– Хорошенькие, – погладила я металл, – верненькие, славненькие.
Я воровато оглянулась, не смотрит ли кто. Такими темпами я в психушку угожу еще до эпохальных откровений в полиции.
Вагонный динамик зашипел, фыркнул:
– Уважаемые пассажиры! Помните о собственной безопасности. В связи с… сами знаете какими событиями просим вас в вечернее время не ходить поодиночке…
Текст был явно не заранее заготовленный, мне стало приятно, что машинист заботится о нас, припозднившихся доезжающих. И следователь мне о том же говорил, почти такими же словами.
– Девушка, а вы туфельку не теряли? – на противоположную скамью плюхнулся полноватый молодой человек.
Я встретила его улыбку злобным взглядом:
– Какую?
– Хрустальную, – он наклонился и быстро пожал мне руку. – Эдуард.
Ладошка Эдуарда была потной.
Я перевела взгляд за его пухлое плечико:
– Кнопку на стенной панели видишь? Красненькую такую?
Он обернулся взглянуть, я продолжала:
– Это пульт связи с машинистом. Я сейчас на нее нажму и сообщу, что ко мне неадекватный товарищ пристает. Как ты думаешь, Эдуард, на какой остановке в наш вагон войдет полицейский патруль, чтобы задержать подозреваемого в зверских убийствах?
Толстячок пересел и больше к моей обуви интереса не проявлял. Бормотнул в пространство:
– Таких уродин в базарный день пучками продают.
На обшарпанном перроне своей станции я очутилась все равно одна, протащила велосипед по бетонным ступеням, освещенным таким же одиноким, как я, фонарем. Хотелось быстрее домой, в душ и под одеяло. Пискнул таймер. Кажется, я пропустила сегодня несколько приемов таблеток. А, плевать. Перед смертью не надышишься. Перед смертью можно постараться доделать начатое. Это как раз важно. И значит, что даже на инопланетян я отвлекаться не буду. Пусть где-то в апартаментах и офисах «Пирамиды» проворачивают свои делишки странные охотники, моргает страшным глазом «организм в процессе регенерации», меняет костюмы рой, объедается шоколадом хамоватый Рашук. Меня все это не касается.
Я ехала по грунтовке, врубив передний фонарь. Дорога была знакомой до мелочей, но осторожность на случай, если днем кто-нибудь что-нибудь на ней оставил, была нелишней. Я огибала кусты шиповника, когда свет выхватил из темноты скрюченную человеческую фигуру. «Труп!» – первая страшная мысль заставила меня изо всех сил сжать рычажки тормоза. Фонарь потух, он работал только при движении. Я оставила велосипед и спустилась в неглубокий овраг. Как только глаза привыкли к отсутствию света, выяснилось, что луна нынче яркая. В смятой траве лежал дядя Витя, инопланетный рой, костюм его валялся рядом, а сам сумрачный гений был одет в майку-алкоголичку и сатиновые трусы. Такие еще носят?
Я опустилась на колени, прижала пальцы к его шее, пытаясь нащупать пульс. Сердцебиение было, а также был жар, градусов сорок, дядю Витю лихорадило. Я чертыхнулась, полезла в рюкзачок, достала мобильный. Надо вызывать «Скорую».
– Уберите устройство, барышня, – простонал рой, – очень вас прошу.
– Я могу чем-то помочь?
– Сущности, здесь сущности, – он всхлипнул, как девчонка, а я испуганно заозиралась, ожидая, что сейчас на меня из темноты гурьбой бросятся загадочные сущности. Бросился одинокий комар, я прихлопнула его ладонью.
– Насекомые, – грустно сказал дядя Витя. – Это очень плохо, они мешают трансформации.
Телефон, который я не успела спрятать, ожил мелодией ксилофона. Номер не определился.
– Слушаю!
– Тая-Таечка-Таисия, – проговорил мне в ухо Ра-Шу-и-Ки, – нехорошо маленьких обманывать.
– Я занята…
Черт! Рашук – единственный, наверное, кто может сейчас помочь. А мне раскрываться нельзя. Ведь если скажу, что я здесь с членом его экипажа, тем самым признаюсь, что память моя при мне. А если дядя Витя умрет? Виновата буду я. И дело даже не в неоказании помощи пострадавшему, а просто в человеческом милосердии. Что важнее, моя месть или чужая жизнь? Моя или чужая?
– Послушай, – проговорила я в трубку, подленько надеясь, что Рашук уже отключился, лишив меня сложного выбора.
– Да?
– Твоему штурману очень плохо, он… Насекомые, говорит, мешают. И лихорадка…
– Где вы находитесь? – быстро перебил он. – Нет, некогда в географии разбираться. Там рядом трасса есть какая-то?
– Километрах в двух, – я взглянула на подсвеченную вдали автомобильную магистраль, – но от нее дорога только через поля.
– Мобильный не отключай, – велел мальчишка, – скоро буду.
Я положила включенный телефон на землю и села рядом с дядей Витей. Он бредил, то выдавая тайны мумифицирования, то перечисляя египетских богов. Неплохо их команда к внедрению подготовилась. Роя корежило, мышцы или что там у него под кожей, сводило судорогами.
Рашука я заметила издалека. Он несся через заросли кормовой кукурузы, как ледокол через Баренцево море. Скорость передвижения была невероятной. Я взглянула на часы. Двадцать минут. Если бы я могла за такое время до «Пирамиды» добираться!
– Как он? – Рашук снял со спины брезентовый чехол, в каких обычно рыбаки носят удочки, и согнулся, уперев руки в колени.
– Без изменений, – отрапортовала я.
– В карманах у него поройся, там зажигалка должна быть.
Решив, что в трусах, даже сатиновых и даже с веселеньким принтом, карманов не бывает, я перетряхнула серый костюм. Зажигалка обнаружилась в пиджаке.
Пока я аккуратно складывала одежду, парень расстегнул чехол, извлек из него десяток деревянных шестов с насаженными на них дымовыми шашками.
– Пришлось таксиста еще в супермаркет ночной гонять, – пояснил Рашук, последовательно чиркая колесиком зажигалки и втыкая шесты в землю. – Это инсектицид, надо от роя ваших насекомых отогнать.
Дым пах хвойным ароматизатором, не противно, но и вдыхать лишний раз его не хотелось. Так вот, значит, почему дядя Витя курил не переставая. Он от гнуса спасался!
Рашук присел, бросил зажигалку поверх одежной стопки:
– Держись, дружище. Наш господин и повелитель приказывает немедленно заняться кораблем. Ты знаешь, что нужно делать, рой?
– Так точно, – дядя Витя даже открыл глаза. – Вторая готовность.
– Пошли, Таисия, – скомандовал мальчишка, открывая маленькую жестяную коробочку и высыпая на землю каких-то букашек.
– Куда? – Я решила, что именно с помощью этих букашек мальчишка освещал вентиляцию, а затем проделывал в ней дыру.
– К тебе, наверное. Я сейчас в этой тьмутаракани никакого транспорта не найду, а пешком до «Пирамиды» топать неохота.
– Мы его просто так оставим?
– А чего над ним стоять? Дымовушек часов на семь хватить должно, а там – рассвет.
– Не сомневайтесь, барышня, – простонал с земли рой. – Мне сейчас полное одиночество показано. И благодарю вас, спасли вы дядю Витю.
– Давай-давай, шевелись. У тебя завтра, между прочим, рабочий день, – торопил Рашук.
Он пошел вперед, выбираясь из оврага, шикарно сбил подножку велосипеда, шикарно на него вскочил и слегка сконфуженно слез.
– Ноги у тебя, Таисия, нечеловеческой длины, мне сиденье высоковато.
Я хмыкнула, решив считать сказанное комплиментом.
До дома мы доехали без приключений. Рашук спокойно сидел на раме, я, пыхтя, крутила педали.
– Неплохая избушка, – одобрил мое жилище мальчишка, – пожевать чего-нибудь будет?
– А не лопнешь?
– Я растущий организм. – Рашук с порога отправился на кухню к холодильнику. – Метаболизм у меня – закачаешься.
Пока он хозяйничал, я отправилась в ванную. Завтра с утра нужно позвонить моим покупателям, договориться о встрече.
Браслеты отправились на стеклянную полку над умывальником, одежда – в стиральную машину, пластырь – в мусорную корзину.
Я открыла кран, закрыла сток ванны. Сегодня я заслужила больше, чем просто душ. Только с рукой надо поосторожнее, ожоги горячей воды не любят.
Стоп! Я посмотрела на пальцы, еще немного липкие от пластыря. Никаких волдырей на них не было. Я потерла руку о колено. Что за ерунда? Здесь, сантиметрах в двух над коленной чашечкой, у меня был шрам. Теперь его нет. Совсем.
Глубоко дыша, я протерла зеркало, включила все находящиеся в ванной комнате лампы и уставилась на свое отражение. Все шрамы исчезли, и даже на грудине, тот, который оставался после операции на сердце.
– Любуешься? – когда Рашук успел распахнуть настежь дверь, я не заметила.
Взвизгнув, я прикрылась полотенцем.
– Это браслеты, – сказал мальчишка. – Хиона их всегда после заварушек надевала, чтобы кожный покров восстановить.
Еще и какую-то Хиону мое помутившееся сознание воспринимать не желало. Я заорала что-то о праве на личное пространство, вытолкала Рашука за дверь, заперла ее и, всхлипывая от переполнявших чувств, погрузилась в ванну.
– Как наплещешься, приходи на кухню, – прокричал снаружи мой гость. – Нам нужно серьезно поговорить.
Потом. Все потом. Рашук утопал по коридору. Я прикрыла глаза, провела руками по груди, животу, гладкой коже бедер. Невероятные, сказочные ощущения. Ай да браслетики! Девочки мои милые. То-то мне доктор Шторм говорил, что шрамы хорошо выглядят, они, видимо, уже тогда пропадать начали. На бортике стояла баночка с ароматическим маслом, я налила его на ладони, медленными массажными движениями втерла во все тело, от шеи до кончиков пальцев ног. В какой-то момент мне захотелось, чтобы меня ласкали не мои руки, а мужские, смуглые, с длинными пальцами. А-ах!
Стоп, Таисия, не в твоем стиле пубертатным шалостям предаваться. Мне стало стыдно.
Быстро закончив купание, я надела домашний халатик и браслеты.
– Прошу, – Рашук сервировал кухонный стол, а точнее, вывалил на него все, что нашел в холодильнике и шкафчиках, и три банки меда.
Мне захотелось есть, несмотря на обильный ужин в «Трех с половиной поросятах», и чаю тоже захотелось. Кстати, чай мне пришлось заваривать самой, потому что «хранитель врат» в такую ерунду, как нажатие кнопки электрочайника, вникать не пожелал.