– Что именно говорили маменька с папенькой? – спросила я у Степушки.
– Точно не помню. Сколько мне лет-то было? Я, скорее, помню эмоции, ощущения. Общее впечатление. Они считали, что он тебе не подходит. А Алексей считал, что как раз подходит. Ведь это он тебя познакомил с Забелиным. Маменька с папенькой считали, что специально.
– У них была для меня другая кандидатура?
– Тогда вроде нет. Но можно же было немного подождать. Обязательно появился бы другой жених.
Почему Забелин на мне женился? Пора было жениться. Как я говорила, он не голытьба, но… Теперь он очень даже обеспеченный мужчина. У него хорошее жалованье, нет долгов, не пьет, не играет, приближен к императору. И графский титул. Но тогда, когда он на мне женился… Когда меня с Забелиным познакомил Лешенька…
Чья была идея? Лешенька хотел графский титул для меня и моих детей, своих племянников? Я понравилась Забелину? Он выяснил, какое приданое за меня дадут? Они просто гуляли с моим братом и заговорили обо мне, и оба решили: а почему бы и нет? Станут родственниками. Они ведь на самом деле дружили. Лешенька шафером был на нашей свадьбе.
У Лешеньки больше не спросишь. Смогу ли я что-то такое спросить у Забелина? Ну, если будем разводиться, то смогу.
Но я ведь влюбилась тогда в Забелина… Сердце юной красавицы жаждало любви. Он оказался в нужное время и в нужном месте.
Глава 10
Про кирпичи нам рассказал следователь, уже в Костиной квартире. Мы даже все подошли к проему и их осмотрели. Следователь сообщил, что эксперт-строитель, к которому обращался Следственный комитет, даже попросил себе на память один целый кирпич. И также сказал, что у Кости явно попросят экспонат для Музея истории петербургского кирпича. Мы с Костей про него даже не слышали. Следователь признался, что и он тоже.
Музей работает в Санкт-Петербургском государственном архитектурно-строительном университете. Основан одним из университетских профессоров, который заинтересовался кирпичами еще в детстве, в годы блокады – стал собирать их с развалин домов, разрушенных во время бомбежек и артобстрелов. Под руководством этого профессора обследовалось свыше восьмидесяти зданий в Петербурге, Ленинградской области и в других местах. Например, он обследовал Исаакиевский собор, Гостиный двор, Юсуповский дворец, Строгановский дворец, Шереметевский дворец, гостиницы «Астория» и «Англетер». В Великом Новгороде он обследовал Кремль, в Вологде Софийский собор. И он сохранял кирпичи, извлеченные из обследованных стен. Вначале открыл выставку, которая в дальнейшем превратилась в музей. В нем представлено свыше четырехсот образцов петербургской стеновой керамики (это мы говорим «кирпичи», а официально это стеновая или строительная керамика). Экспонаты были сделаны в период со времени основания Петербурга до конца девятнадцатого века. В музее даже есть модель старинной печи для обжига кирпича, уменьшенной в двадцать раз (иначе ставить было бы некуда).
Я не поняла, как собирались кирпичи для музея. То есть, если дом разрушен – вопросов нет. Но если там представлены кирпичи из известных исторических памятников и объектов культурного наследия? Я понимаю, что в России возможно все. Но их что, из стен выковыривали? И вместо них вставляли современные?
Следователь рассмеялся и пояснил, что у нас в городе (и явно не только у нас) периодически проводится обследование жилых зданий и промышленных сооружений, памятников архитектуры – в обязательном порядке. Необходимо выявлять износ стен зданий, возведенных в XVIII–XIX веках, а таких зданий в нашем городе много. При обследовании кирпичной кладки стену вскрывают на глубину до полуметра. Обычно частично копают вдоль фундамента, чтобы осмотреть и его, иногда частично разбирают стены и заменяют старый стеновой материал на новый. При таких исследованиях и работах проводится не только укрепление фундамента и стен, но и прогнозируется долговечность сооружения в целом. И во время таких исследований и работ извлекались старые кирпичи, часть которых теперь можно увидеть в Музее истории петербургского кирпича, а по их клеймам определялись фамилии владельцев кирпичных заводов. О заводах, их техническом оснащении и продукции у специалистов собрано достаточно информации – и это тоже помогает оценить долговечность сооружений.
– Как я понял, кирпичи восемнадцатого и девятнадцатого веков очень сильно отличаются. Во‐первых, в девятнадцатом веке уже почти на всех ставилось клеймо или просто писалась фамилия владельца завода-изготовителя, что можно считать брендом. Кирпичи девятнадцатого века более прочные и имеют правильные геометрические формы.
– Удалось определить, какого века здесь кирпичи? – спросила я, кивая на частично взорванную стену.
Следователь обратил наше с Костей внимание на частично обломанный кирпич, где четко читалось несколько букв: «Свiрид».
– Должно быть «СвiридовЪ», – пояснил он. – Мы тут без вас парочку целых вытащили, их и показывали эксперту. И у вас попросят целые, как я уже сказал. Один у нас пока останется в качестве вещдока. Один эксперт забрал для изучения, но хочет навсегда себе оставить.
Следователь пояснил, что Свиридовы были известными производителями кирпичей на протяжении примерно полутора веков, потом их заводы были национализированы советской властью. Они строили заводы там, где планировалось масштабное строительство и имелись подходящие глина и песок. В конце восемнадцатого века и начале, а то и всей первой половине девятнадцатого века возить кирпичи на дальние расстояния было крайне невыгодно. Россия всегда «славилась» своими дорогами, да и современный транспорт отсутствовал. Проще было на месте построить небольшой заводик, потому что иначе можно было получить один бой. Не довезти кирпичи целыми!
Поэтому строительство небольших заводиков на осваиваемых территориях стало обычным делом. В качестве примера можно привести известную усадьбу Приютино, одну из немногих сохранившихся до наших дней усадеб первой половины девятнадцатого века, место встреч цвета русской поэзии, музыки и живописи. Сейчас в ней работает музей. Принадлежала она Алексею Оленину, дочери которого Пушкин посвятил стихотворение «Я вас любил…». И усадьба, и окружающие ее здания построены из неоштукатуренного красного кирпича, который производили рядом. Даже в наше время до реставрации «Дороги жизни» туда было сложно добраться, а уж про времена Пушкина и Грибоедова и говорить нечего.
Такое положение вещей наблюдалось по всей России. И у Свиридовых насчитывалось порядка десяти заводов, причем не только в окрестностях Санкт-Петербурга.
– А дом этот из свиридовских кирпичей строили? – спросил Костя.
– Нет. Дом второй половины восемнадцатого века. Неизвестно, был ли у Свиридовых тогда хоть один завод или нет. Развернулись они в девятнадцатом веке, скорее – в самом конце восемнадцатого. И на строительство домов в Санкт-Петербурге они кирпичи не поставляли. Как я уже сказал, они строили заводы на территориях, которые люди начинали осваивать. Петербургский рынок до них был захвачен и поделен. А возить сюда кирпичи было проблематично – как я вам тоже уже объяснил.
– Но для этой стены привезли, – рассмеялась я.
– Значит, дело было семейное. И для этой стены, для себя пригнали две или три подводы. Скорее, три. Да, я же не успел вам сказать! В квартире тоже проживали Свиридовы!
Мы с Костей моргнули.
– Производители кирпичей? Заводы имели в области – или тогда были губернии? – а жили в Петербурге?
Следователь пояснил, что сначала на территории Ленинградской области была Ингерманландская губерния, образованная в 1708 году, ее в 1710 году переименовали в Санкт-Петербургскую, в 1914 году она стала Петроградской, в 1924 после переименования города – Ленинградской областью.
У Свиридовых была контора в Санкт-Петербурге, общее управление велось отсюда. Но на каждом заводе имелся свой управляющий. Семьи тогда были большие, можно было набрать родственников на все заводы. Но в этой квартире жили другие Свиридовы, хотя, вероятно, родственники производителей кирпичей.
В Костиной квартире почти сто лет жили Свиридовы-врачи.
– И что с ними случилось после революции?
– Многие перебрались в США. Еще до революции. Удивительно, что первый Свиридов‐врач уехал в США еще в тысяча восемьсот тридцать пятом году. Часть других жила здесь до самой смерти, часть перебиралась за океан.
– А удалось определить время производства кирпича, из которого сложили эту стену? – опять спросила я.
– Эксперт считает, что двадцатые годы девятнадцатого века. Он забрал образец для изучения – как я вам уже сказал – и обломки. Точно скажет через несколько дней.
– То есть…
– Патологоанатомы считают, что мумии двести лет. Тоже сейчас проводят дополнительные исследования. Получается, что клад здесь прятали не перед революцией тысяча девятьсот семнадцатого года, а в двадцатые годы девятнадцатого века. Такой клад точно представляет историческую ценность.
Меня лично больше интересовало, почему его здесь спрятали. И откуда про него узнала Лилька?!
Следователь также сообщил нам весьма любопытную вещь: первый уехавший в США Свиридов‐врач прославился изучением вопроса рождения близнецов от разных отцов.
– В первой половине девятнадцатого века? – воскликнула я. – Каким образом это тогда можно было определить? ДНК-тестирование когда появилось?
Следователь ответил, что в 1990‐е годы. До этого проверяли по анализу крови, но точность оставляла желать лучшего. Но первый случай беременности двойней от разных мужчин был документально зафиксирован в США в 1810 году американским врачом Джоном Арчером. Он принимал роды у белой женщины, которая родила близнецов с разным цветом кожи. Она призналась врачу, что у нее был половой контакт и с белым, и с черным мужчиной примерно в то время, когда она забеременела.
– Но у нас-то от кого было рожать чернокожего ребенка? – воскликнула я.