Про все это мне рассказал Коростелев, когда наш допрос перетек во вполне дружескую беседу. Следователь был довольно приятным молодым человеком, но когда он попытался пригласить меня на свидание, я твердо отказалась.
– Не хотите расстраивать своего жениха? Или не встречаетесь с нищебродами? – спросил он обиженно. – Кто я, скромный чиновник, и кто вы – наследница миллионного состояния.
– Не в этом дело, – я взяла его за руку, на безымянном пальце белела полоска от недавно снятого обручального кольца. – Думаю, что ваша жена нашего свидания не одобрит.
В утро дня выписки я прогуливалась в парке. Самочувствие было неплохим, настроение сносным, погода великолепной. Высокий мужчина в докторском халате шел по дорожке с видом повелителя мира. Его черные волосы контрастировали с белоснежной крахмальной тканью халата, длинные глаза равнодушно скользнули по мне, сидящей на скамейке под цветущим кустом сирени.
Он вежливо кивнул.
Я поздоровалась:
– Кажется, вы именно то мировое светило, которое меня оперировало?
Он присел рядом, у него были изящные руки, смуглые, жилистые с длинными пальцами.
– Как вы себя чувствуете? – У него был пробирающий до мурашек низкий голос.
– Немного растерянной, – честно ответила я. – Я не привыкла к равнодушию окружающих меня мужчин.
– А я равнодушен?
– Мне почему-то так кажется.
Он перевел взгляд на мои руки:
– Красивые браслеты.
Вдалеке залаяла собака. Он поднялся:
– Простите великодушно, мне пора.
– Спасибо.
– За что?
– За вашу хорошую работу, – я прикоснулась кончиками пальцев к груди.
Он кивнул и ушел в сторону больничных корпусов.
Тут же ожил мой мобильный в кармане халата, звонила мама, которая приехала забрать меня домой.
Дома было здорово, многолюдно, суетливо и весело. Близнецы оккупировали верхний этаж, заняв свои старые детские, мне, как не вполне здоровой, выделили мою же спальню, а мама с отцом расположились в гостиной.
В кухне пахло запеченным мясом, клубничным вареньем и пирожками. Мама любила и умела готовить, и то, что могла при желании купить любой славигорский ресторан вместе с обслугой, ее кулинарного подвига не останавливало. Меня усадили за стол, сунули под нос тарелку с молодой посыпанной укропом картошкой.
– Банку с медом ей дайте, – сказал жующий Сашка. – Тайка без меда ничего есть не будет.
Мама на него шикнула, но достала из шкафчика литровый туесок.
Машка рассмеялась. Брато-сестры мои были из той породы непохожих друг на друга близнецов, которые при всей внешней непохожести, действовали синхронно, думали одинаково и, кажется, на расстоянии чувствовали мысли друг друга.
«Как же мне хорошо», – я вытерла рукавом крошечную слезку.
– Тебе на день рождения что дарить? – спросил Сашка, подчищая тарелку хлебной корочкой.
– Вязальные спицы и котенка, – фыркнула Мария. – Двадцать шесть – это уже стародевический возраст.
– Может, мне тогда уже к земле начать привыкать? – Мама легонько стукнула Машку по лбу деревянной ложкой. – Кстати, Таечка, день рождение уже послезавтра. Мы с папой решили прием в честь этого устроить в «Яриле». Ты не против?
Как будто я за полтора дня могу изменить то, что они готовили четыре недели, пока я была в больнице. Поэтому промычав что-то вроде «прекрасная идея», я отправилась в спальню.
– Как она вообще? – громким голосом спросил Саша. – Вроде настроение неплохое.
– Врачи говорят, регенерация тканей просто поразительная, – ответила родительница.
Я разделась перед зеркалом, посмотрела на розовую дорожку послеоперационного шрама. Внешние швы уже сняли, внутренние должны были раствориться сами.
Целый день я спала. Еще в больнице я заметила, что сны мои стали приобретать отчетливый сексуальный характер. То ли действовал подступающий возраст с гормональными колебаниями, то ли просто так сложились звезды. Но ночные видения выматывали меня до горячего пота. Этот дневной сон был из той же серии. Я изгибалась, до боли закусив губы, и проснулась от своего стона.
Пришлось брести в душ, открывать до упора кран холодной воды и стоять под ледяными струями, усмиряя плоть как какой-нибудь средневековый послушник.
Потом я завернулась в халат, побрела на кухню, плотно пообедала или поужинала, запив все сладким медовым чаем.
– Ты куда? – спросила мама из гостиной, когда я выходила, уже одевшись и прихватив с комода ключи.
– В городе прогуляюсь, – я тряхнула волосами. – Врачи не настаивали, чтоб я все время в постели лежала.
– Мобильный при тебе?
Я кивнула.
– Может, давай я тебя подвезу? А если тебе плохо за рулем станет?
Мне? Плохо? За рулем?
Я расхохоталась. В нашей семье бытовал легенда, что Тая научилась водить машину незадолго до того как пошла в первый класс. Мама говорила, что я стащила ее туфли на высоких каблуках, чтоб дотягиваться до педалей, и попыталась угнать родительский джип.
Мама поняла причину моего веселья и тоже улыбнулась:
– Ладно, ладно. Если что, звони.
Мой «Ягуар» стоял на привычном месте. Кстати, странно, ключи ведь лежали на комоде, куда я их обычно кладу. Майор пригнал машину и влез в дом?
– Ма-ам, – крикнула я в окно.
Створка отворилась.
– Мою машину кто пригнал, ты видела?
– Полицейские, деточка.
– Понятно, спасибо.
Сначала я съездила в промзону, постучала в знакомую дверь. Майор мне не открыл, хотя, может, его просто не было. Потом, оставив автомобиль на стоянке у набережной, зашла в тату-салон, расположенный в центре. Татуировщика моего звали Эдик, и я сомневаюсь, что на Земле существует другой человек, видевший меня настолько обнаженной.
– Да уж, – протянул Эдик, рассмотрев меня под ярким светом лампы.
Я лежала в кресле, по пояс голой и нисколько не стеснялась.
На заре наших деловых отношений Эдик попытался что-то такое сделать с моим телом, что-то такое непрофессиональное, то ли за грудь ущипнуть, то ли еще что, я уже не помнила, но я пригрозила сломать ему палец или два, после чего Эдуард, догадавшись, что «нет» это «нет», а девушка с таким мышечным рельефом действительно может сломать тонкую косточку фаланги, как карандаш, извинился.
– Что да уж? – передразнила я татуировщика. – Можешь исправить.
– Тайка, – он прижал к груди пухлые руки, к своей груди, не к моей. – Ты же знаешь, для тебя хоть звезду с неба. Ну не берет тебя тушь.
– Что значит не берет? Значит, глубже вкалывай.
– Смотри, – он цапнул меня за запястье, где над браслетами змеились черно-красные, а скорее уже серо-розовые татуировки, свободной рукой схватил держатель татуировочной машинки, поднеся наконечник к моей коже.
Машинка зажужжала, наконечник чуть углубился в кожную ткань, впрыснул порцию краски. Я поморщилась, процедура была болезненной.
– Теперь смотри, – Эдик отпустил держатель и раскрытой ладонью провел по моему запястью. Это было на редкость негигиенично. – Видишь?
Краска осталась на его ладони, а не на моей коже. Более того, даже следа от наконечника на ней не удавалось рассмотреть.
– Что это значит?
– У тебя нечеловеческая регенерация. Можешь еще пирсинг попробовать, зуб даю, любой прокол у тебя за полчаса зарастет.
Пирсинг я пробовать не захотела. Вместо этого я попросила лист бумаги, ручку и отправилась в туалет. Там при свете синей потолочной лампы я все тщательно переписала и перерисовала. «Меня зовут Таисия, я стальная змейка, я защищаю…» Следующий символ я никогда не могла расшифровать. Рисуночное письмо, черт его дери. Это могло читаться и как фараон, и как солнце, и как желание.
Когда я вышла из туалета, в кресле у Эдика сидел новый клиент.
– Спасибо за ручку, – сказала я, положив ее на стойку. – Пока.
– Девушка, – протянул из кресла мускулистый парень. – Где вы прячете свои крылья? Вы же ангел?
Эдик скривился:
– Брось, Тимур, она на пикаперские штучки не ведется. Не твоей лиги барышня.
Я вернулась на набережную, купила у лоточника карамельное яблоко на палочке, и, сидя в машине и хрустя лакомством, любовалась ночной рекой, проплывающими катерами, тем, как причудливо дробится в волнах фонарный свет.
Низкий мужской голос вывел меня из задумчивости:
– Таисия?
У машины стоял мой доктор-спаситель, без белого халата, но вполне узнаваемый. Черная футболка плотно облегала рельефную грудь. В руке он держал точно такое же, как у меня, яблоко.
– Добрый вечер, – я отсалютовала лакомством. – Гуляете?
– Перемещаюсь, – он улыбнулся. – Из точки «А» в точку «Б».
– Точка «А» – это больница, а «Б», наверное, дом?
– Я живу в отеле, – ответил доктор.
– Хотите, я вас подвезу? – неожиданно спросила я.
Он кивнул:
– Меня не часто подвозят хорошенькие пациентки.
– Значит, я все-таки хорошенькая? – дождавшись, когда он займет пассажирское место, я завела мотор.
– Я никогда не утверждал обратного.
Дорогу я знала, нам не пришлось даже сверяться с навигатором. На трассе я привычно ускорилась, мой попутчик наблюдал за моими действиями со вниманием инструктора автошколы, о чем я ему не приминула сообщить.
– Вы давно водите?
– Ну, права я получила в шестнадцать, значит, десять лет. Это была неловкая попытка выяснить мой возраст?
– Таисия, я читал вашу медкарту, так что знаю и более скрываемые тайны.
– Например, какие?
Он округлил глаза и выдохнул:
– Все!
Мы синхронно расхохотались.
По дороге мы почему-то решили, что ехать ему сейчас в отель глупо. Я предложила обзорную экскурсию гостю нашего города. Он с радостью согласился. И мы поехали на обзорную площадку, с которой открывался самый красивый вид на Славигорск.
Я заглушила мотор, когда мы добрались до места, и тишина опустилась с неба, накрыв нас будто пологом. Не уверена, кто из нас сделал первый шаг, вполне может быть, что я, но уже через пару минут мы самозабвенно целовались, срывая друг с друга одежду.