е! — заметил Бассович.
Ди Натто изо всех сил плюнул в сторону Джузеппины.
— Это еще не конец! — проворчал он.
— А мы еще и не начинали, мой нежный брат,— заявил Коста.
— Вы меня не запугаете!
Настоящий сицилиец, он сразу обрел твердость в присутствии девушки, с которой спал. Бассович улыбнулся.
— Джузеппина, сердце мое, пойди на кухню и приготовь нам черный кофе покрепче. Нам всем он понадобится.
— Да, синьор,— ответила служанка. Она с любопытством посмотрела на своего хозяина и спросила: — Что вы с ним хотите сделать?
— Кое-что неприятное,— ответил Коста.— Он сам тебе расскажет об этом. Иди!
Малышка с сожалением вышла и закрыла за собой дверь.
— Они легко становятся злобными, эти девушки,— обратился к ди Натто Бассович.— Во время войны женщины с пленными были более жестокими, чем мужчины. И уверяю тебя, эта крошка не станет церемониться с тобой, если ей разрешат действовать!
Ди Натто презрительно пожал плечами.
— Да, знаю, ты ее презираешь,— сказал Бассович.— Ты презираешь всех женщин! Ты самец, «махо», как говорят в Испании. Ты и господин, и мэр! «Бык» Ларкара Рочча! Берешь женщин и бросаешь их! Для тебя женщина — скотина! Она служит и в постели, и на кухне! Прислуга! Ты — мужчина!
Он сел напротив ди Натто и посмотрел на него в упор.
— И ты мужчина, потому что у тебя есть фаллос! Пенис! Живой половой орган. Это то, что делает тебя мощным самцом, этот твой фаллос в твоих штанах. Только в этой ситуации есть и другая возможность. Без фаллоса, без торжествующего пениса — нет больше мужчины, нет больше самца, нет «махо»-победителя, нет больше «быка» Ларкара Рочча. Что ты об этом думаешь, Фредерико?
Мэр слушал со все возрастающим беспокойством.'
Подумал ли о том, что ты, кто господствует в Рочча, ты, кто имеет всех женщин и даже девственниц, ты, кто заправляет всем и может делать все, что захочет,— ты станешь ничем, если потеряешь свой пол, свое мужское достоинство, свой пенис!
Говоря это, Бассович достал свой финский нож, знаменитый «пукка», острый, как бритва,— он всегда носил его с собой — и провел кончиком пальца по лезвию.
— Чтобы уничтожить мужское начало у мужчины, даже если он «бык», достаточно совсем малого, знаешь? Небольшой удар лезвия — и все Кончено: нет больше «махо», нет больше «быка»!
Ди Натто понял. Он посерел, и крупные капли пота потекли по его лицу.
— Как ты думаешь, что скажет Джузеппина, когда увидит тебя без твоего знаменитого пениса, твоего железного члена?
— Нет!..— пролепетал патрон «Августина».
— Держу пари, она станет смеяться,— продолжал Бассович.— Она уже сейчас достаточно позабавилась, когда увидела тебя, связанного, словно свинья. Так что же будет, когда она увидит, что тебя оскопили, как скотину?
— Нет! — завопил ди Натто.— Только не это!
— И она пойдет рассказывать об этом по всей Сицилии,— безжалостно добивал его словами Бассович,— и вся страна узнает, что хозяин Ларкара Рочча, Фредерико ди Натто, патрон — евнух!
Вопли ди Натто стали такими пронзительными, будто его и на самом деле оскопили. Он извивался в своих путах.
— Я вижу, что тебя не устраивает это,— сказал Бассович.— Тогда, полагаю, ты нам расскажешь все, что знаешь об этих четверых убийцах?
Ди Натто обмяк на своем сиденье и бросил взгляд, полный ненависти и отчаяния, на Косту.
— Надеюсь, что когда придет твоя смерть, ты будешь подыхать медленно!
— Это пожелание, а не ответ! — возразил Бассович.— Итак?
Ди Натто молча кусал губы. Очень спокойно Бассович начал расстегивать брюки мэра Ларкара Рочча и задрал его рубашку.
— Нет! — заблеял ди Натто.— Я буду говорить! Я все скажу!
— Как говорят психоаналитики, мужчина испытывает невероятную привязанность к своему члену,— констатировал Бассович.— Мы слушаем тебя, супермен!
Ди Натто начал говорить хриплым голосом, с долгими паузами, закрытыми глазами, как человек, который истощил себя слишком большими усилиями.
Глава 10
— Ну что ж,— сказал Бассович, похлопывая ди Натто по щеке,— видишь, всегда в конце концов можно сговориться. Стоит только захотеть.
Он убрал свой кольт и посмотрел на Гунтера, который присутствовал при допросе с задумчивым и отсутствующим видом.
— Интересно, правда, все, что нам сказал Фредерико?
— Очень интересно,— согласился Гунтер.
— По-моему, нам нельзя больше медлить,— сказал Коста.— Эти типы очень оперативны. Сейчас как раз время посмотреть, что происходит в Санта-Рочча.
Гунтер кивнул. У него был какой-то странный вид, будто происходящее его не касалось. Он бросил недовольный взгляд на маленького плешивого человека, привязанного к стулу и мокрого от пота, потом вышел из комнаты.
Джузеппина была на кухне. Черный кофе дымился в чашках.
— Почему он так страшно кричал? — спросила она возбужденно. Глаза ее блестели.
— Он боялся потерять кое-что, полученное в наследство от отца,— ответил Бассович.
— Что? — спросила Джузеппина.— Что это такое?
Коста наклонился к ней и сказал несколько слов на
ухо. Девушка широко раскрыла глаза, потом смущенно фыркнула, прикрыв рот рукой.
— Ай! — воскликнула она.— Но ведь это замечательная мысль! Вы это сделали? — И Джузеппина мечтательно покачала головой.
— Нет.
— А! — разочарованно протянула она.
Гунтер и Бассович выпили по чашке очень крепкого кофе.
— Нам нужно нанести один визит.— Бассович погладил по щечке молодую служанку.— Спокойно жди нас.
Они вышли на свежий воздух. Ночь с сияющей луной была великолепна. Они влезли в свою «ланчию» и тихонько отъехали. Городок спал. Где-то залаяла собака. Ей ответили другие.
Ехали с выключенными фарами по небольшой, выложенной камнями дороге, которая поднималась к Санта-Рочча. Две фосфоресцирующие точки пересекли дорогу и исчезли в кустарнике — куница, лиса или дикая кошка.
Гунтер остановил машину у подножия холма, по другую сторону монастыря. Они хотели остаться незамеченными. Поставив «ланчию» позади изгороди, вышли и направились к монастырю, который'возвышался посреди черных силуэтов кипарисов. Остановившись в пятидесяти метрах от него, они осмотрелись.
— Здесь! — прошептал Гунтер, глаза которого видели ночью^ так же хорошо, как и днем. Он указал на небольшой фургон, стоящий во дворе монастыря. Красный кончик сигареты мелькнул в темноте.
— Они уже действуют...— проворчал Бассович.— Я бы сказал, они оперативны.
Гунтер проскользнул к входным воротам. Он продвигался бесшумно, как настоящий индеец. Просто тень...
Тренированный Коста, тоже двигающийся с необычайной легкостью для человека его сложения, с трудом поспевал за ним. Он тяжело дышал, когда они наконец достигли стен монастыря.
Гунтер бросил быстрый взгляд вокруг, потом, точно дикий зверь, перемахнул через каменную стену и мягко приземлился по другую ее сторону. Он двинулся по короткой аллее из оливковых деревьев и остановился метрах в шести от человека, который курил, опираясь о стен-ку фургона.
Гунтер выждал секунду, потом бесшумно пополз к углу стены, которая находилась не более чем в трех метрах от фургона. Достигнув цели, он выпрямился и прижался к стене. Слышно было, как шуршат подошвы оставленного бандитами часового, прохаживающегося перед входной дверью. Гунтер подождал несколько секунд, потом направился в его сторону. Он был уже достаточно близко, когда часовой заметил его, остановился и крикнул:
— Кто это?
— Я,— отозвался Гунтер.
В руках у часового он заметил такое же ружье, как у убийц в «Августине». Гунтер выпрямился и кончиками вытянутых пальцев — прием «укол пальцев» — ударил часового очень точно в солнечное сплетение. Указательный палец, твердый, как стальной стержень, попал в точку, называемую «куозен». Для такого удара не требуется большой силы, но необходима ювелирная точность. В этом случае — он смертелен. Гунтер именно так и ударил. Человек издал нечто вроде икания и рухнул безжизненной массой. Ружье выпало у него из рук. Гунтер подхватил ружье, не дав ему упасть на землю. Секундой позже к нему присоединился Бассович. Он равнодушно посмотрел на труп часового.
— Пошли.?
Гунтер легко перепрыгнул через три ступеньки, ведущие к входной двери. Она была полуоткрыта. Монастырь безмолвствовал. Слышны были лишь легкие всплески воды, текущей из фонтана в каменный водоем во дворе.
Вдруг справа прозвучал характерный звук лопаты, ударившейся о камень.
Мужчины прошли через двор и оказались у входа в маленькую часовню. Низкая стена отделяла их от небольшого кладбища, где община хоронила своих членов с момента основания монастыря, В начале его стоял крест. Остальное — голая земля, нечто вроде общего кладбища. Здесь на протяжении многих веков монахи хоронили бренные останки своих собратьев.
Гунтер сделал Бассовичу знак действовать как можно тише. Теперь хорошо было слышно хриплое дыхание и стук лопат о землю. Лучи ламп и электрических фонарей время от времени мелькали на стволах кипарисов.
Гунтер заглянул в щель двери часовни. Он увидел семь монахов, стоявших в углу, перед ружьями, которые наставили на них два человека в масках, скрывавших лица... Двое других, с закатанными рукавами рубашек, копались в яме. Среди монахов Гунтер узнал отца-настоятеля. На него было страшно смотреть. Отец Орландо изменился до неузнаваемости. Кровь текла из сломанного носа, из опухшего, в ссадинах, рта. Голова также была разбита. Его поддерживал старый монах, на лице которого застыло выражение ужаса. Кровь текла по его одежде, пропитывая ткань. Нужно было бить со страшной силой, чтобы довести человека до такого состояния — бить долго и жестоко.
— Ну, вы, там, поживей! — крикнул толстый человек, стоявший спиной к двери.— Мы торопимся!
Гунтер узнал эту массивную фигуру. Он был одним из тех, кто так щедро поливал свинцом комнаты отеля два часа назад. Он, видимо, был здесь главным.
— Пусть Господь всемогущий простит вас,— прошептал отец Орландо.