Для меня было сущим мучением рассказывать все это пятерым людям, слушавшим меня в напряженном молчании. Наверное, я особенно нервничала из-за того, что не знала, как подойти к описанию первого антракта в театре, где я стала свидетельницей непонятной сцены между Грейс и доктором Хаднаттом.
Я пробормотала:
— Когда подошло время первого антракта, мы с Элейн побежали в театр. Мы...
— Вы видели Грейс? — впервые прервал меня лейтенант Трент.
— Да, видела.
— И она была одна?
Я чувствовала на себе не только взгляд доктора Хаднатта за мной наблюдали, также Мерсия и Пенелопа.
Они страшно нервничали, будто опасались, что я метну ручную гранату.
— Нет.— ответила я.— Она была с доктором Хаднаттом.— И, сделав небольшую паузу, добавила: — Они говорили о пьесе.
Сама не знаю, почему я солгала. Возможно, потому, что инстинктивно встала на защиту знакомых мне людей от безликой силы закона. И сразу атмосфера разрядилась.
Может, лейтенант что-то заметил, но промолчал и стал внимательно слушать о том, как странно познакомила меня Г рейс с Дэвидом, как она хотела передать мне три письма, по передумала, и о ее окончательном исчезновении вместе с морским офицером.
— Не могли бы вы нам сказать, кому были адресованы эти письма, мисс Ловеринг? — невозмутимо спросил Трент.
— Я видела только самое верхнее — оно было адресовано ее брату. И он его получил: письмо прибыло в больницу ночью.
— Благодарю вас, мисс Ловеринг.
Несмотря на некоторые противоречия, например исчезновение шубки, обнаружение тела так далеко от Нью-Йорка и Вентворта и история с этими письмами, дело кажется довольно ясным, не так ли?
Вопрос был обращен ко всем присутствующим, но мне показалось, что лейтенант подбросил нам крючок с наживкой.
Его заглотила Пенелопа Хаднатт.
— Совершенно верно,— согласилась она.— Не могу не выразить своего сожаления по поводу того, что не обратила внимания на эти слишком частые заказные письма... Грейс была трудной девушкой — она уже давно вызывала у меня тревогу. Если бы я только знала, что она все это тщательно скрывает...
— Так вот как вы на это смотрите, миссис Хаднатт? — задумчиво произнес детектив.— Пылкая любовная интрига, письма, возможно, тайные свидания с каким-то морским офицером, недозволенная привязанность друг к другу, которую следовало пресечь в'корне? Иными словами, вы предполагаете, что Грейс убил моряк?
Пенелопа вспыхнула:
— Разумеется, в данный момент у меня и в мыслях нет кого-то обвинять. Но этот человек должен был отвезти ее в колледж. Она не вернулась, а он до сих пор не появился. Я считаю, что полиция должна найти его.
— Я тоже. И поэтому звонил из Грейвилла в управление — там уже занялись его поисками. Вчера в Нью-Йорке не могло быть одновременно так уж много рыжих морских офицеров.
Потом уже другим гоном он обратился ко мне:
— Скажите, мисс Ловеринг, ваша приятельница хранила письма, присланные спецдоставкой?
Нет. По-моему, она уничтожала их, как только прочитывала... Впрочем, последнее, которое пришло вчера вечером, она сунула в карман шубки, одолженной у меня.
— Той, которая бесследно исчезла...
Трент обратился к преподавателям, застывшим в напряженных позах:
— А что скажут остальные? Вы все были в театре вчера вечером. Не можете ли что-либо добавить?
Пенелопа заявила ровным голосом:
— Я не видела ни Грейс, ни этого моряка, поскольку не вставала с места, так как неважно себя чувствовала. Я и поехала-то в театр только по просьбе мужа, который очень хотел, чтобы я посмотрела игру этой актрисы.
— А я видела Грейс несколько раз,— заговорила Мерсия, вновь подойдя к камину.— Наши места были в первом ряду балкона, и я время от времени смотрела вниз. Возможно, вам интересно будет узнать, что первые два акта Грейс сидела одна. Я почти уверена, что морской офицер появился лишь перед началом третьего.
— Почему вы проявили такой повышенный интерес к мисс Хау? — бесстрастно осведомился лейтенант.
Мерсия вспыхнула.
— Вполне естественно, что я заметила ее, потому что среди массы незнакомых зрителей в театре она была мне знакома. И потом, она — студентка нашего колледжа, и меня удивило, что не было других девушек...
— Понятно, не волнуйтесь, мисс Перриш.
Трент заглянул в записную книжку, потом посмотрел на декана мужского факультета.
— Вы видели Грейс, мистер Эппл?
Розовые щеки Большого Эппла вспыхнули.
— Нет, я вообще не видел мисс Хау в театре.— Откашлявшись, он обеспокоенно оглянулся на Хаднатта.— Правда, мы с доктором Хаднаттом вчера встретили девушку при довольно странных обстоятельствах. Но думаю, об этом он расскажет лучше меня.
Я заметила, как Мерсия Перриш невольно сжала кулаки. Трент тоже это заметил, но его голос оставался бесстрастным.
— Итак, доктор Хаднатт?
Но тот, выжав подобие улыбки, заявил, что Эппл лучше опишет инцидент.
— Ну что же,— пожал декан плечами.— Мы с Хаднаттом — члены строительной комиссии колледжа по сооружению новой лаборатории. Нам обоим пришло в голову, что можно сэкономить деньги, использовав для этой цели старую каменоломню, находящуюся примерно в полутора километрах от Нью-Йоркского шоссе. Вчера после ленча я прогуливался в этом направлении и встретился с Хаднаттом. Он только что побывал там, чтобы осмотреть место. Я решил воспользоваться случаем, чтобы принять окончательное решение, и попросил Хаднат-та вернуться туда вместе со мной. Вот тогда-то мы и увидели мисс Хау. Она сидела на груде камней в карьере. Настроение у нее было странное: она горько плакала. Очевидно, она ранее разговаривала с Хаднаттом, и он...
— Полагаю, лейтенант Трент получит более точное представление, если дальше продолжу рассказ я,— вмешался Хаднатт с плохо завуалированным сарказмом — Декан Эппл нарисовал душераздирающую картину, но по сути дела он прав. Грейс Хау действительно плакала, и — в известной мере — причиной ее слез был я.
— Должен ли я из этого заключить, что в карьере; у "вас было свидание с мисс Хау? — спросил Трент с угрожающим спокойствием, которое впечатляло больше, чем любой окрик.
— Ни в коем случае. Когда я хочу поговорить с кем-либо из моих студентов, то делаю это в своем кабинете. Мисс Хау поехала вслед за мной в каменоломню по собственной инициативе. Я могу только предполагать, что близость выпускных экзаменов сделала ее немного неуравновешенной, поскольку то, что она мне наговорила, можно объяснить только нервами.
Я обратила внимание на то, что, говоря все это, он неотрывно смотрел на жену.
— Она захватила с собой две последних своих работы, за которые получила тройку. Одно время эта студентка подавала большие надежды, но постепенно сдала свои позиции. Она хотела поговорить со мной об этих работах и потребовала объяснить, почему я поставил ей такие низкие отметки, да еще и обвинила меня в предвзятом к ней отношении.
Я постарался ее убедить, что работы были выполнены весьма посредственно, и посоветовал усиленно готовиться к экзаменам. А когда понял, что мое присутствие ее явно раздражает и только вызывает истерику, я уехал.— Он помолчал и добавил: — Вот почему она плакала, когда мы с деканом Эпплом приехали туда.
И тут Трент задал неожиданный вопрос:
— Знала ли Грейс Хау, что вы собираетесь вечером в театр?
— Возможно, я упомянул об этом, но точно не помню.
— Но вы с ней беседовали во время первого антракта?
Все присутствующие замерли. Вряд ли это ускользнуло от внимания лейтенанта.
— Да,— удивительно спокойно ответил Хаднатт,— я с ней разговаривал.
— И она продолжила сцену, начатую в каменоломне?
— Нет... Как сказала мисс Ловеринг, мы говорили о пьесе. Кажется, она попросила меня перевести какие-то стихи на английский.
Он солгал: я не только расслышала, но и запомнила его слова.
— Какие именно, доктор Хаднатт?
— Прошу прощения, но я не помню. Мне кажется, мисс Ловеринг слышала наш разговор. Может быть, она вспомнит.
Хаднатт, разумеется, понимал: я знаю, что это ложь, но на всякий случай, в такой вот странной форме, просил его поддержать. Не легкое же дело вспомнить что-то из «Федры»! Но все же у меня в мозгу всплыла одна знаменитая строчка, которую я и выпалила отнюдь не на безукоризненном французском языке. Произнося ее, я сообразила, что при переводе мне не избежать слова «кворри», имеющего два значения: «каменоломня» и «добыча, преследуемая жертва».
Лицо Хаднатта моментально просветлело. Лейтенант наблюдал за нами обоими.
— Надеюсь, мисс Ловеринг, вы сжалитесь над невежественным полицейским и переведете это на английский?
Я была уверена, что он знает перевод, однако пробормотала:
— Венера, вцепившаяся, как мрачная смерть, в свою жертву.
И была поражена изменившимся выражением лица доктора Хаднатта, когда он услышал эти слова. Улыбка исчезла, лицо было не просто напряжено — он казался измученным, выжатым как лимон.
Я совершенно ничего не понимала.
В комнате воцарилась гнетущая тишина. Я почти физически чувствовала, что Роберта, Пенелопу и Мерсию мучает общая тревога.
И повернулась к лейтенанту. Заметил ли он? Конечно заметил. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, его губы кривились: то ли улыбка, то ли усмешка. Я была уверена, что лейтенант достиг какой-то заранее запланированной цели.
Молчание казалось невыносимым. Лишь через несколько секунд, медленно, даже с какой-то ленцой, Трент поднялся на ноги.
Насмешливо прищурившись, он поочередно посмотрел на Роберта, Пенелопу, Мерсию и, наконец, на Большого ЭпПла.
— Благодарю вас. Огромное спасибо. Вы все мне очень помогли.
Глава 7
Неожиданно лейтенант Трент превратился в самого обычного респектабельного офицера. Он повернулся к Эпплу:
— Как мне сообщили, ваш отец — поверенный семейства Хау, не так ли? Я буду вам крайне признателен, если вы просветите меня относительно финансового положения этой семьи.