И только через пару секунд Джонатан понял, что не ошибся. К нему действительно приближался табун перепуганных насмерть лошадей. Обезумевшие животные неслись к носу парохода. Джонатан тоже обратился в бегство.
Американцы завернули за угол и попрыгали в воду с правого борта, но Джонатан не стал медлить и бросился в Нил с левой стороны судна. Очутившись в реке, он все еще продолжал размышлять о том, что же случилось с его сестрой и тем самым американцем.
На правом борту, где пассажиры так же отчаянно бросались в воду, О'Коннелл и Эвелин неожиданно столкнулись со своим навязчивым партнером, бывшим начальником каирской тюрьмы. Он ждал своей очереди, чтобы подойти к перилам и перемахнуть через них в реку. О'Коннелл повернулся к нему спиной.
– Плыви к дальнему берегу,– приказал он Эвелин.
Однако все пассажиры «Ибиса» направлялись к ближнему.
– Но почему? – резонно спросила девушка.
– Надеюсь, ты умеешь плавать, – утвердительно произнес Рик.
– Разумеется, если того требуют обстоятельства.
Вокруг них поднимались клубы дыма, языки пламени лизали дерево, кричали люди, ржали лошади, слышался стук копыт.
– Глядя на все, что происходит сейчас, – кивнул он, – я бы сказал, что обстоятельства весьма настойчиво требуют этого.
Он поднял ее на руки, словно был женихом, Эвелин – невестой, а перила – порогом дома молодоженов.
– Поставь меня на место! – потребовала девушка. – Отпусти меня!
И он действительно отпустил ее. Но только по ту сторону перил, в воду, и нырнул следом за ней.
Вода оказалась ледяной, и Эвелин удивилась: как может река, протекающая через пустыню, быть такой холодной? Некоторое время девушка барахталась в воде, задыхаясь и отплевываясь, пытаясь сориентироваться. Почему-то все люди и животные плыли к ближнему берегу.
Однако О'Коннелл решительно направлялся к дальнему.
Она послушно последовала за ним и через некоторое время успешно вскарабкалась на крутой берег. Здесь она не без удовольствия обнаружила своего брата. Он стоял возле Рика, и оба они, мокрые и уставшие, дрожали от холода.
Ночная рубашка Эвелин прилипла к телу, но девушке даже не пришло в голову подумать о том, что сейчас: она оказалась перед мужчинами почти голая. Во всяком случае она так и не осознала этого, пока не увидела жадный и восхищенный взгляд О'Коннелла, который молча любовался ее красотой. Ей даже показалось, что по подбородку у него стекает не струйка воды, а слюна...
Выжав воду из подола ночной рубашки, она резко заметила:
– Перестаньте даже думать об этом! Мы же потеряли все на свете, идиот! Все инструменты, оборудование...
– Ну, не совсем все, – ответил О'Коннелл и кивком указал на джутовый рюкзак, покоящийся у его ног.
Вскоре на берег вылез начальник тюрьмы Хасан. Он напоминал огромную рыбу, выбросившуюся из воды.
– Я прислушался к вашему совету плыть к дальнему берегу, – пояснил он свое появление, обнажая в улыбке знаменитые зеленые зубы.
– Как я рад, что ты не утонул! – в сердцах сплюнул О'Коннелл.
Объятый пламенем «Ибис» медленно плыл по течению в ту сторону, откуда прибыли путешественники. Корпус судна постепенно погружался в пучину вод. А там, на другом берегу, возле американцев суетился маленький тщедушный мужчина в черной одежде и красной феске. Охотники за сокровищами ловили лошадей и верблюдов. Перепуганные и усталые животные даже не пытались убежать.
– Мы потеряли карту, – мрачно сообщила Эвелин брату неприятную новость.
– Но зато у нас есть вот это, – неунывающим голосом отозвался Джонатан и вытащил из-за пазухи золотую шкатулку. – Разве я поддался панике? Конечно, нет.
– Что ж, неплохо. Молодец! – кивнул О'Коннелл, и Джонатан просиял оттого, что его похвалили.
– Эй, Рик! – раздался голос с другого берега.
О'Коннелла звал тот самый маленький человечек в красной феске.
– Что это за омерзительный тип? – поморщилась Эвелин, обращаясь к О'Коннеллу.
– Это мой приятель, – сухо ответил тот, если только слово «сухо» можно было применить к промокшему насквозь Рику. – Мы с ним оба возвращаемся в Хамунаптру.
– Ах вот как! Он, должно быть, работает на американцев.
– Да. Это еще один дезертир-легионер. Может быть, мы уговорим начальника тюрьмы, и он повесит его для нас.
Бени подпрыгивал на месте, не переставая кричать:
– Эй, Рик! Похоже, что все лошади и верблюды оказались у нас!
И Бени разразился приступом пронзительно писклявого смеха, оскорблявшего уши достойной компании.
– Вполне возможно, Бени! – прокричал в ответ О'Коннелл. – Но только, как мне кажется, вы высадились не на том берегу.
Маленький человечек в феске застыл на месте. Он поглядел на звезды и затряс кулаками, потом начал сердито топтать ногами песок, ругаясь сразу на нескольких языках.
– И что нам делать теперь? – обратилась Эвелин к Ричарду.
– Надо постараться не замерзнуть окончательно до наступления утра. Надеюсь, вы умеете сворачиваться калачиком, да?
Она только фыркнула и прикрыла руками грудь:
– Да, если того требуют обстоятельства.
Глава 8 «Скачки на верблюдах»
Перед ними раскинулась бесконечная накаленная солнцем Сахара, этакая сковородка, на которой вполне мог поджариться маленький караван верблюдов. Во главе процессии двигался верхом О'Коннелл, за ним Эвелин, а чуть позади ее брат и самовольно оставивший каирскую тюрьму ее бывший начальник Гад Хасан.
О'Коннелл воспринимал мерцающий под солнцем пейзаж как нечто величественное и вызывающее благоговейный страх. Словом, как то место, к которому нельзя относиться легкомысленно. Сейчас копыта верблюдов ступали по твердой песчаной поверхности, усеянной камнями. Чем-то эти равнины напоминали бесплодные пространства американского юго-запада. Лишь кое-где однообразие нарушалось редкими кустиками местной версии обыкновенной полыни. Через день равнина могла смениться бесконечной чередой подвижных песчаных дюн с высокими барханами и глубокими долинами между ними. В любой момент мог налететь обжигающий ветер «сирокко», способный своей удушающей жарой прикончить и людей, и животных.
Четырех мучимых блохами «кораблей пустыни» путешественники приобрели в караван-сарае одного из оазисов. Своим спасением люди были обязаны бедуинам, которых привлек ярко полыхавший в ночи огонь. Оазис представлял собой группу финиковых пальм, растущих по берегам неглубокого ручья, и был своеобразным центром торговли. О'Коннелл потратил большую часть ночи, препираясь с бедуинами по поводу цены на верблюдов, примитивное лагерное оборудование и продовольствие (финики, галеты и мятный чай).
Джонатан, единственный, кто сохранил деньги, поначалу надоедал своим спутникам жалобами на слишком высокую цену «четырех шелудивых тварей». Наконец О'Коннеллу это наскучило. Он предложил в качестве платы отдать бедуинам сестру несговорчивого англичанина, и тот сразу утих.
– А заманчивое предложение, да? – не смог удержаться Джонатан.
– Действительно заманчивое, – подхватил О'Коннелл, увидев выходящую из шатра переодетую в синий восточный наряд Эвелин. Умело сшитый, он одновременно и подчеркивал достоинства фигуры девушки, и скрывал их от нескромных взглядов мужчин.
Начало их пути пролегало по зеленой долине Нила, напоенной запахом цветущего клевера. Но уже через несколько часов их верблюды ступали по твердой поверхности каменистой пустыни. Все вокруг свидетельствовало о неутоленной многовековой жажде, владевшей этими землями.
Джонатан вполне уверенно держался на спине верблюда. Он, безусловно, был неплохим наездником, но его здорово раздражала раскачивающаяся верблюжья походка.
– Грязные животные! – жаловался он О'Коннеллу. – От них воняет, они кусаются и плюются. Никогда в жизни не встречал более омерзительных тварей.
Очевидно, Джонатан не подумал о Хасане, который ехал следом за ним. Потный и вонючий начальник тюрьмы, покачиваясь в седле, с жадностью пожирал финики. Он плевался косточками во все стороны ничуть не хуже верблюдов и совершенно не обращал внимания на жужжащих над его головой жирных мух.
– Что ты такое говоришь, – возразила брату Эвелин. – По-моему, они просто очаровательны!
О'Коннелл догадался, что она имеет в виду верблюдов, а не начальника тюрьмы с его мухами.
Казалось, Эвелин наслаждается путешествием. Сейчас ей очень пригодились те уроки верховой езды, которые она брала чуть ли не в детстве. Девушка с легкостью управляла животным и, чуть подпрыгивала в седле, заставила его поравняться с верблюдом О'Коннелла.
– Не обращайте внимания на моего брата, – заговорила она с Риком. – Он такой раздражительный. Видите ли, дело в том, что все его запасы виски остались на дне Нила.
– Прежде чем закончится наше путешествие, вздохнул, щурясь от яркого солнечного света, О'Коннелл, – боюсь, мы все станем раздражительными.
– Лично мне очень нравится этот милый пейзаж, – бодро отозвалась Эвелин. – Неужели, глядя на него, вы не начинаете задумываться, а чего стоит вся эта возня вокруг так называемой цивилизаций? То есть я хочу сказать вот что. Мы находимся посреди необъятной бесплодной равнины. Неужели она не переполняет вашу душу смирением, не прогоняет прочь тщеславие из вашего сердца? Неужели вы не считаете, что эти бескрайние просторы сродни самой Вселенной, где мы лишь крохотные песчинки?
– Я как раз собирался рассказать вам о том же.
Она улыбнулась, и на ее подбородке образовалась
очаровательная ямочка.
– Вы просто посмеиваетесь надо мной, мистер О'Коннелл.
– По-моему, вам уже пора называть меня просто Рик.
– Почему?
– Потому что меня так зовут.
Она чуть вздернула подбородок и придержала своего верблюда, чтобы снова запять свое место за верблюдом американца, успев заметить при этом:
– Но в таком случае, мистер О'Коннелл, мне придется разрешить вам называть меня Эвелин.