– Я смотрю, ты мед любишь.
– Угу, – я облизала ложку и потянулась за добавкой. – У меня время было, когда организм ничего кроме меда не принимал. А мед калорийный и полезный очень.
Рука неловко дернулась, липкая струйка потекла по ладони к запястью, я хотела ее слизнуть.
– Замри! – страшно закричал Рашук.
Горло сдавила паника.
– Мать живого! – мальчик говорил уже потише. – Ты кормишь браслеты медом?
Я посмотрела на запястье – чистое, сухое, без липкого потека.
Браслеты живые? Они питаются? Ну, раз мой мед пропадает загадочным образом… У меня же вчера ночью целая банка, так сказать, аннигилировалась, а браслеты на донышке нашлись…
– Браслеты очень любят мед. Почему? Кто поймет? – пропела я на мотив песенки Винни-Пуха и искренне, от всей души рассмеялась. – Ты не знал? Ра-Шу-и-Ки, ты ничегошеньки не знал! Я вляпалась в мед в лифте как раз перед тем, как лицезреть твоего капитана-мумию. Браслеты были у него, правда? Ты надел их на капитана, чтобы ускорить регенерацию. Они устали, они проголодались, им было одиноко… девочки мои!
Я поцеловала сначала левый, потом правый.
– Сумасшедшая землянка приманила браслеты на мед, – потрясенно прошептал мальчишка и тоже заржал. – Поэтому они и оставлять тебя не хотят, владелицу медового клондайка. То-то мне исходники в руки не дались.
– А когда ты понял, что я вернула тебе не настоящие?
– Достаточно поздно. А как… – он резко перестал смеяться. – Ты поставила блок, когда я тебя ментально продавливал. Как?
– Ты про гипноз? – Я напропалую кокетничала, хотелось танцевать. – Я опустила руку в кипяток, чтоб отвлечься болевым шоком.
– …
Слово, которое произнес Ра-Шу-и-Ки, чтоб выразить свое невероятное удивление и безмерное восхищение моими способностями, двенадцатилетним мальчикам, а уж тем более многомудрым инопланетным инженерам связи знать не полагалось.
– Что они такое? – я воздела руки. – Кто такая Хиона, которая владела ими до меня? Я же владею? Рашук, я ими владею? Ну, пожалуйста. Это ненадолго, только…
Тут я вспомнила, что чудесная регенерация на сердце не распространяется и немножко погрустнела.
– Что-то вроде защитного скафандра, – ответил мальчик, не заметив перемены моего настроения. – В активном режиме они самовоспроизводятся делением, формируя полный доспех. Обычно их заряжают от специальных батарей. Хиона, по крайней мере, заряжала их именно так. Она происходила из рода стальных змеек, это что-то вроде касты наемных убийц, браслеты – их технологии, змеек.
– Хиона была членом вашего экипажа?
– Капитаном.
– А кем тогда была мумия?
– Младенцем, – сплюнул Рашук. – Золотым мальчиком с серебряной ложкой во рту, ни черта не соображающим в деле, которым занимается. И теперь мы, лучший экипаж системы, отданы этому… этому…
– Забавно, – подключилась я, чтобы избежать очередного матерного оборота. – Ты – взрослый специалист, а выглядишь как ребенок, а твой капитан – молодой человек, который выглядит как полуразложившийся труп. Вы принадлежите к разным расам?
– К разным, – согласился Рашук, почему-то хитро блеснув глазами. – У меня способности к трансформации есть. Хочешь, в прекрасного принца по-быстренькому трансформируюсь?
– Только попробуй! – пригрозила я. – Сразу же на улицу отправлю. Мне тут только межгалактической оргии недостает.
Он посмотрел на меня серьезными влажными глазами:
– Ты забавная, Таисия. Я должен тебе уже два желания. Одно, обещание о котором ты должна была забыть, но не забыла, а второе – за то, что спасла нашего роя. Ты его действительно спасла. Я его жалобы на местных насекомых никогда серьезно не воспринимал, а сам он помочь себе не мог. Так что если бы не ты, я потерял бы товарища и бортовой компьютер.
Неожиданная доброта обычно хамоватого мальчишки меня встревожила.
– Эта подводка к чему?
– Я научу тебя мести, дитя, – как-то устало и очень взросло сказал Рашук. – Я сделаю тебя смертоносной змейкой.
Дмитрий остался ночевать на работе. Офис был для этого приспособлен. Семейная жизнь не заладилась с самого начала, и он был рад, что можно как-то дистанцироваться от бесконечного нытья и упреков благоверной. Браки по расчету – самые крепкие, говорите? Чушь! Нет, что греха таить, тесть, послуживший главным побудительным мотивом в предложении руки и сердца капризной Илоне, обещания свои держал. Димочке поспособствовали с учебой, протолкнули на последнем курсе института в перспективную терапевтическую группу. Терапевтическую, черт! А он мечтал быть психиатром уровня Фрейда или хотя бы Брейера. Он хотел сказать новое слово в науке, а теперь приходится пальпировать вялые тела пациентов, которые могут себе позволить услуги частного врача.
Шторм запер изнутри дверь, выкатил из-за стенной панели раскладную постель, включил телевизор и налил из бара. Хороший виски, и тут тесть не оставляет своими заботами. На экране бубнил диктор местных новостей.
Тесть у него добротный, а вот жена… Тепличный цветочек, со временем превратившийся в ядовитую росянку. «Ты никто и звать тебя никак, Димочка, – кривила она жирно накрашенные губы. – Тебя из жалости в семью взяли, отрабатывай!»
Фу, гадость. Заболела бы она, что ли? Чем-нибудь неизлечимым и недолго протекающим. Вот, например, как Таисия Вереск. Жалко девчонку, а вот Илону он бы не пожалел.
Дмитрий налил еще. Таечка. Милая такая, хрупкая, полупрозрачная, но это от болезни, с аутоиммункой не шутят. А уж какая отзывчивая: он тихонько ее прощупал в первый же визит, в транс она уходила секунд за двадцать. Шторм действительно учился гипнозу и любил применять знания и умения практически, особенно на пациентках. Это давало ни с чем не сравнимое чувство абсолютной власти и на время утихомиривало бушующий в нем голод. К Илоне прикасаться не хотелось даже в перчатках – жирная тварь! – а к милой сладкой малышке, беззащитной, слабенькой, которая ничего не будет помнить… М-м-м… Он помнить любил. Поэтому в кабинетном сейфе у него хранится стопочка особенных дисков, он все собирался перенести видео – и аудиофайлы на другой носитель, более компактный. «Проказами молодого человека в самом расцвете сил» называл он свою коллекцию.
Шторм опять потянулся к стакану. Жаль, с Таечкой ничего эдакого делать было нельзя, она была девицей, и следы мужских шалостей обнаружила бы очень быстро. С Таечкой он общался, как будто играя в конфетно-цветочный период ухаживаний. Тень близкой смерти на ее остроскулом личике будила в докторе Шторме непривычную нежность.
Он отвлекся на громкую перебивку новостей, взглянул на экран.
– Почетный гражданин нашего города Аристарх Евгеньевич Баринов чудом избежал смерти.
Баринов? Знакомая фамилия. Дмитрий сделал звук погромче.
– Позавчера в торговом центре «Пирамида» было совершено дерзкое разбойное покушение на известного филантропа и мецената…
Шторм громко рассмеялся и отсалютовал себе бокалом. Уж он-то знает, кто это у нас такой дерзкий, такой разбойный! Он знает, только он. Да если бы все, что ему удавалось вытянуть из пациенток во время сеансов гипноза, можно было монетизировать, он стал бы богаче тестя. Он послал бы Илонку ко всем чертям и уехал, куда глаза глядят, к океану, на острова, туда, где нет жирных теток с именем Илона и их оборотистых папаш – помощников губернатора.
И тут его осенило. Информацию действительно можно продать Баринову. Таечке Вереск, конечно, не поздоровится, но она и так не жилец, неделей раньше, неделей позже – особой роли не играет.
Шторм подошел к сейфу. Сегодня он ничего делать не будет, задуманное требует свежей головы. Просто позвонить и сказать: «Я знаю, кто хочет вас убить, дайте денег»? Так дела не делаются. Ему нужно сохранить инкогнито на случай, если тесть что-то проведает, значит, необходим свеженький банковский счет за границей. Затем – разузнать личный адрес Баринова, самый приватный, чтобы его сообщение, минуя службу охраны, секретарей и прочие кордоны, попало напрямую к адресату. Затем…
Он достал из бара бутылку виски и стал пить прямо из горлышка.
Засыпала я с трудом. Перевозбуждение, Рашук, похрапывающий за стенкой, непривычно плотный двойной ужин заставляли ворочаться с боку на бок, сминать под головой подушку, сбрасывать и снова натягивать на себя одеяло.
Ведь прекрасно я в последнее время спала, проваливалась в черноту без сновидений, только коснувшись щекой льняной наволочки. А вчера так вообще красота: шаровая молния, глаза, очнулась только утром. Глаза, скорее всего, были мужские, в их выражении угадывалось нечто властное, вызывающее сладкую истому.
Я зажмурилась, вызывая в памяти вчерашнее видение. Точно мужские, и ресницы у них были угольно-черные, густые, отчего контур выглядел будто подведенным.
– Улягусь я на ложе и притворюсь больным… – низкий голос пророкотал в душной темноте спальни.
– Ты больна? Или притворяешься?
– Первый час уже, – я отвечала рассудительно, ибо только трезвое сознание способно справить с галлюцинацией, – пора спать.
– Ты спишь одна?
– А ты – генератор случайных вопросов?
Он негромко рассмеялся, отчего меня моментально бросило в жар.
– Красивые стихи. Твои?
– Древнеегипетские.
– Зачем ты их мне читала?
– К случаю пришлось.
Я уже поняла, что переживаю продолжение вчерашних глюков, и увлеченно зыркала по сторонам в поисках черных мужских глаз, но их нигде не обнаруживалось. Шевельнулась штора на приоткрытом окне, прохладный сквознячок приятно охладил лоб и щеки. Какой еще сквозняк? Дверь комнаты закрыта на два оборота ключа. Порыв ветра сдернул с меня одеяло, забрался под трикотажную ткань футболки. Хорошо… Спина непроизвольно изогнулась, волосы рассыпались по плечам. А-ах!
Воздух уплотнился, я ощущала уже не ветер, а прикосновения, медленные, ритмичные, дарящие удовольствие. Я протянула руку, пальцы встретили преграду и заискрились крошечными электрическими разрядами.