Сидя на краю кровати, зажав обрывки ночной рубашки на груди, Джузеппина с интересом наблюдала за этим спектаклем.
— А теперь убирайся! — приказал Гунтер.
Этторе бросил на него испуганный взгляд, выскочил в окно и исчез. Его шаги затихли вдали, Гунтер закрыл ставни.
— Он не сделал тебе больно?
Малышка потрясла своими темными кудрями, разглядывая царапины на плече.
— Нет, но я тоже здорово его укусила, прежде чем он успел залепить мне рот этой пакостью.
Она была восхитительна в лохмотьях рубашки, которые почти не прикрывали ее твердую, высокую грудь и длинные, стройные ноги. Золотистая кожа блестела в свете лампы. Освобожденная от своих обычных черных одежд и бесформенной юбки, Джузеппина предстала во всей своей трогательной девичьей красе.
—А теперь я тебя покину,— сказал Гунтер, так как начинал испытывать весьма недвусмысленный трепет при виде Джузеппины, более чем раздетой, на смятой постели.
Она подняла на него свои большие глаза, оттененные черными ресницами.
— Синьор?
— Да?
Девушка встала, и рубашка, вернее, то, что от нее осталось, соскользнула, обнажив очаровательную грудь. Она подошла к Гунтеру и положила свою маленькую ладонь на его руку.
— Я боюсь оставаться совсем одна.
Гунтер почувствовал легкий запах, который исходил от этого почти обнаженного тела. Джузеппина смотрела на него снизу с тенью улыбки.
— Чего ты боишься?
— Вдруг он вернется?
— Он не вернется.
— Вы не хотите остаться со мной? — прошептала она и тихонько прижалась к нему.
Гунтер почувствовал прикосновение ее маленького, твердого живота и нежной груди, ее волосы щекотали ему лицо.
Потом она встала на цыпочки, и Гунтер перестал задавать вопросы.
Джузеппина заснула лишь под утро. Гунтер несколько секунд смотрел на нее, спящую: она лежала на животе, с растрепанными волосами, и, полуоткрыв рот, улыбалась.
«Господи,— прошептал Гунтер, ощупывая свои болевшие плечи там, куда маленькая сицилианка вонзала свои ногти на протяжении всей ночи,— ну и девчонка! Вот это возлюбленная!»
В минуты наслаждения Джузеппина не издавала ни одной жалобы, ни одного стона. Она любила молча, страстно, с закрытыми глазами и сжатыми зубами. Время от времени открывала глаза и смотрела на своего любовника, снова глубоко погружаясь в молчаливый экстаз.
Гунтер встал и отошел от кровати, весь в поту. В маленькой комнате было жарко. Он взял полотенце и обтер тело.
— Милый...— прошептал сонный голос Джузеппины.— Что ты делаешь?
— Ничего, спи.
— Я больше не хочу спать,— возразила девушка. Она смотрела на него, улыбаясь сквозь сетку ресниц.
— А что ты хочешь делать?
— Поговорим,— попросила Джузеппина.— Сядь около меня, пожалуйста.
Гунтер растянулся возле маленькой сицилианки. Она положила свою темную головку ему на плечо.
— Послушай, ты первый мужчина, с которым мне было хорошо... Это правда, клянусь тебе! С другими мне было противно. Первый, кто меня взял, был управляющий моего отца, старик, от которого воняло, как от свиньи. Потом ди Натто нанял меня служанкой. Спать с ним было то же, что дотрагиваться до грязных вещей.
Гунтер равнодушно погладил ее плечи. Он находил девушку очаровательной. Ему нравилось ее тонкое, нервное тело, ее свежие губы, запах ее кожи. Но он не обращал внимания на сентиментальную болтовню женщин. Никогда. Пока маленькая служанка рассказывала тихим голосом о своей жизни, он думал о другой женщине, умершей, о той, что отдыхала, набальзамированная и размалеванная, в своем гробу со стеклом в хранилище часовни. Думал о роковой судьбе этой женщины, вышедшей из народа, так же как и Джузеппина, и ставшей после триумфальной жизни принципом, идеей, силой, которая могла и через десять лет после ее смерти изменить политическую карту одного из континентов. В возрасте Джузеппины она была, вероятно, очень похожа на нее — только что блондинка... Работала у богатых кастильских буржуа и, как Джузеппина, наверное, рассказывала про свою жизнь любовникам.
— С тобой это — как будто купаешься утром в море,— продолжала Джузеппина,— как будто солнце высушивает воду на коже.
Теперь мысли Гунтера сосредоточились на диктаторе в отставке, президенте, стареющем в своем мадридском дворце. Вспоминает ли он еще о Мерседес? Помнит ли о светловолосой мадонне, вместе с которой он так часто слышал оглушительный рев толпы под балконом президентского дворца? А если да, то о ком? О восхитительной девушке-блондинке в ее двадцать лет или об этом раскрашенном лице с восковой улыбкой для вечности?
— Восковой...— Гунтер резко выпрямился на кровати.
— Любовь моя, что происходит? — с беспокойством спросила девушка.
— Ничего, спи! — резко ответил Гунтер.
Он спрыгнул с кровати и отправился будить Бассовича, который спал сном праведника.
— Пошли!
— Куда это? — зевнул Бассович.
— Посмотрим на мумию.
— Зачем?
— У меня есть идея.
Бассович одевался, недовольно ворча. Он последовал за Гунтером, который прошел через двор и направился к часовне. Дверь была открыта. Гунтер вошел и зажег свой электрический фонарик. В одном из склепов он увидел гроб, стоявший на подставке. Гунтер принялся освобождать крышку.
— Что это на тебя нашло? — спросил Бассович.— Она внутри, мы это знаем!
— Помоги! — коротко сказал Гунтер.
Бассович вздохнул, пожал плечами и в свою очередь начал орудовать ножом. Шесть болтов были вынуты, крышка положена на пол. Обнажился второй гроб, со вставленным стеклом, за которым улыбалось фарфоровое лицо, в обрамлении знаменитых светлых волос, с закрытыми глазами.
— Итак?— спросил Коста.
Прижав фонарь к стеклу, Гунтер разглядывал это лицо. Потом что-то проворчал и принялся освобождать крышку от серебряных болтов.
— Это еще зачем? — спросил Коста.
— Увидишь!
— Хорошо!
Бассович стал помогать ему. Вторая крышка потихоньку поддалась. Изнутри гроб был выложен белым шелком. Оба нагнулись.‘
— Боже мой! — воскликнул Коста.
У головы блондинки не было тела. Ниже бюста белое платье покрывало матрац. Осторожно, кончиками пальцев, Гунтер коснулся воскового лица, потом поднял его. Голова легко отделилась от бюста, к которому она была прикреплена простой деревянной планкой,— восковая голова, на которую был надет пышный парик блондинки.
Глава 13
Наступило молчание. Оба смотрели на голову манекена при свете электрического фонаря с какой-то иронической улыбкой. Потом Бассович свистнул сквозь зубы.
— Что вы на это скажете? — прошептал он с заинтересованным видом.— Простой манекен! Мы притащили женщину из воска!
— Во всяком случае, это хорошая имитация.— Гунтер рассматривал великолепно выполненную маску.
— Она похожа,— признался Бассович.— Но как вы об этом догадались?
— Сам не знаю. Трудно сказать. Какое-то смутное ощущение, когда я увидел ее в часовне монастыря. Мне казалось, что я смотрю на восковую голову.
— Ничто так не похоже на набальзамированный труп, как манекен из воска,— заметил Бассович.
Он сел на каменную ступеньку склепа и вздохнул.
— Да, Ватикан принял все меры предосторожности. Может быть, существует еще двадцать манекенов, похожих на Мерседес Руйц-Ибарра, похороненных в двадцати монастырях Италии и других странах. Это здорово придумано!
Гунтер осторожно положил восковую голову.
— Они запутали следы. Но тем не менее у нас есть подтверждение тому, что мы на правильном пути.
— Какое же?
— Мафия,— коротко ответил Г унтер.— Мафия тоже замешана в это дело с мумией. Почему?
— Не знаю,— проворчал Коста.
— Если нам удастся узнать, почему главари международной «Коза ностра» интересуются мумией Мерседес Руйц-Ибарра, мы сделаем огромный шаг вперед.
— Они не умнее нас! — проворчал Бассович.— Мафиози они или нет, но напали-то тоже не на ту мумию, как и мы с вами!
— Да,— задумался Гунтер.— Но почему они охотились за ней?
В склепе было прохладно. Длинные тени скользили по стенам, на одной из которых был изображен Христос среди римских легионеров с бицепсами культуристов, а Святой Михаил, красивый, как купидон, пронзал отвратительного зеленого дракона.
— Но ведь они охотились именно за этой мумией,— продолжал Гунтер.— Они настолько жаждали завладеть ей, что, не колеблясь, убили монсиньора, мать-настоятельницу и бедного францисканца, не считая покушения на нас обоих. А ведь «Коза ностра» никогда не убьет священнослужителя, если сможет избежать этого!
— Я знаю,— сказал Бассович.— Значит, для этого у них были серьезные основания.
Гунтер приложил голову из воска к бюсту, потом осторожно стал обшаривать матрац из белого шелка, на котором лежал манекен. Он приподнял его и стал осматривать доски, на которых тот покоился. Потом ударил по ним согнутым пальцем. Бассович со вниманием наблюдал за этими манипуляциями.
— Вы предполагаете, что там есть двойное дно?
— Похоже на то.
— Да-а! — задумчиво протянул Коста.— Это, действительно, сможет объяснить многое.
Они медленно принялись за работу: переложили манекен и прекрасное платье на пол, осторожно вынули подушку и шелковый матрац и стали рассматривать низ гроба. На первый взгляд он казался совершенно обычным, однако сразу можно было заметить: глубина его не соответствует толщине дна.
Гунтер тщетно пытался просунуть лезвие ножа между досками. Потом сантиметр за сантиметром он обследовал болты, которыми было прикреплено дно гроба. Он увидел, что их два в голове гроба и только один — на всю остальную площадь дна. Гунтер их отвинтил — болты легко поддались. И сразу верхняя часть отошла, и две планки скользнули одна под другую. Появилось отверстие, которое Гунтер осветил лучом своего фонарика. Он различил стоящий на дне металлический ящик, похожий на коробку от обуви. Вынув его и осмотрев, Гунтер обнаружил, что ящик тяжел и заперт на ключ.
— Что в нем, по вашему мнению? — заинтересованно спросил Коста.