глаз:
— Хотите, чтобы я открыла окна, синьор?
— Нет, спасибо, станет жарко,— ответил Гунтер.
Она уже почти исчезла так же молча, когда Гунтер окликнул ее.
— Синьорина?
Девушка остановилась и подняла на него свои огромные глаза с красивым, миндалевидным разрезом.
— Сюда приезжали какие-нибудь клиенты раньше нас?
Она покачала головой.
— Нет, на прошлой неделе никого не было.
— Спасибо.— Гунтер протянул ей билет в сто лир.
Маленькая служанка колебалась, потом осторожно взяла билет, сунула его в карман своего передника и исчезла, бесшумно закрыв за собой дверь.
Бассович приоткрыл ставни и бросил взгляд за окно. Оно выходило на площадь. Виден был каменный водоем в тени огромных платанов. За ним высоко устремилась вверх крыша церкви с папертью. Потом тянулись гряды белого камня, окруженные плантациями оливковых деревьев.
— Хотел бы я знать, где находится монастырь Санта-Рочча,— задумчиво проговорил Коста.
— Мы узнаем это завтра,—: сказал Гунтер.— Ведь мы вынуждены совершать туристические вылазки.
Они пообедали в ресторане со стенами, расписанными фресками дурного вкуса, вероятно, доморощенным художником. Там были и боги Олимпа, развлекающиеся в компании красивых голых девиц, все как одна похожих на Софи Лорен и Лоллобриджиду. Одна из фресок запечатлела отель «Августин», с его зеленью, платанами и плешивым хозяином, стоящим, скрестив руки, в античной позе на пороге своего владения. Чувствовалось, что он представлен здесь как достойный наследник прошлого.
Хозяин сам обслуживал их. Перед аперитивом он представился: Фредерикс ди Натто. У него была своя манера прислуживать: мизинец был поднят кверху, что должно было указывать на его добросовестность. Фредерико ди Натто хотел доказать, что по сервису его «Августин» мог соперничать с любым большим отелем в Палермо.