Два раза в день Этторе или синьор Бенефекто приносили еду в большой корзине. Джузеппина накрывала на стол и обслуживала мужчин за едой. Этторе не открывал рта, пока находился в большом зале. Он подчеркнуто презрительно смотрел на стену и уходил, унося свою корзину.
Джузеппина наполняла помещение смехом и песнями.
Она протирала и натирала все, что было возможно. Зашивала и гладила одежду Гунтера и Бассовича, а ночью занималась любовью.
— Любовь моя,— говорила она Гунтеру,— нам нужно остаться жить здесь, около этих добрых монахов. Разве это не замечательно?!
Гунтер пытался представить себе физиономию И. С., если бы он мог слышать то, что предлагала девушка, и видеть двух своих асов оперативной группы, грызущих салями, босыми ногами топающих по траве монастырского городка и слушающих смуглую девочку, поющую свои песенки... С ним, без сомнения, случился бы сердечный приступ!
Синьор Бенефекто приходил каждый вечер, чтобы осведомиться от имени отца-настоятеля о здоровье его гостей и спросить, не надо ли им чего-нибудь. Потом удалялся, оставляя после себя стойкий запах навоза.
В этот вечер Бассович мечтательно смотрел, как солнце опускалось за холмы, возвышающиеся над монастырем. Морской бриз принес сладкий запах миндаля.
— Мы долго еще задержимся здесь? — спросил Коста.
— Не знаю,— ответил Гунтер, который жевал соломинку, стоя около нагретой солнцем стены.
Заметьте, что такого рода жизнь меня совершенно устраивает,— сказал Бассович.— Я мечтатель и созерцатель: непорочная сторона нашего существования здесь не оставляет меня равнодушным. Разве что я чувствую себя немного одиноким.
Он бросил красноречивый взгляд на Джузеппину, которая пришивала пуговицы в нескольких шагах от них, вытянув на солнце голые ноги.
— Я могу попробовать поговорить с Джузеппиной,— предложил Гунтер.
— Знаю, вы настоящий друг,— с чувством произнес Коста.— И вы не лишены сострадания, но не только обо мне идет речь. Существует настоящая мумия, которая где-то спрятана и которую мы обязаны найти.
— Я знаю,— откликнулся Гунтер без особого энтузиазма.
— То, что интересует И. С., нашего уважаемого шефа, это не ящик с драгоценностями, а тело самой Мерседес^
— Конечно,— согласился Гунтер.
— И полагаю, что, загорая на солнце и поедая салями добрых отцов Санта-Маргарита, мы не сможем отыскать ее.
— Я не утверждал бы это столь категорично!
Бассович вопросительно посмотрел на него, потом пожал плечами и закрыл глаза, снова погрузившись в дрему, сложив руки на животе.
В этот вечер они отведали фантастический омлет с ветчиной, запивая его молодым вином, и закончили все это овечьим сыром.
— Доброй ночи вам обоим,— сказал Коста.
Бассович закурил сигару, подарок синьора Бенефекто, и отправился в свою комнату.
Он еще курил, лежа на кровати, когда в дверь постучали. Потом она отворилась, и появилась Джузеппина. Она приблизилась с опущенными глазами к кровати, вся розовая от смущения.
— Синьор Коста...— робко начала девушка.
— Да, мое сердце?
— Это правда?
— Что правда?
— Что вы несчастны?
-- Несчастен?
— Да, из-за меня!
Бассович осторожно положил свою сигару, сел на кровати и тихонько взял руки маленькой сицилианки. Он, безусловно, обладал даром разговаривать с сентиментальными женщинами, поэтому покачал головой и улыбнулся болезненной улыбкой.
— Откуда ты это знаешь?
— Синьор Г унтер сказал мне.
— А! — мрачно воскликнул Коста.— Он не должен был этого говорить! Он же мне обещал!
— Но это правда?
— Да, правда! — с дрожью в голосе ответил Коста.
— Вы влюблены в меня?
— Как же могло этого не случиться?! — с пафосом произнес Бассович, руки которого уверенно обхватили тонкую талию Джузеппины.— Ты тут, молодая, красивая, очаровательная, желанная!.. Я вижу, как ты ходишь. Я вдыхаю твой запах, и ты хочешь, чтобы я не был влюблен в тебя?! Потом есть еще ночь...— добавил он, понизив голос и опустив голову.
— Ночь?
— Да, ночь. Ночь, когда я слышу тебя, занимающуюся любовью. Вот это самое ужасное!
Джузеппина смотрела на него сочувственно. Очень немногие женщины способны слушать, как мужчина говорит, что он несчастлив из-за них, и не испытывать к нему при этом нежного сочувствия и даже желания утешить его. А у Джузеппины было нежное сердце...
— Синьор Коста, не надо этого,— мило проговорила она.
Джузеппина не обращала внимания на руку Бассо-вича, которая достигла как бы невзначай складки у бедра. Или, точнее, почувствовала, не отдавая себе в этом отчета. У Бассовича была манера мягкого туше большого пианиста и отличное знание зон повышенной чувствительности у женщин. Вся поглощенная нежностью и жалостью к доброму Косте, она не осознавала еще волнения, которое постепенно овладевало ею, наивно принимая его за простое выражение симпатии. Она говорила изменившимся голосом, которому сама удивлялась, не отдавая себе отчета в том, что опытные пальцы мужчины овладели решающей позицией и без труда освободили ее от юбки.
— Синьор Коста,— пробормотала она,— я не хочу, чтобы вы были несчастны...
Что же тогда делать? спросил Коста, который чувствовал под своими осторожными пальцами нежную и гладкую кожу девушки.— Что делать?
Джузеппина закрыла глаза и выгнулась, когда руки Бассовича достигли предела и замерли в нежном сжатии.
—Я не знаю, — задыхаясь, пролепетала она.
Потом слегка застонала. Она не привыкла к любовным тонкостям, в которых Коста был мастер. Синьор ди Натто пренебрегал этими преамбулами. Коста же считал это счастливым началом дальнейшей операции.
— Синьор...— лепетала девушка.— Синьор... Я не знаю, что делать.
— А я знаю,— ответил Бассович, осторожно опрокидывая ее поперек кровати. И это он демонстрировал Джузеппине до наступления утра.
На седьмой день, после завтрака, отец-настоятель позвал Гунтера и Бассовича в свой кабинет. У монаха был весьма веселый вид.
— У меня для вас хорошие новости, сыновья мои! Я получил сообщение от Ордена, приказывающего мне обеспечить вам возможность доехать до Неаполя, где вас примет представитель Секретариата.
—А тело? — спросил Гунтер.
— Вы увезете его с собой, хвала Богу! — с облегчением сказал святой отец.
— А эта девушка, Джузеппина?
— Да, разумеется,— ответил настоятель.— Брат из Санта-Рочча рекомендовал нам ее. Мы сделаем так, чтобы она доехала до Рима, и устроим ее у людей достойных.
— Благодарю вас,— обратился к нему Бассович.— Это ребенок, к которому мы очень привязаны.
Настоятель закашлялся и опустил глаза.
— Естественно... совершенно естественно,— повторил святой отец.
— А каким образом мы достигнем Неаполя?
— Вас доставит одно судно — прямо от Санта-Маргарита ди Пуло. Судно, ведомое верным человеком. Вам понадобится для этого примерно двадцать часов. Подождете в порту, когда за вами придут от имени господина Фонтини.
— Нам остается лишь поблагодарить вас, падре,— сказал Гунтер.
Маленький толстый монах благословил его.
— Пусть Господь всемогущий возьмет вас иод свою защиту! Да поможет вам Мадонна!
Джузеппина утонула в слезах, когда узнала, что должна с ними расстаться. Она рыдала, как ребенок, захлебываясь и всхлипывая.
— Я не хочу! — кричала девушка.— Я хочу остаться с вами.
— Будь благоразумна, моя милая,— уговаривал ее Бассович и неожиданно соврал: — Я женат, и у меня куча детей.
— Это мне безразлично, я люблю тебя и таким! Я люблю также синьора Гунтера, даже если он тоже женат и имеет кучу детей.
Гунтер вздохнул, гладя по голове маленькую сицилианку. Он страшно боялся женских слез и криков.
— Послушай, Джузеппина. Ты же знаешь, что нас разыскивает мафия и что мы не сможем тебя увезти. Это слишком опасно. Нужно, чтобы ты поехала в Рим. И мне необходимо, чтобы ты оказала нам одну услугу. Очень большую услугу.
Она смотрела на него покрасневшими глазами.
—Какую?
— Я оставлю тебе пакет, который ты отправишь по почте, как только окажешься в Риме. Это очень важно.
— Я отправлю пакет,— обещала Джузеппина.
Гунтер прошел в свою комнату, положил камни в пустую консервную банку, которую взял на кухне, прочно закрыл ее и заклеил изоляционной лентой. Потом завернул все в плотную бумагу и написал адрес резидента ЦРУ в Риме.
— Вот,— сказал Гунтер, передавая пакет девушке.— Как только ты приедешь в Рим, немедленно отправляйся на почту!
— Я сделаю это, любовь моя! — рыдала Джузеппина,.
Они отплыли ночью от укромной пристани, к которой пристали неделю назад. Синьор Бенефекто провожал их вместе с Этторе. Джузеппина настояла на том, чтобы тоже проводить их. Она не сказала ни слова во время пути и только держала в своих руках руки Гунтера и Бассовича. Она осталась стоять на берегу, пока мужчины поднимались на барку, которая должна была довезти их до рыбачьего судна, ожидающего на якоре в гавани.
— Этторе поедет с вами до Неаполя,— сказал управляющий.— Так будет надежнее. Он указал на ружье, которое красавчик Этторе держал в руке. Потом управляющий пожал руки обоим.
— Желаю вам успеха!
Хозяин барки помог пассажирам забраться на борт. Сам он был похож на старого Нептуна: бородатый, плешивый, высушенный солнцем и просоленный. К тому же он был очень широк в плечах и крепко держался на коротких ногах.
— Добро пожаловать на борт, синьоры! — обратился он к своим пассажирам.
Гунтер и Бассович помогли ему поднять гроб и спустить его в трюм. Потом они поднялись на мостик, чтобы еще раз взглянуть на тонкий силуэт Джузеппины, неподвижно стоявшей на берегу. Она подняла руку, когда судно тронулось, и они ответили ей. Девушка так и осталась стоять с поднятой рукой. Потом ее тонкий силуэт растворился в ночи. Они продолжали смотреть на берег.
— Это просто невероятно, как легко впасть в сентиментальность! — констатировал Бассович с удивленным видом.— Одна неделя в глухом месте, с травой, морем, синим небом и маленькой дикаркой, которая обожает заниматься любовью, и начинаешь задумываться и задавать себе вопросы о счастье, о мужской натуре...