– Я хочу, чтобы он умер.
– А должна хотеть, чтобы он перед смертью страдал, лишенный всего, что ему дорого, – денег, друзей, здоровья, будущего.
Я представила Баринова грязным привокзальным попрошайкой. Видение мне понравилось.
– Как это сделать?
– Ну уж не в бухгалтерии ягодицами стул полировать. Надо войти в его ближний круг. Лучше всего – в качестве любовницы.
– Ты его девушек видел? Я вообще из низшей категории, Барин на меня второй раз не взглянет.
– На стальных змеек смотрят все, даже незрячие, – смуглые пальцы с обкусанными ногтями легли мне на запястья. – Змейки умеют вибрировать так, что любое существо в штанах стремиться из них запрыгнуть. Вибрация, и феромоны, и яд!
– Про яд я не поняла.
– У вас тоже есть легенды про дев, чей поцелуй смертелен. Тут, конечно, речь идет не совсем о поцелуях, а скорее – не только о них. Змейка ядовита по умолчанию, любой, кто проведет с ней ночь, – покойник.
А ведь это было здорово. Ну, то есть было бы здорово, наверное, особенно если было бы возможно.
– Ядовитость мне обеспечат браслеты?
– Они ее тебе уже обеспечили, как и нужные вибрации. Ты разве не заметила повышение интереса со стороны противоположного пола? Стой! Дура! Мы же разобьемся!
Я стащила Рашука с велосипеда, схватила за отвороты халата и энергично встряхнула:
– Твои драные браслеты превратили меня в самку богомола?
– Не мои, а твои, – пискнул пацан. – Пусти, больно же! А чего ты их на себя напялила и таскала сутками, не снимая? Тебя не учили, что чужие украшения носить опасно?
Я опустила руки:
– Я же не знала.
– Им это скажи, – Рашук отряхивал грудь, будто я могла как-то испачкать его засаленное одеяние. – Они тебя выбрали. Все. Они же тоже не знали, что ты просто так их медом кормишь. Они тебе доверились, между прочим, преподнесли бесценный дар. Ты думаешь, змеек в обитаемых мирах много осталось? Считаные единицы. Гордись, Таисия. И стыдись! Нельзя маленьких обижать!
– Прости…
Я подняла с земли велосипед, села на него и кивнула мальчишке, приглашая занять раму:
– Это действительно дар, я зря на тебя наорала.
Браслеты на запястьях, будто понимая, о чем я говорю, потеплели. И вам спасибо, девочки. Я отомщу Барину самым страшным образом. Я буду смотреть, как его покидает жизнь, и в душе моей поселится покой.
Дяди Вити в канаве не было, впрочем, как и его одежды. Там был муравейник – огромный, метра полтора высотой курган со злющими жнецами, угрожающе наставившими на нас усики-антеннки.
– Я же говорил, на рассвете он сам со всем разобрался, – сказал Рашук, доставая из кармана шоколадный батончик. – Жрите, пока дядя Рашук добрый.
Обертку он положил обратно, а батончик бросил в копошащихся муравьев.
– Это дядя Витя устроил?
– Он, иначе бы они за несколько часов такую громадину не сложили, – мальчишка вытер руку о халат. – Рой оставил мне сообщение. Теперь я должен угадать, в кого он трансформировался. Это наше с ним дружеское развлечение.
– Ты его всегда называешь рой, у него имени нет?
– Таисия, – сказал Рашук. – Запомни, наконец, мы не бросаемся именами, тем более чужими.
В электричке инопланетный организм вел себя как ребенок. Этот вид транспорта был ему в новинку, и Рашук не скрывал своего удовольствия. Он пялился в окна, дергал рычажки оконных рам, попытался дернуть стоп-кран, но был остановлен каким-то бдительным пассажиром, потом подсел к группке поющих под гитару студентов и общался с ними до самого города. У привокзальной площади он сказал, что молодому растущему организму требуется нормальный завтрак, а до «Пирамиды» он и на такси доберется, и отправился в «Три с половиной поросенка».
– Дома увидимся, я теперь у тебя жить буду.
Я поехала на работу. У меня так у меня.
В офисе бухгалтерии никого еще не было. Я набрала на компьютере заявление на увольнение, распечатала его, добыла в кофе-автомате картонный стаканчик эспрессо и просидела за своим столом, потягивая напиток, пока не явился начальник.
Разговор получился неприятным. Меня не желали отпускать. Меня некем было заменить, работа остановилась, и именно такие легкомысленные особы, как я, были тому виной. Пришлось с серьезным лицом сообщить начальству, что копировальная комната на нашем этаже оборудована камерами, а белье нашего главного бухгалтера Маргариты Александровны из прошлогоднего каталога «Виктория Сикрет». Это был сильный ход. Начальство, пораженное в самое сердце то ли наличием камер, то ли тем, что его возлюбленная отоваривается в столь солидном магазине, подписало мое заявление в мгновение ока. Поэтому через десять минут после начала рабочего дня я опять оказалась на стоянке, но теперь в качестве безработной. Заняться было решительно нечем.
У дверей служебного хода курили офисные барышни. Я поздоровалась.
– Ты слышала, Таисия? – звонко спросила одна из них, выпуская розовыми губками колечко дыма. – Завтра Барин Баринов вечеринку закатывает.
Я кивнула.
– Хорошо вам повеселиться.
– Из наших только главбуха пригласили, – вторая барышня говорила зло.
«А ведь я даже не помню, как кого из них зовут», – пришла запоздалая мысль.
Я выразила сочувствие. Девушки, докурив, побежали на работу. Я побрела в сторону реки. Топографию всех этих территорий я знала как свои пять пальцев. В подполе дома у меня была подробнейшая карта местности с моими пометками. Я знала, как наикратчайшим путем покинуть площадки торгового центра, знала все чуланы, каморки, трансформаторные будки, вытяжные трубы, торчащие из-под земли и забранные металлической сеткой в целях безопасности.
Я взобралась на холм, бросила на траву рюкзак и села, скрестив ноги. Погода была прекрасной. Расстегнув жакет, я прикрыла глаза и подставила лицо солнечным лучам.
Значит, работников на этот праздник не приглашают? И хорошо, что я уже уволилась, все равно шансов пробраться к Баринову у меня не было. На VIP-сборище я проникла под видом обслуги. Дресс-код официантов включал балахон и маску. Заказать для них пошив этой одежды поручили мне. Я заказала на два комплекта больше, на два, а не на один потому, что за такое количество полагалась скидка. Короткое ружье прекрасно пряталось под балахоном, закрепленное кожаными ремнями. Я тогда была уверена, что выстрел будет удачным и что бог троицу любит.
Ну и что бы сейчас было, получись у меня тогда? Пустота.
– Грустишь? – знакомый шепот, знакомое прикосновение ветра.
– Немножко. – мои губы растянулись в улыбке. – Я думала, ты только ночью можешь к девушкам приставать.
– Ты ошибалась…
Невидимые ладони погладили мои плечи, сместились по груди на живот.
– Между прочим, я в людном месте, – пробормотала я.
– В безлюдном.
– Ты меня видишь?
Он гортанно рассмеялся, пуговки моей блузки одна за другой выскальзывали из петель.
Может, это последняя радость, которая у меня осталась? Пусть он не человек, а ужасное чудовище, пусть близость наша не на самом деле. У меня уже не будет ничего настоящего. И дело даже не в мести и не в четырнадцати, даже уже тринадцати днях, которые у меня остались. А в том, что для любого реального мужчины я стану смертельным ядом, значит, получить реального мужчину я не смогу.
Поцелуи в изгиб шеи, от которых по позвоночнику опускается горячая волна.
Хотя у меня будет мужчина. Первый и последний. У меня будет Аристарх Евгеньевич Баринов.
– Ты сейчас думаешь не обо мне.
Он говорил не с обидой, просто констатируя факт.
– Ревнуешь? – какое жалкое кокетство. – Как тебя зовут? Рашук сказал, что имя ты должен назвать мне сам.
– Так в твоих мыслях Ра-Шу-и-Ки?
Вот ведь упрямое существо! С него станется Рашука к сортирам отправить.
– А о чем, по – твоему, должна думать женщина в твоих астральных объятиях? Как не получить двести двадцать вольт вместо любви?
Тут у меня в рюкзаке зазвонил мобильный.
– Прости, это срочно.
Он не ответил, или не счел нужным, или обиделся. Кто же их, эти астральные проекции, разберет. Просто я моментально перестала ощущать его присутствие.
«Ну и пошел к черту!» – подумала я зло и нажала иконку приема.
Сегодня он чувствовал девушку даже лучше, чем вчера, для этого ему даже не нужно было полностью покидать свое тело. Он ощущал ее близость, казалось, всей кожей. Близость? Дайгон вышел на террасу, с вершины «Пирамиды» люди казались почти неразличимыми, но Наг уверенно выбрал одну из фигурок, зацепился за нее взглядом и уже не отпускал. Она брела куда-то в сторону по одной из дорожек, переплетение которых сверху казалось лабиринтом, прошла по изумрудному газону, затем, поднявшись на холм, села, расстегнула свое темное одеяние. Нагу было видно белоснежную сорочку. Одинокая девочка, несчастная, потерянная. Дайгон не был сентиментален, никогда до этого момента его не интересовало, что чувствует женщина в то время, когда она не делит с ним постель. До этого момента… Он ухватился за поручни ограждения, прикрыл глаза и, выскользнув из своего тела, устремился к цели.
– Грустишь?
Она была мягкой и пахла медом, в астральном теле запахи ощущались необычайно остро. Медовая девочка. Браслеты были на ней, неактивные, сонные, погруженные в ожидание, но готовые отразить любую опасность, угрожающую хозяйке. Хозяйке? Уже?
Наг поцеловал ее в ямку у шеи, потерся носом о щеку. Мало. Ему нужен настоящий физический контакт. Сейчас ему необходима именно эта женщина, со всеми своими страхами и тайнами, с подавленными желаниями, с голосом, похожим на дикий мед, резкая сладость с горчинкой. Он хочет трогать ее по-настоящему, познавать, открываться, брать и давать. Еще!
Они о чем-то говорили, о чем-то совсем неважном. Болтушка. Это делают после, а не во время. После, утомленными, опустошенными, ожидая, когда желание в следующий раз стиснет тугой петлей.
– Капитан?
С разочарованным вздохом он вернулся в свое тело. Нужно что-то с этим делать. Скорее решить неотложные дела, чтобы заняться медовой девочкой вплотную.